Целитель - 9 - Валерий Петрович Большаков

поприще тайных дел. Ведь она никогда не упрощала себе жизнь, всего лишь исполняя отданный приказ.

Нет, ей обязательно надо было понять, для чего идти на риск, в чем смысл задания? И стоит ли вообще участвовать в опасной, хотя и увлекательной игре спецслужб, где выигрыш сомнителен, а проигрыш окончателен?

А миссия «Черный свет»… М-да. Начнешь вдумываться, и сразу раздрай в душе. «Координатор» был ей весьма несимпатичен, как и его смердящие цели, но вот страхи Уиллета она разделяла вполне.

Ускоритель тахионов нес в мир вовсе не дурацкую «Ти-бамб», а совсем иную угрозу, прямую и явную — эксперименты со временем, с причинностью. Рано, рано человечеству подрывать корни Вселенной, как той свинье, что рылом копается в земле, изыскивая лакомые трюфели!

Конечно, до голливудских страшилок, вроде перемещения из будущего в прошлое, еще очень и очень далеко, так ведь и ужас Хиросимы брал начало за полвека до первого ядерного взрыва — в тихих лабораториях, где ученые с детским восторгом ковырялись в солях радия.

Что стоило перестрелять тогда семейку Кюри и запретить губительное знание? А нынче тысячи ракет дремлют в шахтах, пугая концом света!

«Acceleratordelendum! — лязгающим голосом приговорил Уиллет. — Ускоритель должен быть разрушен! А его создатель — уничтожен. И аминь!»

Она лишь согласно кивнула…

…Елена вздрогнула, моментом выныривая из омута памяти — мимо, посверкивая пепельным лаком, проехал «Иж». Уличный фонарь услужливо подсветил лицо водителя.

Он. Михаил Гарин.

Фон Ливен мягко улыбнулась, выруливая — всё рассчитано верно. Молодой ученый возвращается с секретного «ящика». КГБ сыграл отбой, и вернул родню Гарина по домам — самое время навестить мать и сестру…

Так и есть — серый «Иж» припарковался на площади Юности. Елена медленно покачала головой, будто отвечая своим мыслям. Нет, это самое неподходящее место для акции. Подождем…

Уняв нетерпение, фон Ливен выстукивала пальцами по баранке несложный мотивчик, аккомпанируя песенке, крутившейся в голове, как заезженная пластинка. Выдержка — первейшее достоинство снайпера…

Гарин не загостился — и часа не пришло, как он воротился, садясь за руль. Тронулся. Пропустил автобус, мигая поворотником, и покатил обратно. «Жигули» пристроились следом.

На шоссе «Иж» поднажал, но за МКАДом сбросил скорость. Елена напряженно следила за серой машиной, боясь потерять в лаковых бликах и высверках фар. Зоопарк проехали…

Гарин свернул на Малую Грузинскую, и выбрался к старому трехэтажному дому, до самой крыши упрятанному за рядами лохматых сосен и облетевших кленов.

«Пора!»

С улицы не видно, двор пустынен. За частыми квадратами окон — яркие люстры. Вот и ладно, со света выглянув, не разберешь ничего в потемках.

Выскользнув из машины, Елена вооружилась, умело навертев глушитель на ствол. Три шага — и она в тени деревьев.

Широкая спина жертвы спокойно пошатывалась впереди. Двумя руками ухватившись за рукоятку, фон Ливен вскинула «люгер», дважды нажимая на спуск. Пок. Пок.

Обе пули разорвали куртку Михаила в области сердца. Мужчину качнуло вперед, слабо дернулись руки — и он повалился ничком, лицом в неубранный снег.

Елена коротко выдохнула. Просеменила пару шагов, и замерла.

«Надо, Лена, надо! Контрольный в голову…»

Надо. Но до чего же не хочется, кто бы только знал…

— Миша-а! — рванул тишину отчаянный женский крик. — Мишенька-а!

Молодая женщина, простоволосая, в накинутой на плечи короткой шубке, выбежала из подъезда. Еле сдерживая тоскующий вой, упала на колени рядом с телом.

— Мишенька… Мишенька-а-а!

Фон Ливен передернуло, и в этот самый момент ее холодный взгляд сцепился с расширенными, безумными от горя зрачками.

— С-сука… — разнеслось яростное шипение.

Зря Елена полагала себя быстрым стрелком, на манер ганфайтеров с Дикого Запада — эта русская выхватила пистолет куда быстрее. Три выстрела раскололи морозный воздух, три сполоха колыхнули тьму. Пуля слева, пуля справа…

Фон Ливен бросилась бежать, оскальзываясь на снегу. Пуля посередке догнала, обжигая плечо. И уже не стыд гнал Елену, а страх. Суетливо отворив дверцу «Жигулей», она сунулась за руль, трогая с места. Роняя пистолет, схватилась за рычаг.

В зеркальце заднего вида обрисовалась давешняя валькирия — широко раздвинув ноги, с распущенными волосами, она неистово жаждала крови.

Стразами брызнуло заднее стекло. Коротко звякнул пробитый багажник. С ревом дрифтуя, машина вылетела на улицу почти что боком — и пуля просадила заднюю шину.

Кренясь, жалобно визжа, словно от боли, «Жигули» понеслись по кривой, жуя хлопавшую и скрипящую резину.

Глава 17

Вторник, 29 января. День

Москва, Большая Колхозная площадь

По своему статусу, Иванов мог вполне разъезжать на «Чайке», однако продолжал пользоваться обычной черной «Волгой» — тут скромность сливалась с первой заповедью разведчика — не выделяться.

Машина подлетела к колоннаде «Склифа», и мягко притормозила — генерал-лейтенант кивнул водителю, резво покидая салон. Дежурный уже спешил навстречу, небрежно накинув белый халат на черный костюм.

— Раненый, вроде как, на поправку пошел, товарищ генерал-лейтенант, — бойко доложил он. — Покормили с ложечки!

— Это хорошо, — бросил Иванов, на ходу принимая отглаженный, еще пахнущий горячим утюгом халат из ручек подбежавшей медсестрички. Влезая в рукава, он пропыхтел: — Чужие не мелькали?

— Даже близко не показывались!

Хлопнув по плечу офицера в штатском, рвавшегося вскочить со стула, Борис Семенович толкнул дверь в маленькую палату и осторожно переступил порог.

Белым-бело… Стены, потолок, оконная рама, тумбочка, простыни — всё отдавало молочной кипенью. У единственной койки заняла стул хорошенькая девушка, затянутая в халатик всё того же, стерильно-снежного цвета.

Поникшие плечи выдавали в ней давнюю усталость, а покрасневшие глаза — горький плач и бессонную ночь.

— Сидите, Леночка, сидите, — вытянул Иванов руку, осаживая порыв. — Я тут, с краешку…

Присев на скрипнувшую кровать, он оглядел лицо лежачего, покряхтывавшего на одному боку — спина горбилась кучей бинтов и тампонов.

«Мать моя… До чего ж похож!» — мелькнуло в голове.

— Как вы? — сам собой вырвался вопрос, сколь обязательный, столь и бессмысленный.

— Жив, — криво усмехнулся Мишин дубль.

— Ну, и то хлеб, — генлейт зеркально отразил усмешку.

— Спасибо младшенькому, — изогнул губы пациент. Метнул взгляд на посетителя, и пояснил: — Я так… м-м… Мишку называю, потому как момент нападения Клегга с Чангом пережил дважды, а это лишние пять минут.

— Понятно… А за что спасибо?

—