Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов

– Впечатляет. Правду сказать, не как у Арнольда, но рельефно.

– У меня нет задачи выступать на соревнованиях по культуризму или быть похожим на Руки-базуки.

– Это что такое? Уж простите за невежество.

– Кто такой? Фрик. Считает себя блогером. Для привлечения внимания накачивает мышцы синтолом. Пару раз чуть не откинулся, потому как перебарщивает. Выглядит жутко. Погуглите как-нибудь на досуге.

– Если не забуду, то обязательно. Хотя забыть будет проблематично. Уже предвкушаю.

– Не переоценивайте его. Вам будет сложно развидеть эту картинку после того, как поближе познакомитесь с выдающимся во всех смыслах субъектом Руки-базуки.

– Обещаю: буду себя беречь – посмотрю одним глазком. Что касается вас, Арсений, отрадно, что молодой человек в активном возрасте не имеет дурных привычек. Признаюсь, в моей молодости и в моем кругу это было бы странно.

– В моем – абсолютно нормально. Наоборот, излишества считаются чем-то нездоровым. Разве что кроме травки. Алкоголь точно не приветствуется.

– Теперь я спокоен за будущее страны. Одного не могу понять: почему при столь взвешенном отношении к работе и отсутствии вредных привычек вы испытываете такой антагонизм к рабочему процессу? Судя по описанию, ничего запредельно сложного в том, что вы делаете, нет. Или я чего-то не понимаю?

– Постараюсь объяснить.

– Будьте любезны, Арсений.

– Основная проблема – люди, с которыми приходится сотрудничать.

– Коллеги?

– Не из редакции. Представители сейлз-хауса.

– Что это?

– Отдел продаж.

– И что с ними не так?

– Да все. Иногда у меня ощущение, что их набирают по принципу «чем ниже умственные способности, тем лучше». Как будто HR при составлении объявления о приеме на работу в качестве обязательных пунктов указывает: «олигофрения, легкая степень дебилизма, синдром Дауна», а на собеседовании просит медицинскую карту с подтверждением этих диагнозов. Особенным шиком, видимо, считается, если кандидат имеет свойство надолго уходить в себя в процессе разговора, чтобы сформулировать мало-мальски приемлемую мысль, или страдает дислексией. Знание же основ журналистики находится под полным запретом. У этой касты принято смешивать в кучу все жанры, не отличать новость от статьи ни при каких обстоятельствах. Выучить эту несущественную разницу их не заставит никто и ничто, сколько бы они ни проработали в отрасли. Равно как понять, что нельзя обливать конкурентов потоками дерьма, не имея на то убедительных доказательств типа судебных решений или других верифицированных документов, хотя иногда даже имея их на руках, лучше не связываться. Короче, такой подход очень утомляет. Особенно из-за того, что часто постановка задачи происходит в нерабочее время и в режиме аврала.

– Вижу, у вас наболело.

– Не то слово! Иногда бываю в бешенстве. И не скрываю своего отношения. К сожалению, это плохо сказывается на взаимоотношениях в коллективе.

– Понимаю. Вы думали, почему они себя так ведут?

– По той же причине, по которой при наличии презумпции невиновности наша полиция сажает всех, кто хоть немного подставился. У них есть план, и его надо выполнять. Не выполнишь – не будет бонусов (а зарплаты у сейлов – так себе), а не будет их – начнутся проблемы в семье. Потому что тогда никаких дорогих тачек, шмоток, поездок на Мальдивы, дорогостоящих хобби. Поэтому им неважно, что они продают, лишь бы продать. Только объем и суммы имеют значение. Из-за них они не видят продукта, которым торгуют.

– Чем же это плохо? По-моему, в эпоху капитализма вы описали не самые плохие качества.

– Если бы они торговали утюгами, я бы лично построил им постамент для памятника. Но наш продукт гораздо сложнее. Линейный принцип с ним не прокатывает, так как сильно влияет на качество. И аудитории в какой-то момент это становится заметно.

– Но пока же, как я понимаю, все нормально?

– Да. Но цена слишком высока – миллиарды моих нервных клеток, – огрызнулся Арсений.

– Мы спасем их. Обещаю. Слово Кузнецова.

– Ваша репутация не позволяет сомневаться в этом, но я на пределе.

– Спокойствие, только спокойствие! Потерпите еще немного, и, повторюсь, мы решим все ваши проблемы. К тому же вы наконец-то начали о них говорить, и конфигурация борьбы стала вырисовываться все четче. Сие мне нравится.

– Рад за вас, док.

– Арсений, отбросьте скептицизм. Мне удавались и более серьезные случаи.

– Вы уже поставили диагноз?

– Окончательный – нет. Но, думается, я на верном пути.

– Можете рассказать о ваших догадках?

– Давайте пока не будем забегать вперед. Я понимаю, что вам хочется решить все побыстрее, но в моем ремесле, так же как и в вашем, более замысловатый подход к предмету, чем в производстве утюгов. Кстати, ответьте на один занимающий меня вопрос: как вам удалось так глубоко погрузиться в профессию за относительно небольшой срок?

– А почему вы так решили?

– По тому, как вы рассказываете о проблемах на работе. Очень глубоко. Такое понимание вырабатывается годами.

– Раскусили. Оно не мое.

– То есть как? – удивился Кузнецов.

– Вы меня неправильно поняли. Я верю в то, что говорю. Однако понимание у меня заимствованное. Когда я начинал работать, мне очень повезло: попался замечательный учитель.

– Преподаватель?

– Лучше! Старый, прожженный пиарщик, участвовавший еще в медийных войнах девяностых, во времена Березовского, Гусинского и старика Чубайса. Очень опытный, но абсолютно без пафоса. В отрасли это редкость. Как правило, всех бомбит от собственной значимости, если есть хотя бы одно мало-мальски значительное достижение. Он не очень мне рассказывал о своих кейсах, но, как я понял, на его счету было несколько действительно громких дел. Некоторые даже исторического значения. По крайней мере, так намекали его приятели, захаживавшие в наш офис. Он многому меня научил в понимании, как вы говорите, «ремесла» и заразил меня непрошибаемым цинизмом – без него никуда.

– А сами вы циник?

– Искусственно облагороженный. Жизнь пока не подсовывала ситуаций, способных зародить во мне цинизм натуральным образом. Скорее я подражатель.

– Зачем?

– Так круче!

– Железобетонный аргумент.

– К тому же я быстро учусь. Что в этом плохого? Всегда же лучше учиться на чужом опыте.

– Безусловно. Но никто никогда так не поступает.

– Разве?

– За очень редким исключением. Я таких людей не встречал, а у меня обширная практика. Пожалуй, вы первый.

– Во как! Никогда бы не подумал.

– И тем не менее. Вы прямо возвращаете мне веру в молодое поколение.

– Даже так? А что, собственно, вам не нравится в моем поколении?

– Тотальная поверхностность.

– Говорите как глубокий старик.

– Это смешно, понимаю. Некоторое время назад сам ловил себя на этой мысли. И удивлялся. Однако до сегодняшнего мне приходилось думать именно так.

– Почему?

– Теперь вы решили побыть психологом, Арсений? – рассмеялся Кузнецов. – Что же, позволю в качестве небольшого эксперимента.

– Извините, привычка вести интервью, если встречается достойный собеседник.

– Ничего. С