Как мы предавали Сталина - Михаил Тухачевский

Однако интервью примечательно не высказанными там взглядами, а опубликованным на страницах газеты фрагментом из письма Буденного – «первичной реакцией Семена Михайловича на происшедшее, изложенной в письме Генеральному секретарю». И как там же указано, напечатанный «Красной звездой» «материал получен редакцией в Архиве Президента Российской Федерации».

К сожалению, сейчас невозможно установить, насколько полон был текст, оказавшийся в распоряжении газеты: возможно, речь шла о фотокопии какой-то части письма или, что вероятнее, о выписках, подготовленных кем-то из лиц, имевших доступ к подлиннику записки.

Зато совершенно ясно, что перепечатанный газетой отрывок взят не из справки Шверника. Во-первых, потому что в публикации указаны дата и номер документа: «26 июня 1937 года, № 0039, Москва», чего нет в справке Шверника. Во-вторых, вслед за описанием поведения маршала на процессе (а в справке, напомним, говорится, что при чтении обвинительного заключения и показаниях других подсудимых Тухачевский «качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, – все это не совсем правда, не соответствует действительности») приводится одна из ключевых фраз письма Буденного: «В конце концов, Тухачевский виновным себя признал» л. 59, которой тоже нет в справке Шверника.

Отсутствует в справке Шверника, хотя и совпадает с ней по смыслу, набор реквизитов письма, воспроизведенного «Красной звездой»:

«ЦК ВКП(б), тов. Сталину.

Сов. секретно.

Только лично».

На самом деле письмо Буденного (как и Белова) направлялось не Сталину, а Ворошилову; кроме того, в подлиннике реквизиты письма напечатаны не строчными, а прописными буквами, причем строка с адресатом помещена после грифа «Совершенно секретно. Только лично».

Самое последнее по времени обращение к письму Буденного находим в книге В. Хаустова и Л. Самуэльсона «Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938» (2009), ряд особенностей которой требует безусловного внимания.

Вместе со всеми остальными авторами, процитировавшими послание Буденного, Хаустов и Самуэльсон ошибочно указывают, будто оно адресовано Сталину. Однако из краткого пересказа становится ясно, что авторы тоже использовали не справку Шверника, а какой-то другой документ – чей-то подробный пересказ подлинника или обширные выдержки из него.

Так, Хаустов и Самуэльсон пишут: «Согласно признательным показаниям Примакова, в Красной Армии и вне ее насчитывалось от 700 до 1000 человек – участников военного заговора».

Но такое утверждение ошибочно. В действительности, по Буденному, Примаков указывал на «800 – 1000 человек в нашей армии и вне ее» как на членов масштабной контрреволюционной организации, в которой помимо военнослужащих состояли гражданские лица и к которой принадлежал сам комкор.

Неверно представлен у Хаустова и Самуэльсона и тот отрывок письма, где речь заходит о показаниях Тухачевского: «Произошли изменения, связанные с приходом Гитлера к власти. Если раньше предполагали, что СССР будут противостоять 60–66 польских дивизий, то теперь их будет более 100, что превосходило численность Красной Армии на возможном театре военных действий».

Здесь мы имеем дело с серьезными смысловыми искажениями, поскольку вот как на самом деле Тухачевский объяснял, почему он в конце концов перешел на сторону заговорщиков: «Тухачевский начал с того, что Красная Армия до фашистского переворота Гитлера в Германии готовилась против поляков и была способна разгромить польское государство. Однако при приходе Гитлера к власти в Германии, который сблокировался с поляками и развернул из 32 германских дивизий 108 дивизий, Красная Армия по сравнению с германской и польской армиями по своей численности была на 60–62 дивизии меньше» л. 59.

Таким образом, Тухачевский говорил не о 100 с лишним польских, а о 108 дивизиях германской и польской армий, и, вместе взятые, они, по словам маршала, превосходили численность РККА на 60–62 дивизии.

Откровенно неряшливы Хаустов и Самуэльсон при пересказе еще одной части буденновского послания: «Фельдман подчеркивал, что заговорщикам не удалось назначить на важные посты своих людей, поскольку против этого категорически возражал нарком обороны Ворошилов».

А вот как тот же самый отрывок представлен в оригинале послания: «Фельдман признает, что многих из намеченных организацией кандидатов на ответственные должности назначить не удалось, потому что народный комиссар обороны часто не соглашался с его, Фельдмана, предложениями, хотя эти предложения и проходили с большим нажимом на наркома со стороны Якира, Уборевича, Гамарника и Фельдмана» л. 57.

Все три использованные Хаустовым и Самуэльсоном отрывка из письма Буденного отсутствуют в справке Шверника. Поэтому есть все основания считать, что Хаустову и Самуэльсону удалось познакомиться с каким-то более подробным документом, нежели справка Шверника. С другой стороны, трудно вообразить, что сами маститые авторы могли допустить столь грубые искажения да еще заменить подлинного адресата на вымышленного. Тем не менее сам такой документ, составленный на основе письма Буденного и, по-видимому, содержащий все указанные ошибки и неточности, действительно существует, так как Хаустов и Самуэльсон указывают его атрибуты в Архиве Президента РФ, но, в отличие от 19-страничного подлинника, объем этого документа – 14 страниц.

Все сказанное не оставляет места для сомнений в том, что составители справки Шверника явно избегали писать и не писали всей правды о деле Тухачевского и тем самым дезинформировали, вводили в заблуждение высших партийных руководителей. Очень может быть, что для тех же целей был изготовлен сокращенный вариант письма Буденного, который хотя и искажал его содержание, зато представлял события в нужном для составителей свете. Известно, что к такому приему прибегли некоторые из соратников Хрущева, выступавшие на июньском (1957) Пленуме ЦК КПСС, посвященном делу «антипартийной группы» В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, а затем повторившие тот же трюк на XXII съезде партии. Грубой фальсификации тогда подверглось покаянное ходатайство Якира о пощаде, в котором командарм сознается в совершенных им тяжких государственных преступлениях, но которое с помощью вымарывания отдельных фраз было представлено чуть не как письмо-протест против совершаемых против него несправедливостей.

Трудно вообразить, что архивисты и другие рядовые сотрудники, привлеченные к работе над справкой Шверника, по собственной инициативе решились на передачу в партийные верха недостоверной информации. Скорее всего они действовали по указке руководителей аппарата ЦК КПСС, потребовавших от своих подчиненных представить «стопроцентные» доказательства невиновности казненных военачальников. Для чего им было предложено использовать только подлинные документы, ибо для фабрикации фальшивок требуются не только широкий кругозор и глубокие знания истории, но еще и профессиональные навыки в нескольких технических дисциплинах. Вот почему первоначально дело ограничивалось перепечаткой неких «рабочих материалов» (вроде изуродованного по содержанию ходатайства Якира), которые под пером одного из высокопоставленных партийных деятелей, хорошо знакомого с личными предпочтениями и антипатиями Хрущева, были отредактированы и включены в текст справки.