Путешествие в Россию - Теофиль Готье

На эспланаде Кремля, когда панорама Москвы разворачивается перед вами, вы от восторга буквально больше не ощущаете себя, и француз, самый ревностный обожатель Парижа, не станет здесь скучать по ручейку на улице Бак.

В стенах Кремля находится много церквей или соборов, как их называют русские. Так и Акрополь: на его узкой площадке большое количество храмов. Один за другим я зайду в каждый кремлевский собор, но сначала остановлюсь у колокольни Ивана Великого, огромной восьмигранной колокольни в три сужающихся, один над другим, этажа, из которых последний, начиная от украшенной резьбой части, круглится башенкой и заканчивается вздутым куполом, покрытым огненно-чистым золотом, над которым высится православный крест, а под ним — побежденный полумесяц. На каждом этаже со всех четырех сторон башни вырезаны аркатуры, сквозь которые видны бронзовые колокола. Там тридцать три колокола, среди которых, как говорят, находится знаменитый новгородский набат, чей глас сзывал народ на главную площадь на бурные народные сходки. Один из этих колоколов весит не менее шестидесяти тысяч килограммов, тогда как большой колокол на соборе Парижской богоматери, которым так гордился Квазимодо[111], рядом с этим металлическим чудовищем показался бы простым колокольчиком для церковной службы.

Впрочем, в России, кажется, существует страсть к огромным колоколам, ибо совсем рядом с колокольней Ивана Великого, на гранитном цоколе, вы с удивлением увидите такой необъятный колокол, что его можно принять за бронзовую хижину, тем более что широкий пролом в его стенке образует словно некую дверь, через которую свободно, не приклонив головы, пройдет человек. Он был отлит по приказу императрицы Анны, и в огонь были брошены десять тысяч фунтов металла[112]. Г-н де Монферран, французский архитектор, создатель Исаакиевского собора, поднял и вынул его из земли, в которую он зарылся наполовину то ли из-за силы своего падения в момент, когда его поднимали, то ли из-за пожара и обрушившихся лесов. Была ли когда-нибудь подвешена эта огромная масса металла? Гремел ли когда-нибудь, подобный буре звуков, глас чудо-языка этого чудовищного колокола? История и легенда молчат об этом. Может быть, подобно некоторым древним народам, оставлявшим на своих покинутых стоянках кровати в двенадцать локтей, чтобы потомки подумали, что они принадлежали к расе гигантов, русские захотели этим колоколом, несоразмерным с какой бы то ни было возможностью его использования на человеческие нужды, дать своим далеким потомкам представление о себе как о гигантах, когда в будущем, по прошествии веков, его найдут при археологических раскопках.

Что бы там ни было, а колокол этот обладает красотой, как и все вещи, выходящие из рамок обычных размеров. В нем видится изящество огромного, чудовищное и дикое изящество, но реальное, и оно никак не составляет его недостатка. Его стенки ширятся в смелом и мощном изгибе, по их поверхности идет тонкая вязь рисунка. Колокол увенчан шаром с крестом наверху. Он приятно радует глаз чистотой своих линий и тем, что на металлической его поверхности видна патина времени. Даже пролом зияет, словно зев таинственной и темной бронзовой пещеры. Под цоколем, совсем как снятая с петель дверь, стоит оторвавшийся кусок металла, повторяющий очертания пустого пространства пролома.

Но полно говорить о колоколах, войдем в один из самых древних и характерных соборов Кремля, первый построенный из камня, — Успенский собор. Правда, перед нами не первоначальное здание, заложенное Иваном Калитой. То здание обрушилось через полтораста лет существования, и Иван III отстроил его заново. Современный собор, таким образом, несмотря на свой византийско-архаичный вид, был построен в XV веке. Удивительно узнать, что это — творение Фиораванти, болонского архитектора, которого русские называют Аристотелем, возможно, по причине его обширных знаний. Я бы, естественно, подумал о приглашенном из Константинополя греческом архитекторе, так как моя голова еще полна мыслями о соборе Святой Софии в Константинополе и типах греко-восточной архитектуры. Успенский собор почти квадратный, и его высокие стены вздымаются прямо и захватывающе гордо. Четыре огромных опорных столба, каждый как башня, мощные, как колонны Карнака, поддерживают центральный купол, поставленный на плоскую, в азиатском стиле крышу с четырьмя меньшими куполами по бокам.

Столь простое расположение производит грандиозный эффект, а массивные опоры не кажутся тяжелыми, создают крепкую основу и придают чрезвычайную стабильность собору.

Вся внутренняя часть церкви покрыта росписями по золотому фону в византийском стиле. Опоры сами по себе украшены персонажами, идущими ярусами наподобие колонн храмов или египетских дворцов. Этот декор очень неожиданен, тысячи фигур окружают вас, словно молчаливая толпа, восходя и спускаясь вдоль стен, идя цепочками, как будто вокруг вас происходят празднества вроде христианских панатеней[113], они уединяются в позе иератической суровости, склоняются по сводам, по изгибам сводов, по куполам и покрывают храм ковром из фигур, словно неподвижным людским муравейником. Слабый, бережно-сдержанный свет еще больше усиливает чувство беспокойства и эффект таинственности. Великие суровые святые православного календаря как будто ведут потрясающе своеобразную жизнь в этой рыжеватой и сияющей тени. Они пристально смотрят на вас и, кажется, грозят вам рукой, протянутой для благословения.

Сияющие доспехи воинствующих архангелов, святых всадников с тонким и страстным выражением лиц смешиваются с темными рясами святых монахов и отшельников. У них гордая осанка, унаследованная от прекрасных античных времен, отличающая творения византийских монахов-живописцев. Внутренняя часть собора Святого Марка в Венеции с ее видом позолоченной пещеры может дать представление об Успенском соборе, только московская церковь тянется вверх, устремляется к небу, тогда как свод собора Святого Марка таинственно приземист, как склеп.

Иконостас — высокая пятиярусная стена из золота и серебра, покрывающих ряды икон. Он походит на фасад золотого дворца и ослепляет глаз своим сказочным величием. Богородицы, святые жены и мужи продевают сквозь прорези в драгоценных окладах свои темно-коричневые головы и руки. Рельефные нимбы, отражая свет инкрустированными в их лучи, сверкающими гранями драгоценных камней, сияют истинным величием. К иконам — предмету особого почитания — прикреплены нагрудники с драгоценными камнями, ожерелья и браслеты, усеянные бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами, аметистами, жемчугом, бирюзой. Невозможно пойти дальше в подобном безумии религиозной роскоши.