Хозяйки судьбы, или Спутанные Богом карты - Мария Метлицкая

На работу теперь Смирнов не ходил – летал. Ведь там была Марта. И он был уже счастлив. Он разрешил ей курить в комнате и выбегал в закуток, где стояла плита, варить ей кофе утром и ближе к вечеру – у Марты было низкое давление. Он так любил ее, что и думать не смел о том, чтобы предложить ей себя. Да и что можно было предложить? Грустно. Но человек он был не грустный, а чересчур даже оптимистичный, и то, что он мог видеть Марту каждый день, уже было счастьем. Марта относилась к Смирнову снисходительно: не досаждает, отпускает в любое время, делает за нее какую-то работу, оставляет два заказа (она не знала, что он отдавал ей свой – подвиг по тем несытым временам). Пусть любит. Не начальник – золото.

Пока Марта грустила, Смирнов принес ей кофейник с хорошим, крепким кофе. Лерка поморщилась, а Марта с достоинством кивнула. И так было изо дня в день.

Почти под Новый год у Марты стал нарывать палец. Мама заволновалась и отправила ее в поликлинику. Когда Марта зашла в кабинет, морщась от боли, ей показалось, что попала она в солнечную Италию – такие мужчины могли родиться только там.

Доктор, с буйными черными кудрями, с закатанными до локтя рукавами белоснежного халата, осмотрел Мартин палец быстро и все оценил.

– Маникюр делали?

– Да, – всхлипнула Марта.

– Надо вскрыть, не бойтесь, я обезболю. А Марта испугалась не простой хирургической операции, а самой себя. Она вошла и сразу поняла, что пропала. Как когда-то понял это Смирнов, посмотрев на Марту.

Доктор бережно вскрыл гнойник, посмотрел ей в глаза и улыбнулся. У Марты закружилась голова.

– Вам плохо? – испугался он.

– Мне хорошо, – ответила Марта.

– Завтра на перевязку, – сказал он и дал больничный.

На то, что палец болел, Марте было наплевать. Пусть хоть отрежут. Завтра будет перевязка! Жизнь обретала смысл.

Потом они говорили, что их роман начался с нарыва. Они еще не знали, что все нарывы будут впереди.

Через три дня они гуляли по скользким тротуарам, взявшись за руки, и понимали, что случилось в их жизни что-то очень важное. Это была судьба. Они целовались в подъездах и находили десятки причин, по которым невозможно было расстаться. И оказывалось, что нравится им одно и то же: одинаковые фильмы, и любимые писатели – Чехов и Воннегут, и любимые художники – Писсаро и Дега, и даже в еде, Господи, их вкусы совпадали – пирожки с капустой и сырники. Это было столкновение двух планет. Определенно – судьба.

– А где мы встречаем Новый год? – спросила счастливая Марта.

– Ты дома, детка, ты же на больничном, – отшутился Изотов.

– А ты?

– И я дома.

– Ну, я серьезно, – захныкала Марта. Изотов остановился, посмотрел ей в глаза и жестко повторил:

– Я – дома, детка. С женой и сыном.

Если бы он отрезал Марте палец, было бы не так больно.

– А я, как же я?.. – бормотала растерянно Марта.

Новый год Марта просидела с родителями на кухне, хотя звали и Лерка, и Галина – лучшая подруга. Никуда идти не хотелось. Жизнь опять повернулась спиной. Первого вечером Марта все же поехала к Галине. Галина жила одна: с одной стороны – полная свобода, с другой – смертная тоска. Но Галина привыкла. Ей было уже за тридцать, гладкие волосы, голубые глаза, пышные формы. Галина гордилась тем, что всегда говорила правду. Это было не совсем приятно, но потом оказывалось полезно.

– Ну, выбирай, – говорила Галина, – или любовь, или муж.

– А вместе никак нельзя? – робко поинтересовалась Марта.

– Можно. Но это не у всех. У кого-то совпадает, у нас с тобой – нет.

Пятый год два раза в неделю к ней ходил женатый и лысоватый инженер Петров, Галинина неземная любовь.

– А может, еще и разведется, – обнадежила Галина, пожалев потухшую Марту. – Но это – борьба. Имей в виду. Я бьюсь уже пятый год. Усилия нечеловеческие, а подвижки – миллиметры. Предупреждаю.

Марта подумала, что за инженера Петрова она бы биться не стала. То ли дело – Изотов. Но у всех своя история.

– Мне – двадцать шесть, – всхлипнула Марта. – Я хочу замуж и детей.

– Рожай, рожай от любимого, тебе-то родители помогут, это я – одна. А так – просто убьешь на него время, и утекут твои красота и годочки, как вода из ладоней. Тебе решать.

Закрывать больничный Марта не стала – Изотов не объявлялся три недели. Потом позвонил. И они опять сошли с ума. Теперь уже окончательно.

– Не беги от меня, ничего не выйдет, – угрожающе дал совет Изотов.

О его разводе Марта не заговаривала – считала это ниже своего достоинства. Встречались они теперь раза два в неделю. Чаще деваться было просто некуда. Если он находил квартиру – мчались туда как сумасшедшие, боясь потерять драгоценные минуты, и расстаться не было сил. Однажды Марта увидела его с женой – высокая худая блондинка, тонкие волосы, светлые глаза, крупные зубы – ничего выдающегося. Рядом с Мартой – пустое место. Но она – жена и мать и ответственный квартиросъемщик, значит, пустое место вообще-то – Марта. Статус, общее имущество и ребенок – незыблемо. По крайней мере в Мартином случае.

Вскоре Марту начали раздражать праздники и выходные – или на кухне с родителями, или Галина с четкими формулировками, от которых начиналась тошнота.

«И это моя жизнь? – думала Марта. – Пять дней ожидания, сорок минут страсти на чужих простынях, и скорее бы наступил понедельник. А в понедельник – пыльные цветы в горшках и похудевший от страданий Смирнов в вязаном жилете...»

Марта рассталась с Изотовым через полтора года, напоровшись у метро на его жену, шедшую осторожно, глядя себе под ноги, – так ходят беременные. Она позвонила Изотову и поздравила его с будущим повторным отцовством. Он молчал.

Марта поменяла телефонный номер, иначе она боялась, что не справится. Однажды он ждал ее у подъезда. Она плакала и кричала, как она ненавидит его, и молила, чтобы он оставил ее в покое.

– Ты же врач, а делаешь так больно! Оставь меня, оставь, ну умоляю. Мне надо выкарабкаться и жить, ну пожалей меня, пожалуйста.

Он кивнул и ушел. Она смотрела ему вслед и не понимала, что страшнее: то, что он ушел, или если бы он остался.

Смирнов видел, как Марта страдает, и страдал сам. За двоих. За себя и больше – за нее. Это и было высшее проявление любви. Он желал ей счастья – с кем угодно, только бы не видеть ее больных глаз. Всю ее нехитрую работу он теперь делал за нее, проводил пару раз до дома, острил, размахивал портфелем. Она не очень-то реагировала, просто шла рядом и смотрела себе под ноги.

И однажды он, обнаглев, сделал ей предложение. Марта удивилась, подняла брови и внимательно и долго смотрела на Смирнова.

И вдруг, неожиданно даже для себя, сказала: «Да».

На свадьбе Марта напилась и безудержно веселилась. Ей казалось, что это вообще не ее свадьба, а если это и имеет к ней отношение, то скорее всего, что это поминки по ее большой любви и прошлой жизни.