Грязные деньги - Петр Владимирский

Вера встала и потянулась за телефоном. Рука наткнулась на мокрый холодный нос спаниеля.

— Пай, мне только позвонить… Андрею.

Пес выскочил в прихожую, схватил зубами Верину тапку и стал носиться вокруг нее, цокая когтями по паркету и весело виляя хвостом.

— Отдай, воришка, это мое, — сказала Вера, с трудом отнимая у пса тапку.

Она встала на колени, обеими руками схватила Пая за теплую морду и поцеловала, приговаривая:

— Солнце ты мое… Рыбка ты моя золотая…

Пес неистово облизал ее лицо, как будто пытаясь слизать с него всю усталость. Вера села в кресло, положила ладонь на гладкий бархатный, с серебристой звездочкой лоб Пая, а свободной рукой начала набирать номер. Но телефон успел зазвонить раньше.

— Вера? Верочка, я уже больше не могу, — сказал Андрей. — Мне надоело без тебя.

Она закрыла глаза. Если бы он знал, какая это музыка — его голос.

— Ну хочешь, я как-нибудь устроюсь так, чтобы и дом достроить, и с работой…

— Нет! Не хочу. Где ты?

— Вообще-то я приехал и стою тут недалеко… — Он удивился.

— Иди скорее ко мне.

Он выключил связь, ничего даже не ответив, не сказав «бегу» или «конечно». Вот глупый!..

Пай рванулся ко входной двери, затанцевал возле нее, потом лег, уткнувшись носом в дверь. Через минуту она открылась, и Андрей не вошел, а ворвался. Они с Верой обнялись.

Хотя, конечно, правильнее будет сказать, что они обнимались втроем. Пай подпрыгивал, тявкал от счастья и вставал на них своими крепкими лапами.

Они обнимались, а Вере казалось, что они летят. Где-то она читала, что у ангелов одно крыло и взлететь они могут лишь обнявшись. Ну, нам-то до ангелов очень далеко… Да и не про ангелов это, а про людей… «А усы у него колючие… Но я ему не скажу…»

— Что с тобой? — тихо спросил Андрей, когда они оторвались друг от друга. — Что случилось? Ну-ка, быстро все рассказывай.

Рассказ длился очень долго, говорить было трудно. Так бывает, когда сильно замерзнешь или сонная — непослушные губы еле двигаются. Но если тебя обнимает сильная рука любимого мужчины, если он время от времени поглаживает тебя по плечу, по щеке — то говоришь дальше, и слова становятся уже не такими тяжелыми. А он слушает, не перебивает. Хотя она знает, как ему хочется воскликнуть что-нибудь вроде: «Почему не позвала? Почему не посоветовалась? Зачем сама полезла в это все? С ума сошла?!» Но молчит… И спасибо ему за это внимательное молчание. Наверное, это любовь… Наверное, любовь — это когда можешь сказать близкому на правах ближайшего, что он поступил не так, неправильно и глупо, по-дурацки и бессмысленно. Но не говоришь. Не хочешь ранить.

Вера закончила свой рассказ и почувствовала себя опустошенной. Но при этом ей полегчало. Груз был разделен на двоих и стал вдвое легче.

Андрей вздохнул, еще теснее прижал Веру к себе.

— Как ты могла подумать, что я мог… Ты же меня знаешь.

— Знаю. — Она прижалась к нему. — Ты ревнивец. Разве нет?

Сейчас уже можно было говорить все, любые глупости, и это было так здорово…

— Я-то ревнивец, — ответил Андрей, — но не до такой же степени. Про убийство Билибина вообще узнал сейчас от тебя.

— Мне казалось, что ты… Не то чтобы мог, но как-то рядом ходил.

Он хмыкнул.

— А ведь действительно ходил. Я вчера вечером помчался в театр, причем даже не на машине — боялся от бешенства в аварию попасть. Знал, что артист там, но не знал, что с ним делать. Но хотел его как-то… обидеть. Вышел из метро, подошел, постоял, покурил. Сверху, из окон театра, слышалась музыка. Рояль… Я постоял, послушал, и мне стало неловко. Тут, понимаешь, такое дело… А я… Развернулся и пошел вниз, на Крещатик. А еще незадолго до того я тебя с ним видел. И как он тебе цветы дарил, и как домой подвозил.

Вера резко села.

— Ну что же это, Андрюша! Как ты можешь ревновать меня так глупо? Как ты не понимаешь — я не могу тебе изменить?

— Ну-ка, очень интересно… — Он улыбался.

— И не из каких-то высоких нравственных соображений, не потому, что боюсь согрешить — это все ерунда. И даже не потому, что я тебя люблю: я знаю людей, которые любят, но изменять это им не мешает.

— А почему?

— А потому, что я гордая женщина и обман меня унизит! Я не могу опуститься до лжи, понимаешь? Перестану себя уважать. А уважать себя мне совершенно необходимо.

— Я понял, — серьезно сказал Двинятин. — Это аргумент. Только, пожалуйста, продолжай уважать себя и дальше.

Она ущипнула его и расслабилась.

— Ну вот, я ее утешаю, а она еще и щиплется.

Вера снова затуманилась.

— Ты шутишь, а ситуация серьезная, ты же понял. Что делать?

— Я знаю.

— Правда? — Вера с надеждой посмотрела на любимого.

— Абсолютно точно знаю. Нам нужно сейчас не спеша привести себя в порядок, одеться и сходить вместе в супермаркет.

— Я серьезно!..

— И я серьезно. У тебя пустой холодильник. Ты же не хочешь начинать разбираться с проблемами на голодный желудок?

«А ведь он прав», — подумала Вера. И сразу захотела есть.

— Обещаю лично приготовить тебе что-то вкусненькое. Какое-нибудь такое блюдо, после которого проблемы мгновенно решаются.

Она уже улыбалась. Вера понимала, что Андрей специально говорит с ней в таком легком шутливом тоне, он сейчас и сам не знает, что они купят и приготовят, и вообще, что именно сейчас нужно говорить, просто на ощупь движется в нужном направлении. Но ведь ей действительно становилось легче!..

В магазине Андрей сказал: «Ты просто так походи, я куплю все, что нужно». Ей это понравилось. Обычно, когда они вместе попадали в супермаркет, он пожимал плечами и утверждал, что ему все равно и все приготовленное его любимой женщиной будет вкусно, просто по умолчанию.

Он купил курицу, пакет мороженой спаржи, лук, шампиньоны, сухое красное вино. Подумал — и купил еще муки и оливкового масла. Вера рассеянно наблюдала.

— Ты забыл рис, — сказала она.

— Это будет без риса… Откуда ты знаешь?

— Догадалась, извини…

— Ну вот, хотел приготовить фрикасе и сделать тебе сюрприз.

— Для меня сюрприз уже то, что ты знаешь рецепт, не расстраивайся.

Она бросила в корзину, которую нес Андрей, баллончик взбитых сливок, несколько пакетов замороженных ягод и упаковку вафельных корзинок.

— Надо что-то спиртное, праздничное такое, нерядовое… — задумчиво произнес Андрей. — Ты любишь мартини, мне нравится шампанское… О! Не будем мелочиться, гулять так гулять, вот «Асти Мартини», классное шампанское.

Вернулись домой. Настроение Веры становилось все более праздничным, хотя тревога ее еще не совсем отпустила. Она легла расслабленно на диван, руку опустила на гладкий теплый лоб Пая, глаза закрыла и слушала, как Андрей в углу, на кухне, приговаривает:

— Это у нас будет фрикасе… Слово французское, кажется, а курица наша… Отварить, потом мелко порезать… Обжарить спаржу с шампиньонами в сливочном масле. Соус, так: масло, мука, бульон, вино…

— Вкусно пахнет, — сказала Вера, не открывая глаз.

— Я же вытяжку включил.

— Такой запах я бы учуяла и из другого района. И звучит вкусно… Ты можешь сделать ягодные тарталетки?

— Это как?

— Ягоды разморозить, поместить их в корзиночки, украсить сливками.

— А ты не поможешь?

— Я сейчас буду занята, а ты сделай, это просто.

Вере в голову пришла интересная мысль, она встала и прошла к шкафу, в угол, отгороженный стеллажом. Пай начал бегать от нее к Андрею, не зная, к кому из хозяев приткнуться, подумал — и улегся в кресло. Он догадывался, что мужчине и женщине нужно побыть вдвоем.

— Царский ужин готов! — провозгласил Андрей. — Он же лечебно-профилактический… Ого!

Вера стояла у стеллажа. Неяркий свет обливал всю ее фигуру в чем-то обтягивающем. Она включила музыку, их любимый диск. Андрей тут же подошел, она протянула руки — и они начали медленно танцевать. Андрею кружил голову тонкий запах Вериных духов, такой слабый, что казалось, это пахнет ее тело. Пай поднял голову в кресле и посмотрел на парочку, чуть склонив голову набок. Да, он сейчас точно лишний…

Музыка кончилась, танец продолжался в тишине. Объятия становились все крепче, сердца стучали быстрее, дыхание учащалось.

— Там… фрикасе… — прошептал Андрей. — Попробуем?..

— Да… — выдохнула Вера и притянула его к себе.

Они упали на диван. Любовь накатила на них теплой морской волной, Андрей зашептал что-то хрипло и страстно, но Вера пальчиком прикоснулась к его губам: не торопись. Она как будто боялась нарушить то хрупкое, что возникло после разлуки. Нежность пронизывала тела. Хотелось насладиться каждым мгновением, каждой клеточкой кожи, каждым вздохом. Дольше… Дольше… Еще… И тут взорвалась страсть. Пуговки ее элегантного костюмчика почти отрывались, не было терпения медленно их расстегивать, одежда взлетала вверх, точно фонтан, падала на пол, на кресло. А любовники наконец-то дорвались друг до друга, словно в первый раз.