Остров на карте не обозначен - Дмитрий Чевычелов

— Ты, что, Павел, сдурел?! Думаешь, я нашел что-то ценное? Да у него всего-то паршивый портсигар. Вот смотри!

Он, прихрамывая, подошел к Борщенко и виновато протянул руку.

Борщенко, все еще не в силах успокоиться, молча рассматривал потертый портсигар из карельской березы с выжженной на крышке монограммой «ЕА» и датой «8 мая 1941 года». По неуверенному рисунку букв чувствовалось, что трудились над ними неумелые детские руки.

Стараясь удержать мысли Шакуна в том же направлении, Борщенко резко приказал:

— А ну, раскрой!

Шакун торопливо открыл портсигар. В нем оказались лишь сложенная бумажка и изжеванный окурок.

— Дай бумажку сюда! А больше там ничего не было?

— Ничего… Это все его богатство.

Борщенко стоял мрачный, а Шакун продолжал оправдываться:

— Ты не подумай, Павел! Если бы нашлось что ценное, разве бы я скрыл.

Морщась от боли, он начал растирать ногу и плечо.

— Набросился, как медведь! Ведь я мог напороться на собственный нож. От твоего швырка все тело гудит. Не нагнуться к лопате.

Борщенко уже овладел собой полностью.

— Ладно. Иди к машине, посиди. С лопатой я и один управлюсь.

Успокоенный Шакун, прихрамывая, ушел.

Борщенко вытащил записку, развернул ее, но прочесть мелкие карандашные строчки в сумерках ущелья было невозможно, и он снова аккуратно сложил бумажку и спрятал в карман.

Затем Борщенко ухватился за лопату, выбрал место и принялся быстро рыть отдельную могилу. Он работал как одержимый, временами используя и кирку. Грунт был твердый, смерзшийся. Скрипела галька, выворачивались камни, трещала лопата. Но вот и готово все.

Борщенко снял фуражку и осторожно уложил легонькое тело героя-москвича в могилу, затем быстро засыпал, прикатил от скалы тяжелый острозубый камень и установил его на могильном холмике.

— Прощай, дорогой товарищ Андриевский! Прощай!

Дольше задерживаться было нельзя. Борщенко надел фуражку и быстро зашагал к машине, где его ожидал Шакун.

3

Ночью Борщенко приснилось, что его заживо замуровали в каменную гробницу и там на него напали липкие, холодные пауки. Он отбивался от них, содрогаясь от отвращения и ужаса. Проснулся Борщенко в холодном поту и долго лежал с открытыми глазами.

Несколько успокоившись, он снова заснул и снова оказался в подземном каземате смертников. И опять Борщенко проснулся и долго не мог заснуть. Лишь под утро он забылся тяжелым сном.

Разбудили его сменившиеся с ночных постов охранники. Они уже успели в столовой позавтракать и теперь, укладываясь спать, спорили по поводу неоконченной накануне игры в кости.

Шакуна уже не было, и Борщенко смог без помех вернуться к вчерашней записке.

Инженер Андриевский Е. А. указывал адрес семьи и писал жене: «…Он дорог был мне — этот скромный твой подарок, с каракулями нашего мальчика… Пусть сохранится у вас как память о моей короткой тропе на трудных путях от человека к человечеству…»

Борщенко прочел записку до конца и долго не мог успокоиться, взволнованный множеством интимных деталей, говорящих о большом чувстве любви и дружбы в семье Андриевских, оборванном злым врагом. Затем он бережно сложил листочек, тщательно обернул его чистой бумагой и спрятал.

Завтракать Борщенко пошел с другими охранниками.

Но место свое за столом занял не сразу, поджидая Шакуна. Однако тот так и не появился.

Встретился с ним Борщенко уже вечером в казарме.

Посередине комнаты за длинным столом группа охранников с азартом играла в кости. Другие следили за игрой и активно реагировали на капризы «фортуны».

Шакун подсел к Борщенко на койку возбужденный и довольный.

— У меня, Павел, хорошие новости, — зашептал он, опасливо поглядывая на увлеченных игрой немцев. — В славянской зоне готовятся вовсю…

— К чему готовятся? — Борщенко сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

— К побегу. Я же тебе рассказывал.

— Ну куда отсюда бежать, Федор? Ерунда все это.

— И все равно готовятся, сволочи. Точные сведения…

— Все это враки! — решительно сказал Борщенко и, подчеркивая свое пренебрежение к распиравшим Шакуна новостям, попросил:

— Дай мне посмотреть вчерашний портсигар… На нем что-то было нарисовано.

— Портсигара у меня уже нет, отдал земляку! — отмахнулся Шакун. — Да он ерундовый, ничего не стоит… Нет, все это серьезно, Павел! Уже организуется один отряд. Понимаешь?

Борщенко весь сжался. «Разнюхал уже и это, сволочь! Правда, только об одном отряде. Какая же гадина ползает там? Как узнать?»

Он повернулся к Шакуну и безапелляционно заявил:

— Бежать отсюда некуда, разве только утопиться! И все эти твои новости — чистейшая фантазия! Выдумка твоего осведомителя.

Шакун загорячился:

— Он не будет выдумывать! Это человек верный. Из нашего лагеря, власовец! Это мой земляк! Он в полном курсе и скоро подаст подробный рапорт.

— А ну тебя! — отмахнулся Борщенко, озаренный догадкой: «Тогда на скале упоминался земляк, сейчас — опять земляк, и портсигар отдал земляку, — одно и то же лицо…»

Продолжая демонстрировать пренебрежение к новостям, Борщенко сказал:

— И у меня там свои люди. Не один, а трое! Они мне тоже рассказывали о побеге. Но они забрались в дело глубже твоего земляка. Разговоры о побеге ведутся для отвода глаз. Там замышляется что-то другое.

Шакун озадаченно вцепился взглядом в лицо Борщенко. Тот продолжал:

— Не вздумай вдруг раззвонить об этом раньше, чем выяснишь, в чем там дело. Осрамишься. Когда будет настоящее, можно действовать. И я тебе помогу тогда. Расскажи лучше, где пропадал весь день?…

— А я был там.

— Где там? — непонимающе переспросил Борщенко.

— Да там… — замялся Шакун. — А что ты делал без меня? Наверно, отсюда ни шагу. Учись разговаривать по-ихнему.

— Да… Без тебя сидел весь день в казарме.

Шакун закурил и после продолжительного раздумья спросил:

— Так ты не советуешь пока докладывать?

— Кому? О чем?

— Начальству о заговоре.

— Ну что ты! Надо прежде выяснить все по-настоящему, что у них на самом деле. Поспешишь — людей насмешишь. И свою репутацию подмочишь.

Шакун молча докурил папиросу и встал.

— Пожалуй, ты прав. Ты помоги мне. Поручи своим ребятам разузнать все получше. И я своему скажу.

— Ладно, Федор, сделаю. Раз сказал — помогу, значит, помогу!

— Ну, я пойду спать, — успокоился Шакун. — Устал до чертиков… Так наведайся к своим поскорее.

— Обязательно… Скоро наведаюсь. Ложись, а я пройдусь перед сном. Надоело весь день в казарме…

И Борщенко «прошелся». В этот же вечер он имел встречу со Смуровым. Когда он вернулся в казарму, Шакун уже крепко спал.