Третья стихия - Мария Симонова

— Вставай, ублюдок!

А вампиры-постояльцы лезут пачками из окон и орут радостно:

— За шиворот его! В морду — и в отделение! Увесистый пинок, усугубленный поощрительными напутствиями, избавил, к счастью, Михаила от продолжения кошмарного сновидения. Но суровая реальность оказалась еще хуже: над ним нависал гробовым видением то ли трехдневный утопленник, то ли здешний представитель закона. Синяя рука простерлась прямиком к Михайлову горлу — хорошо, если только за шиворот схватить, а то кто его, упыря, знает…

Михаил прянул из-под протянутой к нему руки, как таракан из-под тапка, перевернулся и моментом вскочил на ноги — и откуда только прыть взялась спросонья? Слуга закона тут же устроил Михаилу шмон с пристрастием. Он забрел в их уютную ночлежку не один: набившись всей толпой в тесную берлогу, они не оставили Михаилу даже возможности плюнуть с досады, не рискуя при этом попасть в представителя власти. Этим-то коллегам и принадлежали разбудившие Михаила зрительские выкрики.

Илли и Попрыгунчик были уже на ногах и под конвоем — вообще в данном помещении трудно было сейчас оказаться не под конвоем, — а бедняга Бельмонд как раз поднимался с матраса, кряхтя и только что не плача: невероятными лишениями завоевал он себе право понежить пухлые бока на этом поистине королевском ложе, и вот, стоило ему толь — ко прикорнуть, как они опять тут как тут, эти неусыпные блюстители, слетелись, чтоб им ни дна ни покрышки, как назойливые комары (в смысле вампиры) в хозяйскую спальню! Так оценил Михаил о; кряхтение Фредди, потому что таковы были его собственные мысли по поводу нежданного визита, в просторечии — облавы, не иначе как накарканной сегодня на их головы прохвостом-водяным.

— Вы не имеете права! — вякнул, не сдержалсятаки Попрыгунчик. — Мы являемся представителями иностранной державы, и Мы…

«…Будем жаловаться…» — закончил за него мысленно Михаил, поскольку Попрыгунчик умолк на полуслове — ближайший мент сунул ему прикладом под челюсть. Героизм Попрыгунчика имел свои, вполне определенные границы. У Михаила, правда, он даже этих границ не достигал: ему и в голову сроду не приходило вступать в пререкания с ментами. Потому что голова — и в частности челюсть — дороже.

Как ни странно, нигде не было видно Седого, оставленного вроде бы Петром за сторожа. «Не за подмогой ли часом он побежал до ближайшей булочной?.. Может, отобьют нас по дороге?» — размышлял Михаил, не давая ходу мыслям о предательстве Седого, даже на правах досужей вероятности.

Добрая дюжина конвойных вывела их из берлоги, словно особо опасных бандитов, толкая стволами по коридору и затем вверх по лестнице — наружу. А там уже поджидал соответствующий транспорт: напротив выхода зависло крупное транспортное средство, напоминающее крытую галошу на воздушной подушке. Даже увидев этот аэромобиль случайно на улице, Михаил вряд ли ошибся бы в его назначении: труповозка либо ментовоз.

Конвойные затолкали четверых задержанных через откидную дверь в заднее отделение галоши, сами же погрузились в переднее. В разделяющей перегородке имелось зарешеченное окошко, примерно такое же находилось в заднем отделении на потолке. Льющийся оттуда свет позволил Михаилу разглядеть еще с десяток арестантов, сидящих прямо на полу (сидений тут попросту не было). Судя по грязной одежде и явно нездоровому розоватому оттенку физиономий, соседи докатились до самого дна социальной ямы.

Тут Михаил вспомнил, что дверь хазы так и осталась незапертой. Вот облава и пожаловала запросто, прямо как к себе домой, и повязала беспечных хозяев, а заодно с ними — ни в чем не повинных гостей.

Погрузившись, они вчетвером тоже уселись на пол: Илли оказалась с Михаилом плечом к плечу, Бельмонд с Попрыгунчиком тоже умостились поблизости. Едва успели присесть, как галоша лихо рванула с места. Пассажиров заднего отделения моментально смешало в общую кучу и снесло сначала назад, а потом пошло кидать от стены к стене — явление вполне естественное для незакрепленного груза на ухабистой дороге. Хотя дело тут было не в дороге, а скорее в том, что городские переулки были узковаты для данного транспортного средства, и, чтобы их преодолеть, водитель давал попеременно своей галоше то левый крен, то правый. Не исключено, что в прошлом он был гонщиком, возможно даже — неоднократным призером. На старте Михаил едва успел ухватиться за Илли, а она чисто инстинктивно вцепилась всеми ногтями в Михаила. Вот оно, простое и незамысловатое мужское счастье! Так, сцепившись, они и полетели. Не факт, правда, что это давало им преимущество в общей свалке, однако Михаил старался, как только мог, защитить собою Илли от ударов об стены и пролетающих попутчиков, по мере сил принимая их на себя. Один раз он отпасовал обеими ногами в сторону летящего на Илди пузом вперед Фредди А. Бельмонда. Бесчеловечные условия транспортировки превратили несчастного толстяка в совершенно неуправляемое стихийное бедствие для кучи-малы рахитичных попутчиков. Хотя некоторым везунчикам он подворачивался время от времени в качестве перины. Попрыгунчик летал по ящику смертоносным бумерангом. Только здешний густой воздух, слегка замедлявший его блистательный полет, спасал прочих попутчиков от тяжких увечий, так как Попрыгунчик приложился абсолютно обо всех и обо вся — об Михаила-то уж точно раза три-четыре приложился самыми разными, но почему-то неизменно острыми частями тела. Словом — скучать в дороге не пришлось, прокатились весело, с ветерком, и даже, как это ни странно, без жертв. Так только, мелочи: по десятку синяков на брата, да, может, три-четыре сломанных ребра на всю компанию — считай, только косточки порастрясли. А все потому, что доехали быстро.

Когда водитель галоши решительно затормозил, перед пассажирами окончательно выписался чемпионский рельеф его характера. Михаил, умудрившийся как-то заранее почуять беду, успел в долю секунды оттолкнуть Илли в угол, а уже в следующую ее долю самого его погребло под лавиной попутчиков, брошенных необоримой силой инерции вперед при остановке. Лицо Михаила оказалось прижато к переднему окошечку. Глазам, выпученным от давления навалившихся сзади народных масс, открылся салон первого класса: в удобных креслах располагались «черные балахоны», надежно пристегнутые ремнями. Могло же кому-то и в этой адской галоше ехаться с комфортом!

Пока «балахоны» деловито отстегивались от кресел, народные массы отвалились от Михаила. Он сполз по стеночке и огляделся: судя по окружающей клинической картине, Михаил оказался из арестантов самым крепким — как-никак он все еще сидел. Если не считать Илли: она тоже более или менее сидела неподалеку от него, в спасительном углу. Остальные заключенные, в их числе Попрыгунчик с Бельмондом, распростерлись вперемешку на полу. Им не пришлось долго наслаждаться расслабленным состоянием: дверь откинулась, и арестованным было приказано выходить по одному.