Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас

Они также чрезвычайно интересны для обсуждаемой нами темы. Они учат нас помнить, что если в космосе, равно как и на Земле, мы обнаруживаем существ, неспособных разговаривать с нами вслух, мы не обязательно должны делать вывод об их неспособности формировать понятия, думать или воплощать мысль в действие.

Молодая самка японского макака начала мыть сладкий картофель и в конце концов научила этому культурному новшеству всех членов своей стаи. В дальнейшем она научилась убирать песок с зёрен пшеницы, просеивая их с помощью воды, приучив обезьян, которые подражали ей, играть в воде, пока не произошла культурная революция (обезьяны начали плавать и передавать это умение другим). А сейчас мы можем порассуждать о том, каким был бы результат, если бы некоторые из получивших обучение шимпанзе были возвращены в свои родные места обитания и смогли передать другим свои новые языковые навыки. В частности, язык жестов, похоже, настолько хорошо соответствует их физическим возможностям и естественной привычке общаться с помощью жестов, что мысль о том, что образованные обезьяны могут разговаривать между собой так же, как и с людьми, больше не кажется надуманной.

Какие эволюционные тенденции это может запустить? Возможно, поколение за поколением может эволюционировать всеобщий язык жестов, в противоположность звуковым сигналам и знакам. Также может оказаться полезным задуматься о том, насколько много информации передаётся невербальными средствами не только у обезьян, но и у нас, людей. Помимо спонтанно придуманных знаков и жестов, которые мы используем, чтобы донести смысл наших слов до тех, с которыми мы не разговариваем на одном языке, существуют также наши собственные обычные жесты, которые усиливают и заменяют наши слова.

«Язык тела» передаёт огромную смысловую нагрузку через позу, походку, выражение лица, степень оживлённости, насыщенный или побледневший цвет кожи, смех, слёзы, притопывание ногами, сжатие кулаков, съёживание, постукивание по столу и так далее, и тому подобное. Существуют также общепринятые жесты приветствия и прощания, триумфа, согласия или отрицания, которые понятны почти всем, независимо от того, какой именно язык является для человека средством речевого выражения мыслей.

Однако какими бы ни были наши рассуждения о языке или любом другом виде коммуникации, мы всегда должны напоминать себе, что когнитивный процесс протекает так же избирательно, как восприятие. То, как существо будет понимать воспринимаемые им обстоятельства и какую информацию оно будет передавать, будет соответствовать всему его образу жизни, точно так же, как его чувственное восприятие приспособлено учитывать те аспекты окружающей среды, которые важны для его существования или, в случае человека, представляются важными в сложившихся обстоятельствах.

Совершенно очевидно, что мы не всегда одинаково ясно видим все окружающие нас предметы, которые теоретически являются видимыми. Наш мозг выделяет из окружающей обстановки те её части, которые кажутся ему значимыми, точно так же, как ухо посетителя «коктейльной вечеринки» выделяет из общего шума те голоса, которые хочет услышать его обладатель. Именно эта избирательность, в свою очередь, определяет материал, который оказывается доступным когнитивным процессам для, если так можно выразиться, «переваривания», и который в итоге определяет содержание информационного обмена, который будет осуществлять некое существо.

Даже внутри нашего собственного вида — и даже если в экспериментальных целях в одну и ту же обстановку будет помещено сразу много людей из разных уголков мира — люди, принадлежащие к одной культуре, будут наблюдать, оценивать и действовать в соответствии с ней, и общаться о её аспектах, отличных от аспектов другой культуры. Язык часто даёт ключ к пониманию когнитивных процессов представителей определённой культуры. Например, в английском языке, как и в большинстве европейских языков, есть лишь одно слово, обозначающее «снег». Эскимос был бы удивлен нашей нечувствительностью к различным видам или степеням выраженности этого явления; в его языках для него есть множество слов, каждое из которых описывает снег определённого рода. Очевидно, что снег — это аспект окружающей среды, который для эскимоса важнее, чем для европейца; поэтому его чувства настроены на более тщательное наблюдение за его более тонкими отличиями, и у него есть слова, чтобы их выразить.

Человечество демонстрирует культурные различия в восприятии мира человеком не только в устной, но и в письменной форме. Например, иероглифы китайской письменности представляют собой скорее идеи, чем звуки. Изгиб над прямой линией (солнце над горизонтом) означает «утро»; солнце и луна вместе означают «свет»; рот и птица вместе означают «пение»; женщина под крышей означает «покой».

Эти символы-идеи совершенствовались веками, а на изобразительный элемент накладывались дополнения, предназначенные для более точного определения этого термина, так что сегодня многие из них представляют собой очень сложные символы. Так, есть знак для обозначения лошади, другой для «гнедой лошади с белым животом», и ещё один — для «лошади с белым пятном на лбу».

Тем не менее, многие иероглифы остаются относительно простыми и обладают тем большим преимуществом, что корейцы и японцы могут понимать и читать письменность так же легко, как и китайцы, даже несмотря на то, что в разных местностях символы читаются как разные слова. Это также обеспечивает стандартное средство общения для всех жителей самого Китая, где многочисленные диалекты большей частью непонятны носителям иного диалекта.

Как отметил Уилл Дюрант в своей монументальной «Истории цивилизации»,

это преимущество сохраняется как во времени, так и в пространстве; поскольку письменность осталась практически неизменной, тогда как разговорный язык разделился на сотни диалектов, литературу Китая, которую записывали этими иероглифами на протяжении двух тысяч лет, в наши дни может читать любой грамотный китаец, хотя мы и не можем сказать наверняка, как древние писатели произносили слова или излагали идеи, которые олицетворяли эти знаки.

Действительно, среди предметов, найденных в захоронениях в Хонане, были документы, предположительно относящиеся ко времени правления династии Шан (1766-1123 гг. до н. э.), которым, таким образом, около 3500 лет; они написаны знаками, которые практически идентичны тем, что всё ещё используются в наше время, и которые по-прежнему легко понять по прошествии многих веков. Ещё раз процитируем Дюранта:

Эта система письменности была высоким интеллектуальным достижением во всех смыслах: она классифицировала весь мир — объектов, видов деятельности и качеств — на несколько сотен корневых или «основных» знаков, объединяя с этими знаками около полутора тысяч отличительных отметок и заставляя их представлять в своих законченных формах все идеи, используемые в литературе и жизни. Мы не должны быть слишком уверенными в том, что наши собственные разнообразные способы записи наших мыслей превосходят эту, на первый взгляд, примитивную форму… Такой язык знаков объединяет сотни поколений и четверть всех жителей Земли

несмотря на их естественное разнообразие и изменчивость в пространстве и времени,