Серебряный шрам - Андрей Дышев

Картавый недолго смотрел на меня, будто смысл моих слов еще не дошел до него. Потом сел в снег, усмехнулся.

– Но ты от краешка все же отойди, – сказал он, – а то ненароком уронишь рюкзачок. Я, так и быть, пока не буду десантировать вниз твою красавицу.

– Развяжи ее, и пусть она подойдет ко мне.

– Вах-вах, мне уже приказывают!

Я нарочно поскользнулся, взмахнул рукой, хватаясь за воздух, и едва устоял на ногах.

– Да отойди от края! – заорал картавый. – Точно свалишься, придурок! Придется потом за рюкзаком вниз идти.

– Не придется, – ответил я, отщелкнул замки клапана и откинул его. Теперь, если я в самом деле свалюсь, пакеты с порошком разлетятся по всему заснеженному склону под стеной.

– Хорошо, – согласился картавый, достал из кармана нож, расчехлил его, перерезал веревки, которыми были связаны руки и ноги Валери, и сорвал с ее лица шарф.

– Помоги ей встать.

– Чего? – протянул картавый. – А может, еще…

– Помоги ей встать, ублюдок! – страшным голосом закричал я, наклоняясь в сторону обрыва.

– Точно прыгнет, придурок, – забормотал картавый и протянул Валери руку.

Она медленно поднялась на ноги, шагнула ко мне и, упав передо мной на колени, крепко обхватила меня руками за талию.

Адвокат все это время стоял спиной к нам, прижавшись лицом к каменному сфинксу, выпирающему из снега, как позвонок гигантского доисторического ящера.

Глава 34

Наверное, это была самая гадкая ночь в моей жизни. И не только потому, что до рассвета мы просидели за скалой, укрываясь от ледяного ветра, и Валери продрогла так, что не могла сдержать дрожь даже в моих объятиях, и адвокат ныл, не переставая, больше от страха и тоски, чем от боли в руке. Гадко мне было оттого, что я чувствовал себя униженным и проигравшим по всем статьям. Такого я не испытывал даже на войне десять лет назад, когда потерял едва ли не половину роты.

Картавый оказался противником, достойным уважения – какие бы отрицательные чувства я к нему ни испытывал. Он был умным, хитрым и неплохо предвидел все мои попытки одержать над ним верх. Сейчас я должен был признать, что он оказался сильнее меня, что я недооценивал его и был слишком самоуверен.

Ветер трепал и присыпал снегом поваленную палатку. Под утро сильный шквал сорвал ее с хребта, легко выдернув колышки, и скинул с обрыва вниз. Она парила в воздухе как дельтаплан, и мы провожали ее взглядами.

Картавый был хмурым, злым и даже перестал отпускать свои плоские шуточки. Молча дернул стволом автомата, приказывая подняться и надеть рюкзаки, молча показал, чтобы адвокат начинал движение. Рамазанов не отдохнул за ночь, сил, по-моему, у него даже поубавилось. Без моей помощи он не смог надеть рюкзак, и пока он возился с лямками, ослабляя их, я успел незаметно скинуть из своего рюкзака еще пару пакетов и тщательно присыпать их снегом.

Мы прошли всего полчаса, как путь нам преградило обширное ущелье, разделившее хребет и плато. Картавый хотел сократить путь, погнав нас с шоссе прямо в гору, а оказалось, что этот маршрут намного сложнее и длиннее. Пока мы отдыхали и готовили на примусе кофе, картавый бродил по краю ущелья, глядя вниз и громко матерясь.

– Сейчас погонит назад, – предположил адвокат. Табак у него кончился, и он посасывал пустую трубку. На впалых щеках выросла щетина, под глазами легли синие тени. Адвокат выглядел совершенно больным человеком.

– Назад я не пойду, – ответила Валери.

Я молчал. Я не знал, как поступлю, если картавый в самом деле заставит нас спускаться к шоссе. Запас еды у нас закончился. Остался стакан бензина для примуса, пачка галет да несколько ложек кофе. Я никогда не жаловался на свое здоровье, в выносливости мне мог бы позавидовать атлет-марафонец. Но сейчас я чувствовал себя так, словно во мне сломался какой-то стержень, который составлял основу воли и силы. Я потерял надежду на быстрое избавление из этого двойного плена и уже не был уверен, что сумею обезоружить картавого. Работать на него я продолжал только потому, что мы как бы заключили между собой негласную договоренность: он гарантирует мне жизнь Валери, если я буду тащить рюкзак и не покушаться на него.

– Что это он там делает? – спросил адвокат, держа кружку обеими ладонями – так согревались руки.

Картавый сильными ударами молотка вгонял скальный крюк в щель между камней, затем навесил на него карабин с веревкой.

– Динозавр! – заорал он. – А ну, бегом ко мне!

Я продолжал пить кофе, словно не слышал ничего.

– Кирилл, – сказал адвокат, – не вынуждайте его снова готовить аттракцион со свободным падением.

– Вы боитесь за свою жизнь?

Рамазанов покачал головой:

– Уже нет. Я боюсь за вашу, – он кивнул на меня и на Валери, – жизнь. Вы мне нравитесь, и я хочу, чтобы из этой пакостной истории вы вышли живыми и невредимыми.

– Наверное, дело не в том, что мы вам нравимся, – предположил я.

– Динозавр, мать твою! – снова заорал картавый.

Я не отреагировал.

– Вы напрасно испытываете его терпение, – сказал адвокат.

– Кроме страха за свою шкуру, у каждого человека должна присутствовать известная доля чувства собственного достоинства… Но вернемся к теме, кто кому нравится. Я полагаю, что ваше страстное желание добра нам с Валери есть не что иное, как глубокое раскаяние в содеянном, в том, что вы втянули меня и позволили втянуть себя в эту историю?

– Считайте, что так. Я каюсь.

– К чему бы это покаяние, Низами Султанович?

Он опустил глаза, пожал плечами:

– Не знаю. Предчувствие такое, что не все мы вернемся на тот берег.

К нам подошел картавый. Мне в затылок уперся ствол автомата.

– Ты принуждаешь меня к грубому отношению. Я все понимаю, но и у меня терпение может лопнуть.

Я поднялся.

– И рюкзачок бери тоже. Кажется, ты знаком с альпинистским снаряжением? Тогда пошли, будешь первым. Это почетно.

Мы подошли к краю ущелья. Я глянул вниз. Стена была неровной, уступами уходящей в глубь тела горы. Ниже и левее нас я заметил тропу, прикрытую сверху карнизом. Та ее часть, которая находилась прямо под нами, обвалилась. Я понял, что задумал картавый.

– Надо спуститься на тропу. Но мешает козырек. Здесь же она обрушена. Опустись по веревке на «улитке» и маятником запрыгни на тропу. Усек, скалолаз?

Я проверил крюк, который забил картавый, и про себя отметил, что он сделал это вполне профессионально. Соорудил из веревки обвязку, пристегнул к ней карабин, к нему – «улитку». Через нее пропустил веревки. Картавый молча поглядывал за моей подготовкой.

– С рюкзаком, – предупредил он.

Я повернулся спиной к обрыву и, постепенно ослабляя веревку, встал ногами на вертикальную стену. Ощущение жуткое. Рюкзак тянет вниз, веревка натянулась, как струна. Кажется, что вот-вот она оборвется. Картавый наблюдал за мной сверху.

Я сделал шаг вниз, затем еще один, как вдруг нога потеряла опору, соскользнув с выступа, и я повис, как марионетка, болтая в пустоте ногами. Подо мной ревела горная река, и я живо представил, что было бы со мной после нескольких секунд свободного падения.

– Осторожнее! – крикнул картавый.

За рюкзак беспокоится, сволочь, подумал я, снова упираясь ногами в стену и наклоняя «улитку» так, чтобы веревка стала медленно проскальзывать через нее. Я опустился еще ниже, до уровня тропы. Ее начало находилось метрах в пяти левее меня. Кататься «маятником» на такой высоте с тяжелым рюкзаком за плечами – занятие рискованное, тем более что вверху, на перегибе, веревка сильно терлась о камень, и на сколько хватит запаса ее прочности – одному богу известно.

Перебирая ногами влево, я пошел вдоль стены, насколько смог, затем сильно оттолкнулся ногами и полетел в обратную сторону. Веревка натянулась как резиновая. Ветер засвистел в ушах, черная поверхность стены замелькала перед глазами. Тропа неслась на меня со страшной скоростью, но с первого раза я не достал ее. Веревка прижалась к козырьку и погасила движение.

Меня понесло обратно и стало разворачивать спиной в сторону движения. Интуитивно ожидая удара, я напрягся, как пружина, надеясь только на рюкзак, который приглушил бы удар, но лишь прошелся плечом по стене, моментально разодрав рукав до тела. Остановившись на мгновение, я оттолкнулся ногами изо всех сил и дугой взлетел над стеной. Картавый что-то орал сверху, но я не слушал его. Карниз и тропа приближались ко мне с такой скоростью, словно я пикировал в скалу на самолете.

Закончилась моя эквилибристика благополучно. Я принял удар о скалу ногами, мгновенно погасив скорость, и встал на тропу.

– Ты живой, динозавр? – раздался сверху голос картавого. Я не видел его, он был скрыт за карнизом; не стал отвечать, быстро отстегнул «улитку», и она тотчас взлетела на веревке вверх.

У меня было не больше минуты. Я скинул с плеч рюкзак, открыл верхний клапан и, хватая пакеты по нескольку штук сразу, стал швырять их в пропасть, где горная река, словно чудовище, с ревом пожирала их.