Сеть - Александр Тюрин

Я очнулся и обнаружил, что валяюсь под столом. Как собака. Сильно ныл глаз, я потрогал его пальцем: глаз заплыл. Проклятье! В руке обнаружился пустой графин. Кряхтя и ругаясь, я выбрался, бухнул графин на стол и поманил дежурившего неподалеку официанта.

— Скажи, это какой по счету?

— Четвертый, сударь, — невозмутимо ответил он мне.

— А где второй и третий?

Ловкач показал на пол. Там были осколки.

— А это откуда? — я дотронулся до глаза. Парень промолчал, тогда я схватил его за шиворот. — Говори, змееныш! — рявкнул ему в ухо. Мальчишка вздрогнул.

— Тот тип уже ушел, — протараторил он. — Расплатился и ушел. Я его не знаю, честное слово, первый раз видел.

— Проваливай, — разрешил я. — И принеси попить воды.

Лошак сладко спал, положив голову на руки, около него стояло шесть пустых графинов и треснувший стакан. Общество за соседними столиками сонно поглядывало в мою сторону. Я сел, проглотил поднесенную мне воду, после чего понял, что здесь скучно. Тогда я потряс Лошака за плечо. Тот помычал, почмокал губами, отвратно почесался и проснулся.

— Что такое? — просипел он, поднимая голову.

— Эй, — сказал я ему, — ты знаешь, что такое «лошак»?

Он тупо огляделся, мучительно вникая в суть вопроса. С соседнего столика лениво подсказали:

— Это помесь лошади с ослом.

— Вот-вот! — подтвердил я. — Лошадь и осел. Лицом ты лошадь, а умом осел. Понял, ковбой?

— Почему? — вспыхнул он.

— Ну ты же лошак? — объяснил я. Он стал вылезать из-за стола, крохотный, но очень грозный.

— Шуток не понимаешь, — равнодушно сказал я, и он с готовностью влез обратно. Скучно было невыносимо. Я посмотрел вокруг, собираясь с мыслями, и вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда.

— Балабола здесь не видел?

Лошак отрицательно мотнул головой.

— А про банк слыхал что-нибудь?

— Грабанули твой банк, — сипло ответил он.

— Это и без тебя известно. Кто, не в курсе?

Вот такой вопрос был, прямо скажем, громок. Особенно после упоминания имени Балабола. Общество навострило уши, тревожно замерло. Лошак принялся непотребно зевать, и я сразу дал задний ход, потому что глазки у моего соседа стали пугающе неподвижными. Я добавил:

— Говорят, там пауки потрудились.

Зевота мгновенно прошла.

— Какие пауки? — искренне удивился Лошак.

— Неграмотный, что ли? Эти… Из организации «Миссия».

— Которые пьют кровь? — уточнил он. — Не знаю, может, и они… Только их, по-моему, денежки не волнуют, они, по-моему, детей из приютов таскают.

— Лошадь и осел, — выцедил я. — Идиотские слухи.

Встал и пошел прочь. Сзади раздалось запоздалое вяканье, но я решил не напрягать слух. Я направился к бару. Немного шатало: все-таки четыре графина — это доза. Проклятье! Еще чуть-чуть, и Лошак смекнул бы, что я интересуюсь банком неспроста. Идиот, полез с пьяной любознательностью. В самом деле, кто знает, откуда у этого придурка деньги? Не за умение ли докладывать о любознательных идиотах?.. Народу поубавилось — посетители начали расходиться по любовницам и сводным домам. Стало уютно. На полу, прямо вдоль батареи крутящихся табуреток, лежало расслабленное человеческое тело — культурно отдыхало. Я переступил его и подвалил к стойке.

— Шолом, — сказал я бармену.

Тот искоса глянул:

— Свобода — наше знамя, дружок. Тебе налить?

— Обязательно, — сказал я. — Только что-нибудь помягче, а то я уже… сам видишь.

— «Жидкий воздух»? Со льдом или без?

— Все равно.

— Понятно, — он вздохнул. — У тебя ко мне дело?

— Конечно! Как же можно без дела?

Бармен снял с полки нарядный сифон и вбил кипящую струю в стакан.

— Я слушаю.

— Какие новости в городе?

— Ничего интересного, дружок, — сразу ответил он. — Начальник службы безопасности утопился в унитазе.

— О-о, ты был знаком с таким человеком!

— Боже упаси! Я случайно находился в кабине рядом. Забыл сказать, это было в общественном сортире.

Я сделал вид, что мне смешно. Друг моего детства любил хорошо пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.

— Да ты остряк, — похвалил я его. — Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?

— Глупый вопрос, — сказал он. — Его прозвали Балаболом, потому что его так прозвали. Иначе он не был бы им, верно?

— А где он сейчас?

— Его сегодня нет, Саша. Приболел… Вообще-то я болтун, — в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться. Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:

— Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства… Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банк — чья работа?

Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.

— Почему ты спрашиваешь именно у меня? — наконец подал он голос. Я объяснил:

— Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?

— А почему это ограбление тебя так волнует?

Я разозлился.

— Сказал же, любопытство одолело! Если не хочешь говорить, хрен и с тобой, молчи в тряпку!

— Тихо, тихо, — попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.

— Смех на палке! — продолжал я чуть потише. — Чего ты боишься? Я же не прошу тебя дать показания.

Он побарабанил пальцами по сифону.

— Я не боюсь, — сухо уведомил он меня. — Я просто не знаю. Я обычно мало что знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это бывает вредно для здоровья.

Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Словно бы дал исчерпывающий ответ. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот снова — прежде, чем это сделал я:

— Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.

— Насреддины?.. — с сомнением сказал я. — Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей… — я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. — …И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Слышал ты что-нибудь? Странные, знаешь, слухи про него витают.