Наследница Богов - Людмила Лазарева

И тут она завязла. Прямо на асфальте. Наступила в нечто похожее на битум, какой дорожные рабочие заливают щели на российских тротуарах. Кроссовки мгновенно и намертво приклеились, и как она не тужилась, оторвать их от земли уже не смогла. Пришлось наклониться и развязать шнурки, выпрыгнув прямо в носках на тротуар подальше от ярко-черной смолистой полосы. Светлана постояла, посмотрела на оставленную посреди дороги обувь, на четырех призраков, окруживших ее оставленные кроссы, сняла носки (какой прок идти босиком, но в носках?!), бросив их тут же, и пошла дальше.

Не прошла и нескольких шагов, как один из духов остановил ее, оказавшись прямо перед ней:

— Ты пришла. — Он утверждал, и Светке ничего не оставалось, как кивнуть головой. — Я немного провожу. Пойдем.

Девушка даже пугаться перестала — что делать, если окружили и в покое уже не оставят?! "Замуровали, демоны!" — вспомнился заполошный крик грозного царя из старого фильма. Она усмехнулась своим мыслям, а невиданный провожатый пояснил: "теперь ты правильно одета, можно идти. Потом все вернется к тебе". Оглянувшись, она не увидела уже ни смолистого пятна с кроссовками, ни остальных сопровождающих.

— Конец окончен, — пробормотала она себе под нос, на что фигура в балахоне поправила: "Нет, начинается".

Они свернули в проулок и по безлюдной улице, застроенной ветхими брошенными домиками, вышли к широким воротам из толстых досок.

— Храм. Ты сама должна все понять, — с этими словами странный проводник (монах?) пропустил ее вперед. Ничем не отличающаяся от простых дверей, распахнулась сама собой при их появлении дверь, и они оказались в темном и душном помещении с небольшим алтарем посредине.

Глава восемнадцатая,

в которой Светке достаются крошки с алтаря и кусочек кожи

Я уйду куда-нибудь пешком,

С посохом, чтоб поседеть в дороге…

Пусть в пыли дорожной вязнут ноги —

Знаю — все окупится потом…

Алтарную комнату наполнял тягучий, как патока полумрак. Наверное, он казался таким осязаемо-тяжелым из-за нависшего смрада курений, поднимавшихся и зависавших под потолком, затем оседавших ниже и ниже. Сладковатый дым ел глаза, и приторно распирал легкие. Светке показалось, что вот-вот, еще немного — и она точно упадет в обморок, прямо здесь… Только бы не рухнуть куда-нибудь в неположенном по обряду месте: неизвестно, как воспримут такое неуставное падение укрывшиеся в темном чаду монахи этого странного ордена. И тут до ее чутких ноздрей донесся спасительный запах — пахло свежевыпеченным хлебом.

Она почувствовала, как тошнота стала отпускать горло, мысли прояснились, и двинулась на хлебное амбре, под спасительную его защиту. Стопка ароматного, вполне реального, а не аморфно-дымчатого, как многое в этих местах, свеже нарезанного пшеничного хлеба, аккуратно выложенная на темное блюдо в золотых росписях, похожих на палехскую манеру, выступила из смрада курений. Посуда одиноко стояла на длинном пустом столе, застланном тяжелого бархата скатертью с бахромой по краям. Желтовато-белые куски словно светились изнутри, приглашая вытянуть их из блюда и отдегустировать. Ничего не евшая с утра Светлана взяла сразу три куска хлеба, и они стали крошиться прямо у нее в руке — пришлось хватать крошки и, ловя на лету, забрасывать их в рот. Едва различимый проводник в черной хламиде с капюшоном, наброшенным на голову, повернулся к ней и неодобрительно покачал головой. Однако сразу же двинулся к выходу.

Пройдя сквозь длинный мрачный зал с уходящими ввысь двумя рядами колонн по бокам, они вышли в небольшой закрытый дворик. Здесь росло несколько гигантских деревьев, чьи кроны переплетались наподобие естественной крыши, позволяя солнечному свету проникать вниз весьма дозированно. Ветерок играл листвой, и под ногами у Светланы с ее молчаливым проводником плясали кружевные отсветы.

— Нельзя, — низко (таким голосом, наверное, тушат свечи в храмах лучшие русские священники) и печально прозвучал у нее за спиной голос провожатого.

— Что нельзя? — Она обернулась в изумлении и едва не уронила остатки хлеба на землю — так обреченно выглядел мутный лик монаха.

— Есть жертву нельзя. — Он кивнул на ароматные кусочки, зажатые в ее пальцах. — Это — жертва Богу Солнечной Удачи. Крошить здесь надо, мелко-мелко. Кроши!

Светлана испугалась, что вот, наделала глупостей с голодухи, слопала божью долю, теперь неизвестно, что может получиться из ее благих намерений. Тоже мне, спасительница миров! Проголодалась и все слопала — потерпеть не могла… Какое уж тут божественное вмешательство, при такой жадности просителя?! Разве что накажут теперь как-нибудь… изуверским способом. Чтобы хоть немного искупить вину, она стала тщательно разминать и крошить хлебные кусочки повсюду, разбрасывая их как можно шире, осыпала даже спутника в хламиде, тот растерянно заозирался, высматривая что-то. И тут перед ней явился (нет, не возник или там обнаружился, а именно явился, как в сказке!) старинный посох с загнутой ручкой, обвитый семью витками бересты. Светке безумно захотелось потрогать это невиданное изделие. Она протянула руку, и посох сам покорно и удобно лег в ее ладонь. При этом на глазах уменьшился до нужных размеров, чтобы быть ей "впору", даже вмятина образовалась, словно она, Светка, уже много лет носила его с собой, вкладывая пальцы именно в возникшие на коре углубления.

— Посох Солнечной Удачи, — едва слышно прошелестел ей на ухо монах за спиной. — Бог простил и благословил тебя! Иди с миром.

Она вышла за потемневшие от времени низенькие деревянные ворота и остановилась посреди пыльного проселка. Куда идти — она не знала, только догадывалась, что впереди ждал долгий и опасный путь к друзьям, оставленным в оркском лесу. Светлана немного подумала, прислушиваясь к тому, что творилось внутри, там, где по ее слабым представлениям должна была находиться душа — то есть где-то в области солнечного сплетения — и, крепко держа посох в правой руке, направилась по дороге, босыми пятками, как и принято у паломников, взметая за спиной облачка рыжей глинистой пыли.

Она не заметила, как за ней зорко следили из-за ветхого забора, тянувшегося вдоль дороги чьи-то хитровато прищуренные глаза. Когда путница скрылась за поворотом, скрытный соглядатай приглушенно хмыкнул и щелкнул пальцами. Послышалось учащенное дыхание и заглушаемые попытки радостно взвизгнуть — собака явилась на зов.

* * *

Этот второй должен был находиться где-то рядом — она его чувствовала. Неизвестно, как и каким чутьем, но вот уверена была Светлана, что наследник номер второй просто обязан поселиться недалеко от номера первого. Она поймала себя на несколько приниженном обращении к обоим, укорила себя за чрезмерную самоуверенность, тяжко вздохнула, потому что и общнуться или посоветоваться с кем-то не могла в полном безлюдье. И тут услышала тяжелые скачки крупного зверя. Собака Баскервилей, судя до звуку шагов и дыханию, по сравнению с этим чудовищем выглядела бы просто левреткой-переростком.