Культурный разговор - Татьяна Москвина

– Вы постоянно пользуетесь личным опытом?

– Почти всегда. Вот, к примеру, кто-то сказал, что казаки в «Станице» как-то не очень героями прозвучали. Так те, кто были героями, они были вольные казаки! Мои деды были вольные казаки, их раскулачили. Нынешние – они передо мною ряженые.

В процессе съемок мне приходилось много перебарывать себя. Некоторые сцены я вспоминаю с головной болью.

– Нина Николаевна, а вы не разочаровались в актерской профессии?

– Ни за что. Еще больше люблю! Когда телеведущие Берман и Жандарев спросили меня – вы как, едете с ярмарки или на ярмарку? – я, не задумываясь, ответила: на ярмарку. Они удивились, как это? Я потом только поняла, что, наверное, они имели в виду, мол, пора уже костям на место. Ан, думаю, нет, фигушки, это неинтересно с ярмарки ехать. Оно, может, и хорошо, ты все продал, купил, деньжата у тебя, едешь с ярмарки довольный. Нет, думаю, интереснее все-таки ехать на ярмарку. В неизведанное. Я люблю мечтать!

– А какие у вас мечты?

– Вот я сегодня посмотрела кино про Ивана Бровкина, как они там живут, как строят, и все у них впереди. Хотелось бы сделать что-нибудь такое – душеукрепляющее. Без мечты жить нельзя…

Взять «Ивана Бровкина» – там показано, как девушка Любаша засмущалась, в кадре покраснела. Представляете, сколько это было терпения у оператора и режиссера? А тут только дашь себе волю подумать, тут же: «Что такое, ты что, текст забыла?» Дайте родить мысль-то хотя бы! Молодые режиссеры сейчас только и торопят, «быстро-быстро», и получаются говорящие головы, ни мыслей не рождено, ничего.

– То есть вы мечтаете сняться в чем-то здоровом, со светлой энергией.

– Да-да, не спеша. Чтоб режиссер меня любил, чтоб оператор меня любил. Как в фильме «Небывальщина», где оператором был Валерий Федосов. Это был первый мой большой фильм, режиссера Сергея Михайловича Овчарова. Я стесняюсь, а он говорит: «Нина, не стесняйся, больше эту роль никто не сыграет». Я такая смущенная, а он подойдет, что-нибудь поправит, комплимент какой-то скажет.

Сергей Астахов – тоже из тех операторов, которые видят не рамку кадра, а то, что в кадре, и то, что за кадром. Вот это мощь! Вообще, самое главное действующее лицо в кино и самая большая удача, на 99 процентов – оператор. Что он подскажет, какой свет поставит.

Но могикане уходят, а молодые сейчас – ты его не видишь и забываешь, как зовут. Вернее, он даже и не представится. Не то что тебе границу кадра обозначит – вообще на кране сидит, и не знаешь, куда смотреть. А Сергей Астахов – как он выставлял кадр, как советовал, я потом только понимала, к чему он давал эти советы. Подсказывал даже актерские приемы мне, молодой актрисе. Поддерживал…

Когда снимался фильм «Ой вы, гуси» (режиссер Лидия Боброва, оператор Сергей Астахов, 1991), мой сын Коля был совсем маленький. Пожаловался Астахову, что у него машинка сломалась. Вроде бы тот и внимания не обратил, побежал дальше. На следующий день Астахов приходит к нам, с цветами и шоколадом, и говорит Коле, что пришел машинку ему отремонтировать. И сын, и я помним на всю жизнь эту историю. Сел за стол, достал какие-то детальки, паял… Это было столько счастья.

У Коли была еще история с Юрием Никулиным. Мы приехали на «Кинотавр» в Сочи в 1995 году с картиной «Мусульманин». Коля маленький, шесть лет. Едем на лифте гостиницы «Жемчужина», и входит Юрий Никулин, в своей белой кепке, в которой вел «Белого попугая». Здравствуйте – здравствуйте. И он сразу сыну: «Как звать? Коля? А меня Юра. Что делаешь, чем занимаешься?» А Коля Никулину: «Ой, я вас видел в “Белом попугае”, я два анекдота знаю». Никулин говорит: «Да ты что? Давай завтра в восемь, на берегу, у якоря, лады?» Коля заволновался – мама, восемь утра или вечера наверное? утра, надо завести будильник, не проспи. Ночью просыпался и спрашивал, завела ли я будильник.

Утром вскочил, быстро оделся, а я про себя думаю нехорошее – Никулин сказал, да, может, забыл. Вспоминаю свои детские обиды и праздники…

Было холодно, такие волны рваные, лежаки деревянные, дворники метлами метут, туман, собаки бегают, все закрыто, все спят – артисты к двенадцати часам выходят, там же соблазны вечерние. И Коля говорит: «Нету, нету его, не пришел» – и губки у него трясутся. И вдруг кричит: «Мама, вот он!» А Никулин сидит у якоря, в белом пиджачке, и на фоне тумана не видно его было сначала. Тут уж я зарыдала… Стал ему Коля свои анекдоты рассказывать, из детского сада принес, а Юрий Владимирович хохочет, аж ноги закидывает – «Ой, не могу». Колька визжит от радости. Ах ты, Боже мой.

– Нина Николаевна, а что же театр? Вот реконструированный Большой Драматический будет иметь вас в виду?

– Мы же туда попадем только в 2014 году, все ждем окончания ремонта, а за время ремонта мы что-то так все разобщились. Помню, играли «Женитьбу Бальзаминова» с Андреем Толубеевым, Ольгой Волковой, Людмилой Макаровой, многонаселенный такой спектакль, приходишь в кафе, чай пьешь, и после спектакля сидишь, кто-то приходит, общение как родственное. Домашняя обстановка. А теперь – играем по этим ДК… У меня в БДТ сейчас один спектакль, «Блажь». А что потом бы я хотела? Я не знаю, честно говоря, что будет дальше.

В антрепризе я играю в пьесе «Любовь не картошка», мне очень нравится, про нашу жизнь любимую, деревенскую.

Задумок много, я же на ярмарку еду, у меня всегда есть мечты. Театр в лучшем, высшем смысле у меня был – в Молодежном театре, в БДТ, я знаю, что такое застольный период, я знаю, что такое работа с режиссером, который из тебя делает такое, что ты и сам себе не представлял. Что такое работа художника, балетмейстера – мы все были в форме, и распевались, и танцевали. Я знаю такой театр, вся молодость моя прошла в нем. И я за тот театр, за ответственность перед зрителем, перед партнерами.

Я хочу, чтоб в театре все было неспешно, подробно. Чтоб был застольный период. Чтобы друг с другом глаза в глаза общались. На сцене чтобы смотреть, договариваться. Чтобы не на бегу.

А сейчас дети-то вырастают, а родители их не видят, потому что родители бегают на работу, а дети сидят у компьютеров. И у них, у детей, тоже времени нет, я-то думала, это с возрастом только времени не хватает. Сын мне говорит: «Мама, я ничего не успеваю, мама, я когда-нибудь высплюсь?» Думаю, ну что же это такое. Человек университет закончил, магистратуру, сейчас вот работает адвокатом. Я его вижу-то редко, я по гастролям, он работает. А время ведь безжалостно, так тикает, что ужас просто.

И останавливаться не хочется, хочется ехать да всё в гору, в гору. А насколько хватит сил у тех коней, которые меня везут?

– Нина Николаевна, публика вас обожает, любит такой, какая вы есть. Мы можем быть уверены, что вы не будете худеть, по голливудским стандартам себя подтягивать? Мы не хотим, чтобы вы потеряли себя. Вы знаете, что такая есть проблема у актрис.

– Есть такая проблема у актрис. Но я-то никогда не была с тонким станом. Косы были, «люблю твои косы и тонкий стан», а стана никогда не было. Мне не похудеть. И не собираюсь. Просто для здоровья то плаваю, то бегаю.

Я бабок-то начала рано играть. В Молодежном театре вообще в 27 лет играла старуху. Сейчас снимаюсь в комедийном сериале «Земский доктор», партнерши мои – Таня Васильева, Ира Купченко, Света Немоляева. Я сначала думала – ну зачем это? И зачем я там? А сейчас я вклинилась, одесситку играю, тетю Тому, и мне так нравится! Я к чему говорю – я там, в сериале, замуж вышла, то есть моя героиня замуж вышла. Это дает такую надежду! Сериалы же многие смотрят. Питер и Москва – это одно, а шагни за границу этих городов – там живут как в семидесятых. И одна радость – телевизор: смотрят сериалы, все смотрят.

В конце нового сезона этого «Земского доктора» моя героиня говорит: «Надо здоровьем заниматься, жить и радоваться жизни». Я от себя брякнула, а режиссер сказал – оставить.

Надо, чтобы тетки моего возраста понимали, что не всё в прошлом!

Кто ведет трамвай?

«Режиссер – автор спектакля». Это считается аксиомой. Кто и когда произнес это впервые, история умалчивает, но догадаться можно: вероятней всего, это было сказано хором во второй половине XX века, когда шли попытки теоретически обобщить опыт великих театральных режиссеров XX века. Постулат выводился из живой истории, вот же, перед вами десяток Мастеров высшего класса, кого же можно назвать полновластным автором спектакля, как не их.

Однако не на скрижалях Моисеевых записано «режиссер – автор спектакля», и не в статье Конституции. Да, кроме того, есть страны, где нередко переписывали конституцию под склад ума действующего президента – в данном случае мы имеем что-то вроде того: гипотетическую «теорию театра» (которую так и не удалось создать даже приблизительно, в виде эскиза) подогнали под живой опыт театра XX века. Великие театральные режиссеры в некотором небольшом количестве – примерно как великие диктаторы – появились именно в этом веке. Ни до, как говорится, ни после. Поэтому в своем правильном виде постулат гласил бы: «некоторые режиссеры XX века были авторами спектаклей». Из этого ровным счетом ничего бы не вытекало, никаких трагикомических последствий, но в реальности именно они, вытекая, и восторжествовали.