Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

– Как ты себя чувствуешь? – задал я обязательный вопрос.

– Как всегда, – неожиданно бодро сказала Анна. – Хочешь меня любить?

– А у тебя есть на это желание?

– Желание должно быть у тебя. У меня есть готовность.

Я подошёл к ней, и Анна повернулась ко мне спиной. Её зад был по-прежнему велик и плотен, но грудь обвисла и помягчела. Я ухватился зубами за загривок Анны, потом провёл языком по шее. Она была солоноватой. Анна выпятила зад и прижала меня к себе руками. Мы легли на матрас, и я с любопытством и трепетом ожидал, что же предстанет моим глазам, когда Анна откроет свой бок, скрываемый пока халатом. Но она не торопилась скидывать его. Возникла дилемма, куда ебать: в бок, где дерьмо, или в зад, где анус? И тут Анна ответила на мой молчаливый вопрос:

– Ты должен использовать только влагалище – мой анус теперь чисто декоративный. Если ты попытаешься туда войти, то упрёшься в шов, да и мне больно будет. Но зато…

– Что зато?

– Зато я буду жить, – сказала Анна с надеждой, – а моё говно у тебя всегда будет под носом.

Я не знал, хотелось ли мне этого, но попробовать я хотел. Мне было жутко от нарушенного единства: ануса и фекалий. Рушилась физиология любви.

Мы приняли традиционную позу, и Анна откинула халат, я увидел на её боку рану, на которой запеклась не кровь, а дерьмо. На ране был стальной зажим, чтобы унять выделения. Но зажим, по-видимому, плохо работал, и из него травило. Входя во влагалище, я осматривал анус, который выглядел по-прежнему естественно, будто бы готовый принять член или извергнуть уже сместившееся в бок содержимое кишки.

Анна раскачивалась в ритмичном приближении к оргазму. Тень тут как тут уже лежала рядышком, задрав лапки и ожидая моего пальца. Я посмотрел на новый анус и потрогал пальцем вокруг травящего зажима и поднёс коричневый палец к носу кошки. Тень нюхнула и бросилась на стену. Тень была явно не Дерьмовочкой.

Анна кончила, и сокращения оргазма вытолкнули кусочек сквозь слабый зажим, который работал, как уже износившийся сфинктер. Анна оторвала кусок бумажного полотенца, рулон которого лежал у матраса, и вытерла, а вернее, подтёрла свой новый анус. Потом она перевернулась на спину. Я оторвал кусок полотенца и вытер руку. Я по-джентльменски взял её использованное полотенце и своё, пошёл и выбросил их в унитаз.

– Это мой последний оргазм, – тихо сказала Анна.

– Да что ты, вот у тебя заживёт после операции, кишку тебе обратно пришьют, вот тогда я потрусь о твои швы, – попытался я её подбодрить.

Анна вяло улыбнулась и попросила сделать ей чай. Я пошёл на кухню, но там была лишь пустая коробка из-под чая.

– Я подойду в магазин на углу, куплю тебе чай.

– Хорошо, только не задерживайся, скоро должна прийти сестра, проверить зажим и сделать укол.

Мне хотелось убежать и больше не возвращаться, но я знал, что пойду, куплю чай, вернусь и буду поить Анну. Лечить её больше было нечем, потому-то её и выписали из больницы домой.

Я вернулся через полчаса. Мне показалось, что и без того сильный запах фекалий усилился ещё больше. Когда я вошёл в спальню, я увидел голую Анну, сидящую в постели. Она держала в руках безжизненную Тень. Было так странно видеть её не мчащейся по комнате, а недвижно свисающей.

– У меня ещё осталось молоко, а она не хочет его пить, – с удивлённым разочарованием обратилась ко мне Анна, тыкая грудью в полураскрытый рот мёртвой кошки.

Я не понимал, что происходит, что случилось с Тенью. Тут я заметил, что на шее Тени присобачен ошейник покойного Бена и затянут он до такой степени, что неудивительно, почему Тень неподвижна.

– Я сделала всё, как ты придумал с Дерьмовочкой, но эта дура решила умереть, – зло сказала Анна, и я заметил, что её сосок обмазан калом.

Анна сидела на кровати, уперев правую руку в бок. Поза была бы нормальной, если бы в боку у неё не было выведенной кишки.

Анна отбросила левой рукой дохлую кошку, а правую вытянула вперёд, разжала кулак, в котором было дерьмо.

– Вот оно, моё золото, вот моя единственная драгоценность! – патетически и нервно воскликнула она.

Я понял, что Анна повредилась в уме, и обрадовался за неё, что остатки жизни её теперь будут скрашены иллюзией богатства.

В этот момент в дверь позвонили. Это была медсестра. Чуть она переступила порог, как невольно потянулась рукой к носу и зажала его. Я понимающе улыбнулся и сказал:

– Я постараюсь выжить.

Сестра ничего не ответила и прошла в комнату Анны. Я последовал за ней.

У медсестры был крупный и округлый зад.

Самораскопки

Значительная часть истории человечества нам просто-напросто неизвестна. Я понял это, когда познакомился с археологом и этнографом Филиппом, проводившим раскопки у меня в саду. В процессе раскопок он заодно выкорчевал пень, о который я постоянно спотыкался, разгуливая среди яблонь.

Филя (он разрешил мне себя так называть) приехал на машине незнакомой мне марки, позвонил в дверь, представился и рассказал о цели своего визита. Признаться, сначала я подумал, что он сумасшедший. Я не хотел разрешать ему копаться в моём саду. Но ему удалось убедить меня впустить его в дом, а оказавшись в доме, он полностью завладел моим вниманием, которое вскоре переродилось в острое любопытство. Филе было двадцать лет, он был чрезвычайно высок ростом и отличался крайней стеснительностью. И вообще выглядел Филя странно, но не в этом суть моего повествования.

Возраст его, конечно, вызвал у меня подозрения – уж слишком юный для того объёма знаний, который он с лёгкостью демонстрировал. Но в процессе разговора я узнал, что он был вундеркинд и к шестнадцати годам окончил два университета, а теперь имел три учёные степени: в археологии, антропологии и литературе.

С помощью сложнейших вычислений и детальных сопоставлений Филя пришёл к выводу, что в районе, где стоял мой дом, лет эдак тыщи две-три назад проживала высокоразвитая цивилизация. Слой земли, в котором Филя рассчитывал раскопать чудеса, поднимался ближе всего к поверхности именно на территории моего сада. Он обещал расплатиться со мной тем, что поделится всей информацией, которую ему удастся добыть. У него не было денег, чтобы мне заплатить, потому что на работу его не брали, все шарахались от его идей, и жил Филя на пожертвования Общества Бывших Вундеркиндов.

После первого разговора я проникся к Филе полным доверием, накормил его обедом и оставил ночевать. Раскопки он должен был начать наутро. В его диковинной машине оказались все нужные инструменты и приспособления. В течение двух недель, приходя с работы, я обнаруживал, что мой сад всё более и более превращается в глубокую яму. В тот день, когда я услышал душераздирающий крик: «Нашёл!!!», яма была глубиной в три Филиных роста, а он, как я упоминал, был роста отменного. Он вылез из ямы но верёвочной лестнице и бросился ко мне, размахивая руками, в которых находились какие-то грязные предметы. Когда он вбежал в мой кабинет, в одной руке его была небольшая кость, а в другой свиток не то папируса, не то бересты. Филя был настолько переполнен чувствами, что не мог произнести ничего членораздельного, и только через несколько дней достаточно успокоился, чтобы начать рассказывать о своих раскопках. Рассказ его был весьма сумбурным и отрывочным, так что я в своём изложении сделал его более связным.

Общество, которое проживало в моём теперешнем саду и за его пределами, было поначалу подобно нынешнему по половому составу: приблизительно поровну мужчин и женщин. Оно было схоже и в отношениях между людьми, а поэтому люди дрались за власть. Войны и стычки между различными соседями и группировками не прекращались, матери теряли своих сыновей, жёны – мужей, сёстры – братьев.

Однажды несколько мудрых женщин, испытывавших нежность не столько к мужчинам, сколько к себе подобным, пришли к весьма очевидному заключению, состоящему в том, что мужчины – это рассадники воин и всяческой агрессивности и что, будь мужчин значительно меньше, чем женщин, жизнь была бы безбедной и спокойной. Даже в мирное время из-за обилия мужчин возникает напряжение, которое разряжается в бунтах, преступлениях, жестокостях, драках.

Стремление семей иметь больше мальчиков говорило о подспудном милитаризме – о желании иметь больше воинов, бойцов. Если бы женщин было значительно больше, дети воспитывались бы в ласке, свойственной женщинам, которые повсюду окружали бы детей.

В то время жила женщина-учёная-открывательница Муль-Муль (для краткости я её буду звать просто Муль). Она изучила историю народов после больших войн и обнаружила, что умиротворение и резкое процветание наступало не из-за смерти части населения вообще, а из-за гибели мужской его части.

Уменьшение количества мужчин сразу направляло народ к процветанию. Но, лишь только количество убитых на войне мужчин восполнялось в новом поколении, войны и преступления сразу возобновлялись.