Десантник. Из будущего – в бой! - Олег Таругин

Степанов навалился на товарища, чисто инстинктивно прикрыв голову руками – словно это могло защитить от пулеметной пули. В небе снова застрекотали «швейные машинки», одна очередь прошлась по несчастной полуторке, вторая легла между грузовиком и вжимающимися в пыль людьми. Тук-тук-тук-тук – пули ударили совсем рядом, Леха даже ощутил легкие содрогания почвы. Промазал, гад! Над головой вновь прорычал мощный мотор, звук начал удаляться. Может, стоит все же попытаться добежать до крайних деревьев?

На миг Леха ощутил кольнувшее в груди острейшее ощущение дежавю: все это уже было, причем совсем недавно. Была дорога, были заросли, до которых нужно было добраться любой ценой, были поднимавшие пыльные фонтанчики немецкие пулеметы и рывок на пределе возможностей навстречу спасению. Да сколько же можно-то, а?!

– Эй, вы там как, живы, славяне? – Сморгнув, отгоняя посторонние мысли, парень торопливо обернулся на голос. Лежащий под машиной особист, зажимая ладонью кровоточащую рану на лбу, вопросительно дернул головой: – Живы, говорю?

– Так точно.

– Что делаем, разведка? – Вопрос адресовался, разумеется, Степанову. – Если он сейчас еще разок по машине пройдется, сгорим на хрен. У меня уж весь рукав в бензине.

Стараясь контролировать боковым зрением разворачивающийся самолет, Леха взглянул на полуторку. Да уж, досталось «газону»: кабина и капот продырявлены пулями, над разбитым радиатором курится облачко пара, борта зияют свежими сколами. И самое главное – из пробитого бака двумя тонкими струйками весело льется, собираясь в лужу, бензин. Просто удивительно, как до сих пор не полыхнуло, видимо, искры при пробитии не было. Особист, что характерно, лежит как раз почти под самым бензобаком, одним локтем в этой самой луже.

– Охренели?! – от волнения снова переходя на «вы», ахнул Леха, до которого наконец дошел весь сюрреализм ситуации. – А если полыхнет?!

– Так а я о чем? – Батищев, огибая остро воняющую лужу, подполз к ним. – Может, к лесу рванем?

– Похоже, больше все равно ничего не остается. Хоть и далеко. Разделяемся, сразу за троими он не угонится. Лейтенант, помоги летуну, сам он не добежит. А я постараюсь отвлечь. Как начнет стрелять, рвите во весь дух. – Леха перевел автомат в боевое положение. На душе отчего-то было необыкновенно спокойно и легко. Так, словно он точно знал, что поступает правильно. И что ему за это ничего не будет.

– Запрещаю! – постарался было рыкнуть «молчи-молчи», но вышло не слишком убедительно. Особенно если учесть, что руки от раненой половины головы он так и не отнял, боясь, что кровь зальет глаз. – Ты не имеешь…

– Заткнись, Иван Михалыч. – Память услужливо подсказала имя контрразведчика. – Ваську спасай, он важнее. Ему еще вон этих сук с неба ссаживать.

За спиной снова затарахтели пулеметы. На этот раз немецкий ас вознамерился довести дело до конца. Да и боекомплект заканчивался – не возвращаться же с пустыми лентами? Русских самолетов в воздухе, конечно, уж который день практически не видно, но рисковать не хочется. Вдруг наткнется на какую-нибудь уцелевшую «крысу»?

– Вперед! – заорал Леха, первым прыгая вниз с откоса. – Вы – направо!

Сам он широкими скачками помчался влево. В голове было пусто и весело. И отчего-то почти совсем не страшно. Хоть он и понимал, конечно, что жить осталось, очень может быть, меньше минуты. На голом поле от самолета, как и от танка, хрен убежишь, будь ты хоть мастером спорта по бегу…

За спиной глухо бухнуло и загудело жадно рвущимся из разорванного бака пламенем – «мессер» поджег-таки несчастный грузовичок. А вот то, что русские разделятся и начнут разбегаться, словно тараканы, оказалось для пилота крайне неприятным сюрпризом. Пока пытался изменить прицел, удалился от цели почти на три сотни метров, так что пришлось снова разворачиваться и возвращаться.

Проводив взглядом бегущих к опушке особиста с летуном, которого Батищев практически тащил на себе, Степанов усмехнулся и забрал еще больше в сторону. Заслышав за спиной надоедливый воющий зуд, резко обернулся, припал на колено и выпустил по «мессеру» весь магазин. Попасть даже не стремился, скорее, напугать, показывая, что жертва – немец все-таки выбрал целью именно его – еще способна огрызаться. Наконец боек сухо щелкнул, и Леха устало прикрыл глаза, сквозь неплотно сжатые веки глядя на приближающуюся смерть. Возможно, это была просто игра обостренного опасностью воображения, возможно – нет, но лично он был уверен, что видит сквозь сверкающий диск пропеллера кривую ухмылку на лице немецкого пилота. Оставалось одно – стрелять-то он все одно станет с упреждением, – кувыркнуться в самый крайний миг в сторону, уходя из прицела. Глядишь, и получится…

Дах-дах-дах-дах… Дах-дах-дах…

Какие-то посторонние, но такие знакомые, звуки, доносящиеся из-за спины, заставили Леху вздрогнуть. Что за хрень?! Откуда в этом времени крупнокалиберный «Утес» или «Корд»?! Остекление кабины «сто девятого» брызнуло осколками, от капота полетели какие-то рваные клочья, сквозь пробоины тут же полыхнуло огнем, задымило. «Мессершмитт» дернулся, словно бегущий человек, получивший неожиданный пинок в лицо, встал на дыбы, крутнулся вокруг продольной оси… и стремительно ринулся к земле, до которой оставались считаные десятки метров.

– Е… вашу мать! – заорал десантник, зачем-то отбрасывая автомат («ага, чтоб расплавленным металлом казенные сапоги не прожгло» – как водится, не вовремя хихикнуло подсознание) и уходя кувырком в сторону. Успел – самолет рухнул метрах в двадцати, заставив почву тяжело содрогнуться. Хрестоматийно отвесив челюсть, Леха глядел на вздувшийся огненный шар, постепенно вытягивающийся вверх черным грибом. Мгновение спустя волна горячего, воняющего сгоревшим бензином и какой-то химией воздуха властно ударила в грудь, протащила по земле – и оставила в покое. Сверху еще сыпались комья выдранной взрывом глины, какие-то мелкие обломки и хлопья, когда Степанов осторожно поднялся на подрагивающие от нервного напряжения ноги. Не глядя на уродливую пылающую проплешину, оставленную разбившимся истребителем, повернул голову туда, откуда раздалось спасительное «дах-дах-дах».

На опушке леса стояла выкатившаяся задом из-под деревьев автомашина. Самый настоящий пикап – десантник даже не думал, что в этом времени подобные существовали. Передняя часть практически один в один как у сгоревшей полуторки, позади – небольшой, даже короче кабины, металлический кузов, в котором раскорячился на явно самопальной треноге крупнокалиберный «ДШК» с паутинным кругом зенитного прицела. Вот только цвет у автомобиля был странный. Вовсе не привычное армейское хаки, а какой-то едко-зеленый, сугубо гражданский – обычно в подобный красят заборы и гаражи. Видимо, после начала войны машинку забрали из какого-то автопарка, наскоро перекрасив тем, что нашлось под рукой. Возле пулемета замерли двое красноармейцев в касках; еще один, в пилотке, выглядывал из-за автомашины.