Суд Линча - Андрей Троицкий

– Сказал бы я, Иван, кто ты есть после всего этого, – он переступил порог. – Когда-то, сегодня еще, ты был мне другом…

Петр Филиппович Чикин выглянул через кухонное окно своей квартиры во двор и зевнул. Тронутые первой предосенней желтизной деревья, темные клочковатые тучи на небе, сеющие мелкий дождь на асфальт, на прижавшиеся друг к другу автомобили внизу, у подъезда. Чикин открыл форточку, разгоняя остатки утренней дремоты, сделал несколько глубоких вдохов и потянулся. «Не осень ли наступила раньше времени?» – спросил себя Чикин. Наверняка сегодня в Москве возрастет число случаев суицидов. Для сведения счетов с жизнью самоубийцы выбирают ненастные дни. Да, в этом есть своя логика. В такую погоду жить не хочется, не то что работать, подумал Чикин, но тут же отогнал эту мысль. Дела в предстоящий воскресный день предстояли вовсе не обременительные, скорее приятные.

Сычев обещал заехать в начале десятого, намекнул на какую-то насыщенную программу. Сперва, как всегда, обязательная часть: осмотр нового сычевского приобретения, особняка в центре. На этот случай Чикин уже приготовил несколько лаконичных емких комплиментов, которые наверняка хочет услышать хозяин: неотразимо, колоссально, просто фантастика… С комплиментами можно и переборщить, ничего страшного.

Там, в особняке, самое удобное место для расчетов. На нынешней неделе Петр Филиппович помог Сычеву отвоевать у строптивого директора завода под склад большой ангар из сандвич панелей, прекрасный чистый ангар с вентиляцией на охраняемой заводской территории. Для этого пришлось съездить на место и поговорить с директором один на один, в таких делах пользоваться телефоном – только все портить. Директор уступил, не упирался, как баран, быстро сообразив, какие люди стоят за Сычевым и просят за него. Значит, сегодня Чикин может рассчитывать на гонорар, весьма приличный гонорар.

Итак, нужно похвалить особняк, получить с Сычева все, что причитается, далее обед в хорошем ресторане, плотный и сытный обед, а вечером можно поимпровизировать. Баня, например. У Сычева хорошая баня для своих. Это один из вариантов. Можно отправиться за город, гульнуть на природе. Чикин посмотрел в окно и решил, что поездка на природу в такой дождь – самое идиотское решение проблемы досуга. Доев первое яйцо и полбутерброда, Чикин поднял глаза от тарелки. В дверях кухни в длинном стеганом халате стояла жена Татьяна Семеновна.

– Ты что это в такую рань поднялся?

– Забыл предупредить, – Чикин постучал тупым концом яйца о стол. – Нужно одно мероприятие провернуть. Сычев просил.

– Сычев этот только и умеет, что просить, – проворчала Татьяна Семеновна и присела к столу. – Просит, просит… Сколько ты помогал ему? Сколько сделал для него?

Чикин сделал попытку перевести разговор в другое русло. Он считал неосторожными, даже опасными, откровенные разговоры с женой о денежных счетах между мужчинами. Долог женский язык. Да и перед глазами полно примеров, когда бывшие любящие друг друга супруги вдруг становятся самыми злыми врагами. Эти примеры Чикин всегда вспоминал, когда жена настаивала на деловом разговоре с ним. Нет уж, лучше промолчать. Нутром Петр Филиппович понял, что жена поднялась в самом недобром расположении духа, и сейчас на кухне вяло разгорается очередная ссора.

– Сычев особняк купил в центре, – сказал Чикин и тут же запоздало понял, что сморозил глупость. Сообщать жене о чужих приобретениях – только разжигать сильнее эту нарождающуюся ссору. – То есть не особняк, а так, не поймешь что, забегаловку какую-то. Хотел мне показать эту развалюшку, – поправился Чикин, но было ухе поздно.

Татьяна Семеновна свела брови на переносице и метнула на него из-под этих бровей колючий взгляд. Петру Филипповичу стало неуютно на жестком стуле.

– Собственно, он ещё и не купил ничего, собирается только, – Чикин жевал, не чувствуя вкуса еды.

– Все правильно, умные люди особняки покупают, а мы? – Татьяна Семеновна тяжело вздохнула. – Дачу имеем. Это же смех, а не дача, стыдно туда кого-нибудь в гости позвать. Стоит посередине участка какой-то облезлый курятник, халабуда какая-то, которую ты почему-то называешь домом. Все приличные люди уже давно по Рублево-Успенскому направлению особняки понастроили. А у нас что?

– У нас большой рубленый дом, баня, гараж кирпичный, – Чикин чувствовал, что начинает заводиться. – Три года назад ты говорила: это настоящая сказка, рай. Нет, теперь ей дача уже не нравится.

– А что там может нравиться, изба эта курная? – Татьяна Семеновна туже затянула поясок халата.

– Хорошо, – Чикин отодвинул от себя тарелку. – Сегодня я построю дачу на Рублево-Успенском. А завтра меня спросят: на какие это шиши ты строишь терема? На свою зарплату нищенскую? Да меня из штанов вытряхнут, не только с Рублево-Успенского.

– Только не смеши меня, – Татьяна Семеновна засмеялась металлическим смехом. – Чиновники двумя рангами ниже тебя, сошка мелкая, строят там хоромы. У них никто ничего не спрашивает. А у тебя спросят, как же!

– Пусть строят, это их дело. Просто я не хочу вкладывать огромные деньги в какой-то дом, в котором за год побываю раз десять, не чаще, – Чикин посмотрел в глаза жене и сказал, делая ударение на каждом слоге: – Не хо-чу. И еще: мне надоело с тобой собачиться из-за этой дачи.

Татьяна Семеновна на минуту замолчала, собираясь с мыслями, подыскивая аргументы в свою пользу, но ничего нового не придумала.

– Хорошо, Петя, ты не хочешь, как хочешь, – сказала она. Ее голос сделался мягче. – Но загляни хоть немного вперед. Уйдешь на пенсию, поселишься за городом, станешь жить в своем доме.

Чикин залпом допил кофе.

– До пенсии мне ещё работать и работать, я ещё молодой мужик, чтобы думать о старости, – он встал, поставил тарелку и чашку в мойку. – Дойдет дело до пенсии, подберу местечко для своего дома, но, конечно, не в Подмосковье, не на Рублево-Успенском. Жить среди этих вонючих снобов я не желаю.

– Я об экологии говорю, – вяло возразила жена, понимая, что спор проигран, в который уже раз проигран.

– Срать я хотел на эту экологию, – сказал Петр Филиппович, грохнув тарелкой. – Обязательно тебе начать эту бодягу, разговоры эти пустые в самое неподходящее время. С тобой рядом сидеть все равно, что в помещении, где морят тараканов. Голова болит, и слезы в глазах.

– А с тобой рядом находиться…

Чикин, не дослушав ответ жены, быстро вышел из кухни и заспешил в спальню одеваться. Вот опять скандал на пустом месте. Опять настроение, испорченное уже с раннего утра. Чикин выбрал однобортный пиджак на двух пуговицах болотного цвета в темную клетку, повязал яркий галстук и посмотрел на свое отражение в зеркале. Баба бесится от безделья, решил он, вот и приходят ей в голову дурацкие мысли. И все эти мысли, в конечном счете, сводятся к одной, главной: как лучше распорядиться его, Чикина, деньгами.

«Мерседес» Сычева уже стоял у подъезда. Чикин подумал, что наверняка вернется по ту сторону ночи, лучше не обострять отношения с супругой и сказать ей на прощание несколько добрых слов. Он прошел в комнату Татьяны Семеновны и застал жену сидящей перед зеркалом с блестящими то ли от слез, то ли от крема щеками. При появлении Чикина жена повернулась к нему спиной.

Заняв место на заднем сиденье, он пожал руку Сычева, как всегда влажную, и, приветствуя, тронул за плечо водителя. Симпатичный парень, в прошлом какой-то спортсмен. Сычев, хвастаясь, говорил, что у его водителя Володи дома от спортивных кубков полки ломятся и половина стены увешана медалями. А потом у парня случилась какая-то неприятность, говорили, он уронил факел на открытии международной спартакиады. В общем, на большом спорте из-за мелкого недоразумения пришлось поставить крест. Теперь Володя возит Сычева и охраняет его телеса от внешних посягательств.

Чикин осмотрел содержимое бара. Так, пиво побоку. Для водки или коньяка слишком ранний час. А вот это любопытно: белые калифорнийские вина «Пауль Массон», а вот ещё лучше – французское шабли, выдержанное, разлитое выше середины горлышка в бутылки зеленого стекла. Чикин перевел взгляд на бутылку бордоского вина, весьма дорогого и престижного.

– Этим можно, пожалуй, освежиться.

– А ты разбираешься в винах, – Сычев вытащил из второго ряда бутылку, снял с подставки штопор. – Да, губа не дура, «Премьер Кру», сто двадцать долларов за бутылку, – он быстро ввинтил штопор в пробку. – У меня в загашнике есть бордо восемьдесят восьмого года. Вкус, по-моему, так себе, на любителя. А цена – полтысячи. Кстати, что это режиссер Леднев тогда явился в твой кабинет?

– Его бывшую жену убили. Темная история. Прокуратура разбирается, но шансов мало.

– Сам, небось, жену и прихлопнул. Завел роман с какой-нибудь молодухой, а жена помеха. Сцена ревности, истерика. Она хоть и бывшая жена, но баба, говорят, ревнючая была. Но там есть и финансовая сторона дела. Слышал, при разводе Ледневой досталась большая дача в престижном месте и квартира в Москве. Видимо, муж за голову схватился, решил исправить.