Сапфирная роза - Дэвид Эддингс

- Нет, - спокойно отозвался Ортзел, - по крайней мере не один. Я предложил этот вопрос, и я буду помогать тебе.

- Ортзел нравится мне все больше и больше, - прошептал Тиниен, наклоняясь к Улэфу.

- Да, пожалуй, - согласился тот. - Видно, мы недооценили его.

Лицо Маковы становилось все более серым, когда он и Ортзел начали подсчет голосов. Когда последние марки покинули ящик, все в Палате затаили дыхание, воцарилась напряженная, звенящая тишина.

- Объяви результаты, Макова, - сказал Ортзел.

Макова бросил быстрый умоляющий взгляд на Энниаса.

- Шестьдесят четыре "да" и пятьдесят шесть "нет", - еле слышно пробормотал он.

- Повтори, Макова, - властно проговорил Ортзел. - Те из наших братьев, что сидят подальше, вряд ли расслышали тебя.

Макова бросил на него полный ненависти взгляд, но все же повторил результаты более громко.

- Мы заполучили нейтральных! - ликующе воскликнул Телэн, - да еще прихватили три голоса у Энниаса.

- Ну что ж, хорошо, - спокойно произнес Эмбан. - Я рад, что все так завершилось. Нам еще много чего надо решить, братья мои, а времени остается совсем немного. Я буду прав, если скажу, что воля Курии - как можно быстрее послать за рыцарями Храма и армиями Западных королевств, чтобы они пришли к нам на защиту?

- Неужели ты хочешь оставить королевство Арсиум полностью беззащитным, брат мой Эмбан? - патетически возвысив голос вопросил Макова.

- А что сейчас угрожает Арсиуму, Макова? Все эшандисты стали лагерем прямо за нашими воротами. Ты хочешь провести еще одно голосование?

- Да, я требую чтобы решение принималось большинством "три из пяти".

- Что сказано об этом в законе? - Эмбан с почтением склонил голову в сторону монаха-законника.

- Такого рода голосование требуется только для избрания Архипрелата. Все остальные вопросы, решаемые во время положения, грозящего гибелью веры и церкви, требуют простого большинства.

- Я так и думал, - улыбнулся Эмбан. - Ну что, брат мой Макова, ты настаиваешь на голосовании?

- Я снимаю свое предложение, - сдавленно проскрежетал Кумбийский патриарх. - Но все же как вы собираетесь отправить гонцов из осажденного города?

Тут в разговор снова вступил Ортзел.

- Как видимо известно моим братьям, я лэморкандец, - сказал он. - А нам в Лэморканде хорошо известна, что такое осада. Поэтому еще вчера я отправил два десятка моих людей на окраину города, где они дожидаются сигнала. А сигнал им уже подают - это струйка дыма над куполом Базилики. Не удивлюсь, если они уже на дороге в Арсиум и вовсю погоняют лошадей. По крайней мере так было бы лучше и для нас и для них.

- Он мне нравится, - усмехнулся Келтэн.

- И ты осмелился сделать это, не получив еще согласия Курии? - с ужасом спросил Макова.

- А что, Макова, у тебя были какие-то сомнения относительно исхода голосования? - Я чувствую двух старых противников, - заметила Сефрения. Братья мои! - обратился к Курии Эмбан. - Трудности, с которыми лицом к лицу мы сейчас столкнулись, совершенно определенно военного характера, а мы с вами люди в большинстве своем не военные. И как мы сможем избежать ошибок, задержек и других несуразиц, если необученные военному делу духовные особы возьмутся за исполнение несвойственных им, прямо скажем, обязанностей? Патриарх Кумбийский, председательствовавший на наших собраниях до сего дня, исполнял свой долг образцово, и все мы, я думаю, благодарны ему за это, но сейчас, мы должны признать, что в военном деле он сведущ не более, чем я. А я, признаться, не могу отличить одного конца меча от другого, - он широко улыбнулся. - Честно говоря, я гораздо более сведущ в орудиях еды, чем в орудиях военных. С полной уверенностью в победе я мог бы вызвать любого на смертельный поединок над хорошо прожаренным бычьим бедром...

Патриархи рассмеялись. Напряжение в зале несколько спало.

- Теперь нам нужен военный человек, братья мои, - продолжил Эмбан. Сейчас председательствовать должен скорее военачальник, чем священник. И среди нас, патриархов церкви, есть четверо таких военачальников. Как вы догадываетесь, это магистры Воинствующих орденов.

Собрание возбужденно загомонило, но Эмбан, призывая к тишине, повелительно поднял руку.

- Но, - продолжил он, - разве можем мы отвлекать внимание наших военных, не побоюсь назвать их так, гениев от единственно важной сейчас задачи - защиты Священного города? Думаю нет. Тогда что же делать нам с вами? - он выдержал драматическую паузу. - Я бы не должен был нарушать обещание, данное мною одному из наших братьев... Но надеюсь, что он и Господь Бог смогут простить меня. Поскольку на самом деле, братья мои, среди нас есть человек, весьма сведущий в военной науке. Он, по скромности своей, скрывал от нас этот талант, но скромность, лишающая нас его военных знаний, когда Священный город осажден врагами истинной веры, по меньшей мере неуместна. - На широком лице Эмбана отразилось искреннее сожаление. Прости меня, Долмант, но у меня нет выбора - долг перед церковью сейчас выше для меня, чем долг перед другом.

Глаза Долманта оставались холодными. Горячая речь Эмбана, видимо, не тронула его.

- Ну что ж, - вздохнул Эмбан. - Полагаю, когда мы завершим наше сегодняшнее собрание, мой собрат из Демоса много чего выскажет мне. Но... при моей телесной конституции синяки обычно не бывают особенно сильно заметны. В молодости патриарх Демосский состоял в Ордене Пандиона и...

В Палате послышались удивленные возгласы.

- Да! - возвысил голос Эмбан. - Магистр Вэнион, который был в ту пору еще простым послушником, заверил меня, что Долмант был прекрасным воином, и мог бы сам стать магистром Ордена, если бы церковь не сочла нужным применить его таланты в другой области, - он снова выдержал паузу. Возблагодарим же Бога, братья мои, что перед нами не встало этой задачи выбирать между Вэнионом и Долмантом. Вряд ли вопрос был бы доступен нашей жалкой мудрости, - он еще некоторое время рассыпал похвалы Долманту, потом, опомнившись, огляделся вокруг. - Так каково же будет наше решение, братья мои? Попросим ли мы нашего собрата из Демоса взять на себя управление собраниями Курии на время угрожающей нам опасности.

Макова, совершенно растерявшись, уставился на него. Он пару раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но всякий раз, так ничего и не произнеся, стискивал зубы.

Спархок наклонился и тихо заговорил со старым монахом, сидящим впереди.

- А что, патриарх Макова внезапно лишился дара речи, отец мой? спросил он. - Похоже, что он просто готов на стену лезть.

- В некотором смысле вы действительно правы, сэр рыцарь, - отозвался монах. - Он ничего не может сейчас сказать. В Курии существует негласное правило - ни один патриарх не может сам предлагать, либо вообще говорить что-либо о своей кандидатуре на какой-либо пост. Это нескромно.