Времена года - Арпад Тири

не давали, — проговорила она как бы безразличным голосом.

Лицо Матэ на миг просветлело.

— Об этом не могло быть и речи, — сказал он.

Больше Магда ни о чем не спрашивала, снова погрузившись в странное, неестественное состояние, в котором находилась с самого утра. Она подыскивала слова, которые следовало бы сказать, жесты, которые были бы уместны теперь, и не находила ни того, ни другого. Когда они с Матэ смотрели друг на друга, оба невольно приходили в смущение.

— А ты? — неожиданно спросил Матэ жену.

— Что я?

— Как ты здесь жила все это время?

— Жила как придется, ребенка воспитывала, работала в универмаге.

— У тебя кто-нибудь был?

— Мог бы быть, но почему-то не завела.

Матэ почувствовал, что побледнел. Он вспомнил длинные мучительные ночи, заполненные ревнивыми мыслями, когда он не раз в душе отказывался от Магды. Он хотел задать жене еще несколько вопросов, но не задал, боясь, что язык не повернется их выговорить.

Магда постелила постель. Весь день ей хотелось задать Матэ один вопрос, но спросила она только тогда, когда они уже лежали в постели:

— Ты мне веришь?

Матэ долго молчал, потом ответил:

— Не очень.

Они лежали неподвижно, боясь даже пошевелиться.

— Там никто не верит своим женам, — наконец выговорил Матэ, словно защищаясь этими словами.

Было темно. Им было не до сна, но оба притворились, будто заснули, хотя каждый знал, что ни один из них не спит.

Наконец Магда пошевелилась, коснулась локтем Матэ, спросила:

— Пойдешь работать на шахту?

— А куда же мне еще идти?

— Разыщи Амбруша. Он поможет тебе. Он же обещал.

— Конечно, поможет.

Магда повернулась к Матэ, чтобы увидеть его лицо, но в комнате было слишком темно. За окном накрапывал дождь. Ветер гремел железным листом, сорванным с крыши.

— Из райкома меня не спрашивали?

— Они ведь не знают, что ты уже вернулся. Ты к ним пойдешь?

— Схожу, а как же...

— Это необходимо?

— Хочу кое-кому рассказать, что со мной было.

— И в Н. тоже поедешь?

Матэ напряженно вглядывался в темноту, представляя себе город.

— Возможно, как-нибудь в воскресенье съезжу, — ответил он. — Если погода будет хорошая.

— А консервный-то завод построили, все сделали так, как ты планировал, — вдруг проговорила Магда.

Матэ вздрогнул, в груди у него заныло.

— Ты видела его?

— Не видела, но читала статью в газете и фотографию завода видела. Построили на рыночной площади.

— На рыночной, говоришь? — пробормотал Матэ. Упоминание о консервном заводе болью отозвалось в душе Матэ. Идея строительства консервного завода, которая роилась в его голове, теперь претворена в жизнь, но не им, а другими людьми, которые, возможно, о нем даже и не вспоминали.

— Утром я тебе неправду сказала, — начала Магда. — Ни в каком я сейчас не в отпуску. Уволили меня из универмага. Завтра вместе с малышом я насовсем уезжаю отсюда.

— Уезжаешь?

— Да, к дяде, который живет на Балатоне. Пока тебя не было, он меня не раз приглашал переехать к ним, но я хотела тебя дождаться. Теперь, когда ты вернулся, я могу спокойно уехать. Ребенка я забираю с собой.

Стало совсем тихо. Магда не шевелилась, словно боялась прикоснуться к Матэ. Он был уверен, он чувствовал, что она ждет его решения, но упрямо молчал. Молчал и думал: «Какое странное состояние: меня это даже не трогает! Ни о чем не хочется говорить. Все воспринимаю так, как будто именно этого и ожидал».

— Тебя не интересует, почему я решила уехать? — спросила Магда.

— Если ты твердо решила, то все остальное не имеет никакого значения.

— Ты прав. Я все давно и твердо решила.

— Ты решила уехать, потому что тебя обидели?

— Нет. Никто меня не обижал. Но я уеду.

— Ты меня еще любишь? — вдруг спросил Матэ.

— Очень люблю.

— Помнишь нашу комнатку у торговца апельсинами?

— Помню и не забуду никогда.

— Мне тоже порой кажется, что лучше всего сейчас начать новую жизнь где-нибудь на новом месте, — проговорил задумчиво Матэ. — Но я рассчитываю продолжать то, что делал до этого, а не начинать все с нуля.

— В наших отношениях с тобой это уже невозможно, Матэ.

— Что ты говоришь, Магда!

— Здесь мне все напоминает о страданиях, — проговорила она. — У дяди мне будет легче. У меня слезы бегут из глаз, а горло сжимают спазмы, как только я посмотрю на тебя. Стоит мне выглянуть в окно, как мне кажется, что из дома напротив за мной следят. Я не хочу каждую минуту думать о том, что было.

— И поэтому ты решила уехать?

— Да, поэтому.

Матэ взял Магду за руку и тут же опустил.

— Ты хочешь, чтобы и я чувствовал то же, что и ты? — спросил он.

— Нет, не хочу.

«Моя жена собирается уезжать, — думал Матэ, — а я, вместо того чтобы удержать ее, как это сделал бы каждый человек на моем месте, не удерживаю ее. Нужно ее сейчас обнять, поцеловать, наговорить нежных слов. Ведь мне всего-навсего тридцать один год, а я лежу, как бесчувственное полено, боясь пошевелиться, словно самое главное сейчас заключается в том, чтобы я владел собой».

Магда первой нарушила молчание.

— На твоем месте я ни за что на свете не стала бы их просить о чем-нибудь.

— А я и не собираюсь их просить.

— И даже не поехала бы туда.

— А я поеду. Я обязан туда поехать, так как я искал и ищу правду...

— Пойми, тебя здесь не любят. Когда-нибудь ты согласишься, что я была права. Оставь их в покое...

На это Матэ ничего не ответил жене. «Порвать? Оставить все в покое? Об этом не может быть и речи, не так я привык жить, — думал он. — Больших претензий к жизни у меня никогда не было. Мне повезло, что такая девушка, как Магда, стала моей женой. Деньги меня тоже особенно не интересовали, их у меня всегда было мало. Мне и в голову никогда не приходило, что можно скопить себе какое-нибудь состояние. Я любил ездить по стране, поездки питали мою фантазию. Быть может, если бы мне в свое время несколько больше повезло в футболе, моя жизнь