«Зайцем» на Парнас - Виктор Федорович Авдеев

надо сразу брать за рога, тогда успех обеспечен. Вот только с деньгами ехать! Не свистнул бы у меня их какой-нибудь артист… вроде тех, каким раньше был я сам. Ладно: буду придерживать в кармане. Я удачно на ходу вскочил в автобус и покатил к центру.

Корреспондентское удостоверение «Известий» сыграло свою магическую роль: мне дали комбинезон, резиновые сапоги, провожатого, и я спустился в шахту.

Надо сказать: под землей, в штреке я почувствовал себя, как ротозей в пожарной команде, где все сбивают огонь. Люди потеют, выполняют план, а я путаюсь у них под ногами. Меня водили по забоям, и я оглох от треска отбойных молотков; я пробирался по скользким хлипким доскам и едва не свалился в налитую водой яму; впотьмах носом воткнулся в какую-то машину; вдобавок с мокрого потолка мне капало за шиворот. Я совершенно не понимал, как строят метро, расспрашивать же стыдился, боясь вызвать улыбки. Подумают: журналист, а ничего не знает, ну и нагородит в корреспонденции частокол из фальшивых фраз! Молчать? Еще глупее. Наверняка снова провалюсь, как с потаповским светофором. (Кстати, его сняли.) И я задавал инженеру, рабочим какие-то дурацкие вопросы и, выслушивая объяснения, со знающим видом кивал головой.

В конце концов после долгого блуждания по туннелю я исчеркал полблокнота. Чего не хватит — заменю смекалкой, фантазией. Худо другое: как бы избежать убийственной сухости, свойственной информационным заметкам?

«Не затуплю ли я свое перо? — размышлял я, возвращаясь на квартиру к сестре. — Сумею ли сохранить образность речи?»

Как хорошо ощущать в кошельке заработанные деньги! Сам себя начинаешь уважать. Мне казалось, что прохожие смотрят на мой оттопыренный карман (хотя не так уж он и оттопырился!) и думают: «Эка, буржуй пошел. Уж не гонорар ли получил за книгу?!»

Я сразу и торжественно вручил Корягиным долг за «угол». В этот день в подвале на Малом Гнездниковском я пользовался полным уважением. Даже Андриян Иванович, хотя и был «нагруженным», со мной заговорил вежливо:

— Вот за ваше здоровье четвертинку принял, — сказал он, в сумерках придя к нам на «светлую половину», глядя на меня мокрыми хмельными глазами. — С получки, за квартеру. Не зря, выходит, на уголку стола сочиняете? Оплачивают. Это вот нам, кто поварешкой орудует, по шее дают. Выпить, видишь ли, нельзя. Слишком «нагружаешься»! Я, сударь мой, раньше в «Метрополе» поваром был. Знаете ресторан «Метрополь»? В «Савое». Н-да. В таких-то штанах, как у вас, туда не пустят. Чего там, в Кремль приглашали банкеты устраивать. Завсегда могу приготовить консоме… осетрину фри… шницель по-венски… Да что рассказывать, вам такого не едать. Не та, извиняюсь, рыло. За угол-то два месяца не в силах были заплатить. Пи-са-тель!

Очевидно, Андриян Иванович не мог не «прицепиться».

Из кухни, вытирая с красных рук мыльную пену, пришла свекровь и увела мужа в «гроб» отдыхать. Скоро его брань стала глухо доноситься к нам из-за стены — и впрямь как из могилы.

Газета требует оперативности, и после ужина я освободил угол стола, уселся на продавленный диван, достал блокнот с записями. У стены на большой деревянной кровати басовито похрапывал мой шуряк, монтер Вовка: он сегодня тоже где-то «нагрузился». Тихонько посапывала розовым носиком племянница: спала она рядом, на двух составленных стульях.

— Позаниматься хочешь? — спросила сестра Лида, снимая чулок, и зевнула. — Рассказ новый?

— Если бы рассказ! — ответил я таким тоном, точно мне было очень досадно. — Опять, понимаешь, «Известия». Все-таки очень хотят, чтобы я у них сотрудничал.

— «Известия»? — радостно переспросила сестра и даже перестала снимать чулок. — Значит, будешь заметки писать? А не выйдет опять… чего?

Видно, работа в газете для нее была куда более солидным делом, чем сочинение рассказов. Я пренебрежительно пожал плечом.

— Вот чудаки вы все! И теща так смотрит: «Не сумели, Виктор, репортером?» Тогда ведь я сам отказался: надо было «Карапета» редактировать. Отказался бы и сейчас, да сам ответственный секретарь упросил. На своей машине отвез в редакцию, такого жару дал за меня завотделу!

— Смотри, Витя, удержись в этот раз.

Я с досадой уткнулся в блокнотные записи: вот бабье!

Лист чистой бумаги, чернильница всегда придают мне уверенность. Квартира заснула, а я все грыз кончик розовой ученической ручки и усиленно обдумывал: чем бы расцветить материал, чтобы он стал интересным?

Из-под дивана вылезла крыса, глянула на меня глазами Лифшица, поспешно юркнула обратно в нору. И я вдруг решил писать не заметку, а развернуться на фельетон, и крупно вывел заголовок: «Подземка». В самом деле: пусть-ка эти редакционные крысы посмотрят, на что я способен. Довольно ненужной скромности, пора приподнять забрало.

Начал со времен царя Додона. Описал, как в прошлом веке в непроглядную осеннюю слякоть московские пешеходы теряли в грязи калоши, в налитых колдобинах увязали конки, извозчичьи пролетки и ночную окраину, слабо освещенную редкими газовыми фонарями, оглашали вопли: «Помогите! Утопаю!» И кончил тем, как теперь, при советской власти, быстро и удобно будет ездить в комфортабельных, блистающих яркими плафонами поездах метро. Фельетон мне показался очень остроумным, патриотичным, и я заранее улыбался, предвкушая, какой фурор произведу в отделе.

Вместо заказанных тридцати строк, у меня получилось триста: их я на следующий день не без торжественности и положил перед заведующим отделом. Первый раз я увидел, как рыжие брови Лифшица полезли на лоб. Он взял мой фельетон, пересчитал страницы, недоуменно спросил:

— Да вы представляете себе, что такое информация?

Фурор начался. Я молчал. «Представляешь ли ты себе, конопатый таракан, что такое талант? — хотелось мне спросить заведующего отделом. — Задание выполнено? Будь любезен — проверь, а там увидим, каким тоном зароешь».

Лифшиц облизнул губы.

— Хорошо, я прочитаю. Только вы явно не в тот отдел принесли материал. Сейчас мы сдаем номер, я попрошу вас зайти завтра к десяти утра.

Это был четверг.

В отдел информации я вошел точно в назначенное время. Я не хотел, чтобы заведующий имел ко мне хоть маленькую прицепку. Сотрудники переглянулись, и мне показалось, что они лишь делают вид, будто продолжают работать. Лифшиц вежливо ответил на мой поклон, ровным тоном заявил:

— С информацией ваш материал о метрополитене не имеет ничего общего. — Он вперил в меня желтые глаза вчерашней крысы. — Но он не имеет ничего общего и с фельетоном: я показал вашу «Подземку» в литературном отделе. Фельетон высмеивает, у вас же материал положительный. Очевидно, вы нетвердо представляете себе газетные жанры… да и вообще специфику репортажа. Вообразили себя Кольцовым или Гарри. Ваш материал я передал секретарю Цыпина: там его и получите.

Лифшиц сделал вескую паузу. Я почувствовал тихий толчок снизу,