За синим горизонтом событий (Хичи - 2) - Фредерик Пол

Вот только хорошо бы это было? Быть способным дотянуться до кого-то далекого, как Вэн дотянулся до всего человечества, чувствовать то же, что другой человек, дать ему ощутить, что испытываешь ты. Замечательно для влюбленных!

Вдоволь намечтавшись, я вызвал Мортона и приказал ему подумать о возможности запатентовать и использовать кушетку.

Последовала не очень романтичная реакция на романтичную мысль. Трудность заключалась в том, что я не был вполне уверен, с кем хочу быть связанным. Со своей дорогой женой, такой любимой и необходимой мне, или с кем-то, кто значительно дальше и до кого гораздо труднее добраться?

Я прожил долгий бразильский день, плавал в бассейне, позагорал, съел роскошный обед, выпил бутылку вина, потом вызвал Альберта и спросил у него о том, что действительно хотел узнать.

- Альберт, где сейчас Клара?

Он немного помолчал, сосредоточенно набивая табак в трубку и, нахмурившись, наконец ответил:

- Джель-Клара Мойнлин в черной дыре.

- Да? А что это значит?

- Это трудно объяснить, - виновато ответил Альберт. - То есть нелегко выразить в обычных терминах. И трудно, потому что я на самом деле не знаю. У меня не хватает данных.

- А ты постарайся, Альберт.

- Конечно, Робин. Если вы настаиваете, пожалуйста. Я сказал бы, что она находится в одной из секций того самого исследовательского корабля, который вынужден обретаться сразу за горизонтом событий сингулярности. Той, что вы достигли, то есть... - словно иллюзионист он небрежно взмахнул рукой, и перед ним появилась грифельная доска... - то есть на границе радиуса Шварцшильда.

Альберт встал, сунул трубку в карман своего мешковатого пиджака, взял кусок мела и написал: "2GМ деленное на С в квадрате".

- Дальше этой границы свет не проходит, Робин. Вам это может представиться стоячим волновым фронтом, в который упирается свет. За него в черную дыру заглянуть невозможно. И из-за него ничего не может вырваться. Символы "G" и "М" означают, конечно же, гравитацию и массу, а такому опытному старателю, как вы, мне не нужно объяснять, что такое С в квадрате. Из тех данных, что вы привезли с собой из экспедиции, выходит, что данная конкретная черная дыра достигает шестидесяти километров в диаметре, что означает массу, примерно в десять раз превышающую массу Солнца. Может, я говорю больше, чем вы желаете знать, Робин?

- Немного, Альберт, - ответил я, ежась на лежанке. Я сам не знал, что хочу услышать.

- Может, вы хотите выяснить, мертва ли она? - спросил он и сам же ответил: - Нет. Не думаю. Там, конечно, масса излучений и бог знает какие силы разрыва. Но для ее гибели прошло слишком мало времени. Все зависит от ее угловой скорости. Возможно, Джель-Клара Мойнлин еще даже не осознала, что вы исчезли. Замедление времени, понимаете? Это следствие...

- Я понимаю, что такое замедление времени, - прервал я Альберта. И, честно говоря, на самом деле понимал, у меня было такое ощущение, будто я сам живу в замедлившемся времени. - Мы можем что-нибудь узнать о ней?

- У черной дыры не бывает волос, - серьезно процитировал он шутку старателей. - Мы называем это законом Картера-Вернера-Робинсона-Хокинга. Из него следует, что единственная доступная информация о черной дыре - это ее масса, заряд и угловой момент. Больше ничего.

- Если только ты не внутри нее, как она.

- Да, Робби, - согласился Альберт, усаживаясь и снова берясь за трубку. Потом последовала долгая пауза, во время которой я слышал лишь знакомое: "Пуф, пуф, пуф". Наконец Альберт решился: - Робин?

- Да, Альберт?

Он выглядел смущенным, насколько может смущаться голографическая конструкция.

- Я был не совсем откровенен с вами, - проговорил он. - Иногда из черной дыры может поступать информация. Но это приводит нас к квантовой механике. И ничего хорошего вам не сулит. Она бесполезна для ваших целей.

Мне не хотелось, чтобы компьютерная программа рассуждала о моих "целях". Особенно когда я сам в них не уверен.

- Расскажи мне об этом! - приказал я Альберту.

- Ну... мы на самом деле знаем об этом очень немного. Это связано с первым законом Стивена Хокинга. Он указывает, что черная дыра в некотором смысле имеет "температуру", что является особым типом излучения. Некоторые частицы данного излучения способны вырваться за пределы черной дыры. Но не от таких черных дырищ, которые интересуют вас, Робби.

- А от каких они могут сбежать?

- Ну, главном образом от очень маленьких. С массой, скажем, равной массе горы Эверест. Это субмикроскопические черные дырочки. Не больше ядерной частицы. Они очень горячие, сотни миллиардов градусов по Кельвину и выше. Чем они меньше, тем сильнее квантовый туннельный эффект и тем они горячее. Поэтому они все уменьшаются и раскаляются, пока не произойдет взрыв. А у больших дыр не так. Там действует прямо противоположная закономерность. Чем черная дыра значительнее, чем больше она притягивает к себе материи, восполняющей ее массу, тем труднее проявиться туннельному эффекту и вырваться частице. Черная дыра, подобная той, где находится Клара, имеет температуру, вероятно, в сто миллионов по Кельвину. И это на самом деле не очень много, Робин. Подобная дыра все время охлаждается.

- Значит, из такой дыры вырваться невозможно?

- Насколько я знаю, нет, Робин. Это отвечает на ваш вопрос?

- Да, на какое-то время, - сказал я и отпустил его. Но на один вопрос я все же не получил ответа: почему, говоря о Кларе, он называет меня Робби?

Эсси пишет замечательные программы, но иногда мне начинает казаться, что они накладываются друг на друга. Когда-то у меня уже была компьютерная программа, которая время от времени называла меня детскими именами. Но это был домашний психоаналитик.

Я напомнил себе, что нужно поговорить с Эсси, чтобы она внесла изменения в программы, потому что сейчас мне услуги Зигфрида фон Психоаналитика совсем не были нужны.

Временный кабинет сенатора Прагглера размещался не в башне Корпорации, а на двадцать шестом этаже здания законодательного собрания. Знак вежливости со стороны бразильского конгресса по отношению к коллеге, лестный знак кабинет всего на два этажа ниже крыши.

Встав с рассветом солнца, я тем не менее на несколько минут опоздал. Я провел время, бродя по утреннему городу. Нырял под мосты подземки, выходил на автомобильных стоянках, блуждал без всякой цели. Я все еще находился в замедленном времени. Но Прагглер, энергичный и улыбающийся, вырвал меня из него.

- Замечательные новости, Робин! - воскликнул он, вводя меня в кабинет и заказывая кофе. - Боже! Как глупы мы были!

На мгновение я подумал, что Боувер наконец отозвал свой иск. Это показывает, насколько я был глуп - Прагглер говорил о последней передаче с Пищевой фабрики. Так долго разыскиваемые книги хичи оказались всем известными молитвенными веерами.