Дети ночного неба - Татьяна Гуськова

— Я была бы рада, если бы вы отправились с нами.

Сура удовлетворенно кивнул, и немного отстал, оставив меня во главе нашего маленького отряда.

Мы уже давно покинули столицу, и даже ее стены успели исчезнуть за белыми холмами. Накатанная дорога, петляющая среди холмов, вела нас на юго-запад. Разбойник бежал впереди лошадей, изредка утыкаясь носом в дорогу — умный пес шел по следу. Он хорошо запомнил, как пахнет обидчик полюбившейся ему Тайри и Огонька, так что можно было не сомневаться, что мы движемся прямо за послом.

Путешествовать предстояло через довольно людные места, так как мы ехали по торговому пути, именно по нему купцы из Ситры везут через переход Тассан самоцветные камни, пряности, ингредиенты для дорогих чаев и другие товары. А торговый путь — это и встречающиеся по пути деревни, пригретые им; и гостиные дома; и хижины для кратковременного отдыха, тайше, — так что нам не придется ночевать в лесу на снегу.

Казнь должна была состояться завтра. Как он ни пытался изменить приговор, как ни помогал в поисках остальных членов банды, Император оказался неумолим. А судил самого удачливого разбойника за последние пятьдесят лет, Гэльрана, по прозвищу Бешеный Лев, сам Император.

Гэльран до последнего момента верил, что что-нибудь обязательно произойдет, что случится что-нибудь, позволяющее ему избежать казни, но судьба неумолимо вела его к смерти. И вот завтра на рассвете разбойничьего атамана посадят на кол, ибо такова участь любого разбойника.

Сирота и выходец из ситранской бедноты, Гэльран не был благородным, поэтому ему перед смертью не полагались ни моления в храмах Ааншу и Иртшата, ни очищающих омовений, ни даже прощального поминального ужина. Его просто вновь бросили в темницу после суда и оставили там предаваться унынию, в ожидании рассвета.

Разбойник давно понял, что сбежать из этой темницы невозможно, он уже пытался не раз, значит, и сегодня ночью не удастся, а спать последнюю ночь жизни — глупо. Так, что он сидел на полу и любовался танцем пламени в лампе, вмурованной в стену. Огонь в лампе — это была единственная милость, которую ему сегодня оставили.

Раскаивался, ли Гэльран в своих поступках? Нет. Была бы у него возможность, он вновь бы повторил свой жизненный путь и еще яростнее, чем раньше, грыз бы глотки богатым купцам, уничтожал поганых оборотней-кланников и сек мечом благородных виларских вельмож. Только вот кончена жизнь, она рассеется завтра вместе с ночью.

В коридоре послышались голоса, кто-то спорил, потом к двери прочастили решительные шаги, загрохотал отодвигаемый засов.

— Кто вы? — Гэльран посмотрел на высокого мужчину в богатой одежде.

— Это не важно. Зато важно то, что я хочу вытащить тебя отсюда.

— Зачем же? — этот благородный был так же надменен и чопорен, как и все они. Так же как и все считал подобных Гэльрану грязью под ногами, только и способной на то, чтобы выполнять их вельможные желания.

Гэльран почувствовал жгучее желание пощупать на прочность горло гостя, или взять что-нибудь острое и вонзить в один из синих, как летнее небо, глаз. Но только крепче стиснул зубы: стоило для начала хотя выслушать этого красавчика.

— К нашей взаимной выгоде.

Разбойник догадался, что гостю что-то от него нужно, а, значит, казнь возможно откладывается.

— Что я поимею с нашей взаимной выгоды?

— Жизнь и свободу.

— А что поимеешь ты?

— Жизнь всей Империи.

— Как благородно звучит. За таким благородством чаще всего скрывается кровь и грязь. Кого мне нужно будет убить?

— Ты догадлив. А убить… Убивать придется много. Все горные кланы должны быть уничтожены!

К вечеру, несмотря на обилие жилья в этих краях, мы оказались в чистом поле, а все потому, что я, не послушавшись Шаванси, не захотела остановиться в деревне, через которую мы проезжали. Было еще светло, и я хотела проехать как можно больше за день, надеясь до темноты достигнуть следующей деревни. Но мы ехали-ехали, небо все больше темнело, а жилья не попадалось. Мэйо пригрелся, закутавшись в полу моего плаща, и давно уснул. А мне не хотелось признавать своих ошибок, поэтому мы все ехали. Лошади порядком притомились, но подходящего места для ночлега не встречалось.

Риддин пришпорил своего конька и поравнялся с мой кобылой.

— Мне кажется, стоит остановиться в той рощице, — аднец указал на темнеющие чуть в стороне от дороги деревья. — Мэйо и вы с Шайси переночуете в шатре. Ночь сегодня не очень холодная. А мы с Огоньком и Сурой у костерка подремлем.

— Ты прав, — пришлось признать мне. — До жилья мы сегодня уже не доедем, а лошадям, да и нам нужен отдых. Только вот в шатре будете спать вы с Мэйо и Сурой. Сура, ты же не можешь менять обличье? А мы втроем подремлем у костерка.

Риддин хотел что-то возразить, но смешался под моим взглядом.

— Как скажешь.

Место аднец, бывалый путешественник, выбрал очень удачное — ветер в ложбинку меж двух холмов не залетал, да и снега здесь было не очень много.

Позаботившись о лошадях, разведя костер и расставив шатер, мы занялись приготовлением ужина. Вернее ужином занимались Сура с Шаванси, а у меня нашлось другое занятие. Мэйо вдруг взбунтовался. Выспавшийся за дорогу мальчик объявил, что я его наставница, а учить ничему не учу. У меня не было настроения с ним препираться по этому поводу, поэтому я указала на Шаванси.

— Вообще-то твоей наставницей в большей мере считается она. Как Шевер она тебя унаследовала после твоего Вайри.

Мэйо за спиной утих, а я продолжила укладывать в сумку высыпавшиеся вещи.

— Значит, я тебе не нужен?

Только не это, сейчас опять расплачется. Я повернулась, собираясь извиниться за излишне резкие слова, но мальчика уже не было рядом. Сура перехватил Мэйо на полпути в лес, укоризненно посмотрел на меня.

— А переходи, правда, ко мне в ученики, — улыбнулась Шаванси. — А то бестолковый наставник — смерть для ученика.

Мальчик, надувшись, смотрел на нее. Вот как сейчас согласится. Сердце защемило, а ведь мне будет очень неприятно, и даже не неприятно, а больно, чего же я тогда себя так веду, почему отталкиваю Мэйо?

Сура подошел к костру и поставил мальчика рядом с Риддином, аднец тут же сказал Мэйо что-то ободряющее, а монах направился ко мне.

— Чиа, мне нужно с тобой поговорить.

Я кивнула, затягивая завязки на сумке.

— Пройдемся до дороги.

Как только мы отошли достаточно далеко от костра, чтобы даже чуткие уши Огонька не могли расслышать ни слова, Сура начал говорить.

— Я понимаю, что тебе нелегко было в последнее время. Все люди, к которым ты была привязана, гибли тем или иным образом. Чиа, но ведь это не повод отталкивать всех от себя, не повод держаться так отчужденно-холодно, ведь это не свойственно тебе, я же вижу. Понятно, что это тяжело. Но если те люди, к которым ты хорошо относишься, будут к тебе относиться холодно и будут находиться далеко от тебя, это ведь не избавит их от опасности. Тот же Мэйо, если перейдет в ученики к этой женщине. Ведь это не избавит его от всех предполагаемых опасностей. Разве я не прав?