Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

Даже среди высокопоставленных представителей администрации крепло убеждение, что президент не обеспечивает ясного, эффективного и целеустремленного руководства.

Если вашингтонские властные структуры в целом еще не отреагировали на кризисную ситуацию в мире, то в «обычной администрации» почти в буквальном смысле господствовал невоенный стиль деятельности. Даже Белый дом был вынужден следовать привычкам и процедурам, сложившимся за пятнадцать десятилетий президентской рутины. Глава государства открыл первый бейсбольный турнир 1941 года и наблюдал за тем, как «Янки», тоже следовавшие традициям, выигрывают у «Сенаторов». Выступил с эмоциональной речью перед тысячами людей, собравшимися на лужайке Белого дома по случаю ежегодного верчения пасхальных яиц. Приветствовал обычные делегации гостей, награждал обычными медалями и оказывал разного рода почести, несмотря на попытки Папы Уотсона сократить число подобных церемоний. Принимал обычные почести, всерьез и по протоколу; был вынужден принять в подарок гориллу от вооруженных сил «Свободной Франции» в Африке, участвовал в церемонии избрания Фалы президентом лающих собак Англии. Ему угрожали смертью, что тоже необычно.

Подобно всем высокопоставленным представителям исполнительной власти, президент тратил много времени на добывание денег и поиск нужных людей. Весной 1941 года заоблачные расходы на оборону вызвали сильное напряжение налоговой структуры, сложившейся в мирное время. Эти расходы увеличились вдвое и даже втрое по сравнению с предыдущими месяцами. Росло беспокойство относительно равномерности распределения в обществе бремени кризиса. Представитель министерства финансов сообщил Комитету палаты представителей по путям и способам изыскания денежных средств, что одна компания, имевшая оборонные заказы на 70 миллионов долларов, платила налоги по состоянию на 1940 год, хотя ее прибыль возросла в 30 раз по сравнению с этим годом.

Президент неоднократно менял свою точку зрения на налоговую реформу в зависимости от показаний политического термометра. И Моргентау, и упомянутый комитет палаты представителей поддерживали положение, предусматривавшее заполнение супругами единой налоговой декларации, чтобы покончить со злоупотреблением в отношении существовавшего на тот момент законодательства со стороны состоятельных налогоплательщиков в таких штатах, как Калифорния, где было распространено совместное пользование собственностью мужем и женой. Однако Рэйберн считал это «чертовски опасным... Все замужние работающие женщины, все католические священники и приверженцы епископальной церкви возражали против этого. Рузвельт рекомендовал министерству финансов не настаивать на этом положении по политическим соображениям, но требовал ужесточить налогообложение сверхприбылей и удивил налоговую службу требованием взимать налоги с личного дохода, превышающего 100 тысяч долларов в год, на 99,5 или на 100 процентов.

— Ну и что? — говорил президент. — Никто из нас и не мечтает иметь доход сто тысяч долларов в год, и много ли людей декларируют такие доходы?

Однако Рузвельт не настаивал и на конфискациях. В любом случае государство нуждалось в увеличении доходов. Летом дефицит бюджета приблизился к беспрецедентной цифре 14 миллиардов долларов. Потребовав весной увеличения суммы налоговых сборов на 3,5 миллиарда долларов, в конце июля Рузвельт рекомендовал включить в число налогоплательщиков лиц с более низкими доходами, ранее освобожденных от налогов. Эта мера имела целью не только увеличить сбор налогов в государственный бюджет, но также дать почувствовать налогоплательщикам с низкими доходами, что они тоже вносят вклад в оборонные усилия страны.

В эти месяцы на долю Рузвельта выпал жребий сделать наиболее важные и наиболее удачные назначения. Первого июля Чарлз Эванс Хьюз, который в свои 79 лет все еще выглядел как воплощение председателя Верховного суда, ушел в отставку. Ему, очевидно, должен был наследовать 49-летний министр юстиции Джексон, испытанный сторонник «нового курса», друг президента, отличный адвокат, искусный посредник и переговорщик. Однако пресса и организованные адвокатские круги отдавали предпочтение одному из судей Верховного суда — 69-летнему Харлану Стоуну, независимо мыслящему, умеренному либералу, который помог высшей судебной инстанции освободиться после 1930 года от застарелого консерватизма и перейти к признанию федеральной власти как важного фактора государственной жизни.

Несколько недель общество жило ожиданием, кому достанется место председателя Верховного суда — Джексону, Стоуну или какой-нибудь темной лошадке. «Мы все считаем, что верховным судьей должны быть вы, — писал Стоуну известный адвокат, — но кто может сказать, какой выбор сделает Ф.Д.Р.? У него ведь нет ни малейшего представления о том, каким должен быть судья. Все считают, что он выберет...» Президент посовещался со своим другом Феликсом Франкфуртером, все еще остававшимся главным юридическим консультантом «нового курса». Тот указал на обстоятельство, которое Рузвельту было очевидно и ранее: назначение Стоуна, республиканца, повысит имидж президента как беспристрастного лидера в период испытаний. Президент колебался недолго, а возможно, колебаний и вовсе не было, — он отдавал освобожденное Стоуном место Джексону и делал его наиболее вероятным преемником нового верховного судьи.

Назначение Стоуна заслужило одобрение со стороны разных политических и общественных кругов. Оно «так ясно, определенно и, безусловно, справедливо, — говорил Арчибалд Маклейш, — оно прозвучало на весь мир как нужное слово, высказанное в нужное время».

Не все назначения президента оказались такими легкими и уместными. Оборонные усилия породили острую потребность в изобретательных исполнителях, которые могли эффективно вести дело, не поддаваясь корыстным влияниям. В апреле президент предложил создать в системе государственной гражданской службы дополнительно 85 тысяч мест. Эта мера вызвала одобрение в кругах, выступавших за совершенствование деятельности правительства, но продемонстрировала и слабость исполнительной власти, поскольку государственная гражданская служба, освободившаяся от коррупции и уязвимости перед лоббизмом, стала также укрытием для чиновников-рутинеров, отличавшихся отсутствием инициативы и воображения в условиях развития оборонного потенциала, а следовательно, прикрытием для деятельности «обычной администрации».

Рузвельт продолжал колебаться при осуществлении политических назначений. Он считал необходимым проведение оборонными ведомствами надпартийной политики. Но на него оказывали сильное давление в самом Белом доме — даже его помощники и секретари, включая Мисси Лехэнд и Грейс Талли, — с целью исключить назначение в оборонном секторе республиканских политиков с подмоченной репутацией или их помощников на гражданские должности. Президент писал Джесси Джоунсу, которого сторонники «нового курса» считали наиболее злостным нарушителем устоявшейся практики, что не возражает против принятия в некоторые оборонные ведомства «десятков людей, ненавидящих администрацию и сопротивляющихся в течение ряда лет всем конструктивным переменам». Но в наиболее ответственных ведомствах «честно говоря... нам следует иметь людей, — писал президент, — которые будут работать на нас, верят нам, а не просто отделываются пустыми словами о преданности делу... Как вы думаете?». Джоунс хранил молчание.