Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Вагон с лязгом дёрнуло — раз и другой. Поезд тронулся будто через силу, но постепенно стал набирать ход. Фалько так и не вернулся.

Глава 19. Превращения

Ту-тум, ту-тум — стучали колёса. Туда-сюда — покачивался вагон. И я, обхватив руками колени, качала, баюкала себя ему в такт. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда…

Лёгкий шорох.

— Прости, что задержался.

Ни чирканья спички, ни щелчка зажигалки — свеча в стеклянном коконе вспыхнула беззвучно. Новая, длинная. Старая вчера догорела почти дотла.

Еле удержалась, чтобы не спросить: "Хорошо прогулялся?"

Он мне ничем не обязан. Наоборот, это я у него в неоплатном долгу. А впрочем, надо ещё посмотреть, чем закончится наше путешествие.

— Надеюсь, всё по размеру, — Фалько уселся рядом, разложил передо мной пакеты, свёртки, коробки. — До Носсуа меньше часа. Стоянка будет короткой. Думаю, тебе лучше переодеться заранее.

Не дождался ответа и добавил:

— Можешь, конечно, остаться, в чём есть, но тогда мне придётся…

— Не надо мне угрожать! — я подтянула к себе покупки.

Платье и жакет оказались лилово-серого цвета, довольно приятного, насколько можно судить при свете единственной свечи. Подол и полы расшиты мелким стеклярусом с жемчужным отливом. Серые туфли с отделкой в тон. Изящная шляпка, сумочка, лёгкий шарфик через плечо. Ничего кричащего и вульгарного, как можно было ожидать от мужчины, живущего в диких горах. Две пары чулок, комплект белья… Он наверняка поручил выбор продавщице.

Я немного успокоилась — настолько, что стало стыдно за свою вспышку. Теперь можно и поговорить:

— Послушай, я всё понимаю. Новая одежда нужна, и ты хотел сделать мне сюрприз, это мило. Но я же с ума сходила, пока тебя не было. Вдруг ты попал под поезд. Вдруг тебя поймали. Что делать, если ты не вернёшься… И эта гнетущая темнота. Мог бы хоть лампу оставить.

— Тебе всё равно нечем было её зажечь, — сказал Фалько мягко.

Я пыталась поймать его взгляд, но он смотрел в сторону.

— Ты мог бы дать мне спички.

Он не ответил.

— У тебя нет спичек? Ты делаешь это как-то… по-своему?

Обида ушла. Но его молчание давило на уши, как темнота несколько минут назад давила на глаза. Наверное, он рассчитывал на благодарность, а может, и на женский восторг от обновок. Что ж, этого я ему дать не могу. Но скажу правду:

— Красивые вещи. Мне нравятся. А для себя ты ничего не купил? Так и будешь ходить по Носсуа чёрным вороном? Мы ведь должны быть незаметными.

— Рядом с тобой меня не заметит никто, — произнёс он траурно-серьёзным голосом.

— Это шутка? Или, более того — комплимент?

— Мы теряем время, — заявил он тем же тоном. — Переодевайся, я отвернусь.

И сделал, как сказал.

Я пошуршала упаковкой, не отрывая глаз от его спины: будет подглядывать или нет? Выждала и пошуршала ещё. Фалько сидел не шевелясь. Что ж, я в нём и не сомневалась. Но хотелось какого-нибудь знака, хоть малейшего намёка, что ему не всё равно. После всего, что было за эти три дня, после всех наших вынужденных объятий, после того, как он носил меня на руках, сушил моё бельё, его должно тянуть ко мне, хоть немного.

Или… От этой мысли спазм сжал горло. Или у него есть подруга — такая же, как он сам.

Я запретила себе торопиться. Света мало. Ещё не хватало надеть платье наизнанку. Медленно натянула чулки, пристегнула к поясу, раздумывая, что буду делать, если он всё-таки обернётся, сунула ноги в туфли. Надо же — впору. Сидят отлично, не трут, не давят. Будто сшиты на заказ.

— Фалько.

— Да, — он не шелохнулся.

— Тогда, ночью у костра, я забыла кое-что спросить.

— Не обещаю, что отвечу.

— Это не про твои секреты. Когда я была в доме Карассисов… кто-то разбил окно. Большим тяжёлым камнем. С улицы такой не бросишь.

— Я бросал не с улицы.

Вот так сходу — взял и признался.

— А… зачем?

— Мне приказали, — голос бесцветный, нарочито пустой. — Ты не должна была потерять невинность с Дитмаром Карассисом.

Что?!

Я потрогала щёки — горят, но не сильно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А с чего ты взял, что я не… не потеряла её раньше?

Фалько молчал.

— А если бы он не остановился, ты вмешался бы?

— Разумеется.

— По приказу?

— Естественно.

Интересно, почему я не злюсь?

Жакет. Шарфик. Шляпка.

— Ещё один вопрос. У тебя нет зеркала?

Секундная заминка.

— Прости. Не подумал.

— Тогда посмотри на меня.

Фалько повернулся медленно, словно ждал подвоха или, напротив, предвкушал удовольствие. Думал, я стою перед ним голая?

Ох… придёт же в голову. Где мой рассудок?!

Он приблизился, разглядывая меня пристально и, пожалуй, придирчиво. Велел повернуться вокруг себя. Вынес вердикт:

— Очень неплохо.

В этот момент что-то лязгнуло, вагон сильно тряхнуло, я потеряла равновесие и оказалась в объятьях Фалько.

— Осторожнее, — сказал он тихо, держа меня за плечи.

Поезд снова дёрнулся и пошёл ровнее, замедляя скорость.

— У тебя локон выбился из-под шляпки. Непорядок.

Он медленно поднял руку и дотронулся до моей щеки. Кожа на подушечках его пальцев была шершавой и горячей. А в глазах горели, казалось, не отсветы свечи, а зарево внутреннего пламени. Мягким движением — от скулы к виску, от виска к уху — он вливал в меня своё тепло… уверенность… силу… покой…

— Вот так, теперь хорошо.

Мы стояли лицом к лицу, и вагон качал нас, качал, укачивал. Потом замер.

Фалько убрал руку и сделал шаг назад.

— Прибыли. Надо собрать упаковку и старые вещи.

Где-то бесконечно далеко, за гранью миров, слышался грохот, шум, голоса.

Фалько торопливо запихивал в чехол из-под платья плащ, упаковочную бумагу, мои старые туфли. Надо было помочь. Но я стояла, прижав ладонь к щеке, глядела на него и улыбалась.

19.1

Инструкции сьера В. К., прилагавшиеся к наследству в Каше-Абри, категорически запрещали мне посещать два города — Нид и Шафлю. И только сейчас я задумалась, почему в детстве меня никогда не возили в столицу. Ведь родители так любили путешествовать! Летом отец брал отпуск, и мы втроём отправлялись в какое-нибудь интересное место. Побывали в курортном Мисьюде и солнечной Пиалоне, богатой фирамскими памятниками, вдоль и поперёк исходили Грапу — архитектурную жемчужину восточных провинций, гуляли по монументальному и суровому Ханну, считавшемуся оплотом Равновесия…

Когда мне было пятнадцать, очередь дошла до Новианы, бывшей столицы графов Рованских. Почти тысячу лет назад Новиан стал форпостом Литезии в диких восточных землях. Графы строили замки, прокладывали дороги, огнём и мечом насаждая цивилизацию среди варваров лясов и висов. Резиденция захватчиков быстро обросла посадами и слободками. Со временем Рованы изнежились, снесли замки, возвели дворцы и окружили их прекрасными садами. Посады и слободки частью слились с Новианом, частью превратились в торговые и ремесленные предместья.

Самым молодым, отдалённым и бедным из них был Шафлю. Но именно там горстка дерзких магов однажды учредила тайный союз с невозможной, казалось, целю — прекратить хаос и установить на континенте власть знания и разума. Вряд ли кто-то мог подумать, что всего через четыреста лет вокруг Магистериума вырастет величайшая столица мира, некогда гордый Новиан станет крохотным туристическим городком, дворцовый комплекс превратится в музей, а от графов Рованских останутся только портреты в золотых рамах.

В пятнадцать лет меня не интересовали портреты, статуи и исторические анекдоты из уст усталых гидов. До Шафлю с его чудесами и бурлением жизни было рукой подать — чуть больше часа на омнибусе. Родители обещали. Но сначала им хотелось обойти все дворцы, павильоны и гроты, понюхать все цветы в саду, полюбоваться фонтанами, расспросить седого экскурсовода с бородавкой на носу о деталях адюльтера последнего графа Рована, сфотографироваться на фоне тысячелетнего тиса и отужинать в кабачке, где Гийом Лами написал свой "Круговорот чувств". Потом у мамы разболелась голова, потом папа простыл…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})