День Шакала - Фредерик Форсайт

Водитель включил счетчик и осторожно тронулся с места, чтобы съехать по наклонному спуску на улицу. Проезжая дорожка огибала привокзальную площадь дугой, один конец которой упирался во въездные ворота, другой — в выездные. Такси заскользило вниз к выезду. Водитель и пассажир одновременно услышали нарастающий вой сирен, который перекрыл крики пассажиров, пытавшихся привлечь к себе внимание таксистов. Когда такси выехало к повороту на улицу и притормозило, прежде чем влиться в поток машин, три полицейских автомобиля и две «черные марии» влетели через въездные ворота и остановились перед центральными арками возле главного зала.

— Ишь как забегали, сукины дети, — заметил водитель. — Куда прикажете, господин аббат?

Священник дал ему адрес маленькой гостиницы на набережной Гран-Огюстэн.

Вернувшись к себе в девять часов, Клод Лебель нашел записку с просьбой позвонить комиссару Валантэну в тюльский комиссариат. Его соединили за пять минут. Валантэн говорил, а он делал пометки в блокноте.

— Автомобиль проверили на отпечатки пальцев? — спросил Лебель.

— Конечно, и комнату в замке тоже. Полным-полно отпечатков, и все сходятся.

— Переправь их сюда, да поскорее.

— Слушаюсь. Не прислать ли заодно и жандарма из КРС, с вокзала в Тюле?

— Спасибо, не надо, он не расскажет нам ничего нового. Спасибо за старание, Валантэн. Теперь мы сами им займемся.

— Вы уверены, что датский пастор? — спросил Валантэн. — Может, совпадение?

— Нет, — сказал Лебель, — конечно, это он. Один чемодан он выбросил, скорее всего, вы найдете его где-то между Верхним Шалоньером и Тюлем. Поищите в речках и ущельях. Но три оставшихся багажных места — слишком уж все сходится. Конечно, это он.

Лебель положил трубку.

— А теперь извольте, пастор, — с горечью сказал он Карону, — датский пастор. Как звать, неизвестно, жандарм не мог припомнить фамилию в паспорте. Таковы люди, и ничего с этим не поделаешь. Таксист засыпает на дороге, садовник не решается выяснить, почему его хозяйка проспала шесть лишних часов, полицейский запамятовал фамилию в паспорте. Скажу тебе одно, Люсьен: это мое последнее дело. Совсем я старею. Старею и начинаю плохо соображать. Распорядись, чтобы подавали машину. Пора на вечернюю пытку.

Заседание в министерстве проходило в натянутой и напряженной атмосфере. Около часа собравшиеся слушали последовательный отчет о событиях: как был найден след, приведший из леса в Эглетон, как потерялся крайне необходимый свидетель-таксист, как узнали об убийстве в замке и о том, что седоватый высокий датчанин сел в Тюле на парижский экспресс.

— Короче говоря, — произнес Сен-Клер ледяным тоном, когда Лебель кончил, — убийца сейчас в Париже под новым именем и с новой личиной. Похоже, мой дорогой комиссар, что вы опять сели в лужу.

— Отложим обвинения на будущее, — вмешался министр. — В данный момент, господа, нам остается только одно. Я буду просить президента о новой аудиенции и попрошу отменить все общественные мероприятия с его участием до тех пор, пока этот тип не будет изловлен и уничтожен. Тем временем каждого датчанина, приехавшего в Париж сегодня вечером, надлежит рано утром поименно и безотлагательно проверить. Я могу положиться на вас, комиссар? И на вас, господин префект полиции?

Лебель и Бувье утвердительно кивнули.

— В таком случае, господа, на сегодня — все.

— Чего не могу переварить, — сказал Лебель Карону позднее в их кабинете, — так это то, что они настаивают, будто все дело в его везении и нашей глупости. Конечно, ему везет, но он еще и чертовски умен. А нам не везет, и мы наделали ошибок. И я наделал. Но есть еще один момент. Два раза мы с ним разминулись. Тогда он в последнюю минуту удрал из Гапа в перекрашенном автомобиле. Сейчас он скрывается из замка, убив к тому же свою любовницу, через несколько часов после того, как нашли «альфу-ромео». И каждый раз это происходит утром, а накануне я сообщаю совещанию, что он окружен и его поимка — вопрос ближайших двенадцати часов. Люсьен, друг мой, я начинаю подумывать о том, чтобы воспользоваться своими неограниченными полномочиями и устроить маленькое прослушивание телефонных разговоров.

Он стоял, опершись на подоконник, и смотрел поверх плавно текущей Сены в сторону Латинского квартала, где ярко сияли огни и над освещенной водой носился смех.

Метрах в трехстах от него другой человек, опершись на подоконник в своем номере, задумчиво созерцал в летней ночи массивное здание ПЖ, высящееся левее залитых прожекторами [шпилей] собора Парижской богоматери. На человеке были черные брюки, дорожные ботинки и шелковая спортивная рубашка, закрывавшая белую сорочку, и черный нагрудник священника. Он курил длинную английскую сигарету с фильтром. Пряди седеющих волос плохо сочетались с его моложавым лицом.

Не подозревая об этом, двое людей смотрели в направлении друг друга поверх вод Сены, а тем временем в пестром перезвоне церковных колоколов наступило 22 августа.

Часть третья. Технология убийства

19

Отдохнуть Лебелю не удалось. Едва он заснул, как в половине второго его разбудил Карон.

— Простите, шеф, но я тут кое-что надумал. У этого Шакала, у него теперь датский паспорт, верно?

— Ну и что? — Лебель встряхнулся.

— Ну и либо он фальшивый, либо краденый. Раз он покрасился, значит, наверно, краденый.

— Значит, ну и что?

— В июле он съездил на разведку в Париж, а так-то все был в Лондоне. Стало быть, украл паспорт здесь или там. А датчанин что сделает, коли у него пропал паспорт? Он, датчанин, обратится в свое консульство.

Лебель вскочил на ноги.

— Да ты, друг Люсьен, пожалуй, далеко пойдешь. Звони в Лондон Томасу домой, а потом звони здешнему датскому генеральному консулу.

Битый час он провел у телефона — и уговорил обоих встать и поехать на службу, а сам снова улегся около трех. В четыре его разбудил звонок из префектуры: им в полночь и в два доставили девятьсот с лишним регистрационных карточек датчан-постояльцев, и они теперь их сортируют: «вероятные», «возможные» и «прочие».

До шести он не ложился и как раз пил кофе, когда позвонили перехватчики из ДСТ, которым Лебель дал инструкции в начале первого. Перехватили. Через пять минут они с Кароном мчались в машине по светлым безлюдным улицам, к Управлению ДСТ. В подвальной лаборатории они прослушали запись разговора.

Вслед за громким щелчком послышалось верещание: набирали семизначный номер. Затем протяжный гудок и снова щелчок: сняли трубку.

Сипловатый голос сказал: «Алло?»

Женский голос сказал: «Ici Jacqueline».

Мужской отозвался: «Ici Valmy».

Женщина быстро проговорила:

— Они знают, что он — датский пастор. В полночь, а потом в два и в четыре они соберут по гостиницам регистрационные карточки всех датчан в Париже. Потом всех проверят.

После паузы мужской голос сказал: «Merci», и раздались один за другим два щелчка.

Лебель глядел на медленно вращающиеся бобины.

— Номер засекли? — спросил он.

— Конечно. Определяется по возврату диска. Молитор пять-девять-ноль-один.

— Адрес узнали?

Связист протянул ему листок бумаги. Лебель взглянул на листок.

— Пойдемте, Люсьен. Надо навестить господина Вальми.

В семь часов, когда учитель готовил на конфорке утренний кофе, в дверь постучали. Он нахмурился, прикрутил газ и пошел открывать. В дверях стояли четверо: он сразу, понял, кто они и зачем пришли. Двое в форме подались вперед, однако низенький человечек добродушного вида сделал им знак подождать.

— Ваш телефон прослушивали, — спокойно сказал он. — Вы — Вальми.

Учитель ничуть не смутился и отступил, пропуская незваных гостей.

— Можно одеться? — спросил он.

— Да-да, конечно.

Под присмотром двух полицейских он натянул поверх пижамы рубашку и брюки. Молодой человек в штатском оставался в дверях. Старший прошелся по квартире, оглядывая кипы книг и папок.

— Да тут за сто лет не справишься, а, Люсьен? — сказал он.

— Слава богу, это не наша забота.

— Вы готовы? — обратился он к учителю.

— Да.

— Отведите его в машину.

Комиссар остался один в квартире и принялся просматривать бумаги, разложенные на столе. Это были правленые экзаменационные сочинения. Видимо, учитель брал работу на дом, чтобы не отлучаться: ведь Шакал мог позвонить в любое время суток. В 7.10 телефон зазвонил. Секунду-другую Лебель колебался, затем рука его точно бы сама протянулась и сняла трубку.

— Алло?

Послышался ровный, тусклый голос:

— Ici Chacal.

Лебель лихорадочно соображал.

— Ici Valmy, — сказал он и замолк. Никакие слова не шли на ум.

— Что нового? — спросил голос.

— Ничего. Они потеряли след в Коррезе.

Лоб его покрылся испариной. Главное — чтобы Шакал еще несколько часов не трогался с места. Раздался щелчок, и телефон заглох. Лебель положил трубку и стремглав кинулся по ступенькам вниз, к машине у тротуара.