Дорога на две улицы - Мария Метлицкая

– Ой, прости! – в тон ему ответила Ольга. – Жизнь научила радоваться за других сдержанно. Понимаешь, о чем я?

– Какая ты стала! – удивился он.

– Какая? – уточнила она.

– Дерзкая. И сколько сарказма!

– Учителя были хорошие, – откликнулась она. – Замечательные были учителя!

Он замолчал и вдруг переменил тон:

– А знаешь, Лелька! – он рассмеялся. – Выходи за меня замуж! И вместе рванем во Францию!

Она ответила не сразу:

– Да… Разрешения больше спрашивать не у кого. Понимаю – свободен. К шестидесяти годам наконец мальчик осмелел и готов принимать решения. Ну поздравляю, что сказать. И очень за тебя рада! – И с каким-то сожалением добавила: – А ты дурак, Дима. Вроде все про тебя понимала… Что мозгляк, тряпка, подкаблучник. Подлец, наконец. А вот что дурак – не знала. Удивил!

И положила трубку.

Машка рвалась на работу. Ольга все понимала, но… Отдать Сенечку в детский сад казалось немыслимым.

Пришлось нанимать няню. Тоже убытки, но Машка стояла на своем.

Что непонятного – дома сидеть надоело, хочется общения, тусовки. Жизни хочется.

Машка умоляла устроить ее в «Останкино». Ольга поддалась, но к себе на канал не взяла – лишние разговоры ни к чему. Устроила на соседний. Редактором на знаменитое ток-шоу.

Машка была счастлива. Эта работа точно по ней – горячая, шумная, в огромном, постоянно бурлящем людском круговороте. Программы писались четыре дня в неделю, с утра до вечера. В ведущего, красавца и холостяка, моментально влюблялись все редакторши, гримерши и нерадивые героини программы.

Харизматичен он был до безумия – что правда, то правда. И так же ко всем равнодушен. Поговаривали о его нестандартных проблемах, но…

Это была чистая ерунда. И вскоре он женился – на девочке скромной, милой и совершенно не знатной. Обычной бедной, приезжей девочке. Тихая такая девочка, уже давно не ждущая от жизни подарков в цветной упаковке с шелковым бантом.

Рейтинг его как мужчины вновь подскочил – этакая сказка о Золушке и прекрасном принце.

Машка просиживала на работе до полуночи – то сбор материалов, то командировки в регионы, то запись.

Домой приползала – не приходила. И говорила, что никогда раньше не чувствовала себя такой нужной и счастливой.

Ольга вздыхала и качала головой.

– «Нужной». Ну ты скажешь! Нужны только рейтинги. И все! Как ты этого не понимаешь? И мир ты не изменишь, не надейся! Как я не изменила, когда уехала из Москвы в тмутаракань, в районную газету. Там все по-прежнему. Все так же пьют, завидуют, мордуют своих баб и не хотят работать.

Только еще всем интересно посмотреть на это со стороны, с телевизионного экрана. И удивиться – надо же, и у них так же! Так же нет дорог, газа, лампочек в подъезде. Так же пьют мужики и бабы, так же колется молодежь. Такая же гадина свекровь, сука невестка и пьяница теща. Так же нет работы, не уродился картофель, и у того дурака тоже угнали машину. А у этой – больной ребенок. И даже тяжелее, чем у меня. И сволочь докторишка вымогал деньги и тоже отвратительно сделал операцию. И им становится легче – под пивко с воблочкой. Легче и на душе спокойней. Вот для чего ВСЕ ЭТО сделано! Ты понимаешь? А вовсе не для того, чтобы изменить мир!

Машка качала головой, горячо пыталась оспорить сказанное теткой и… засыпала прямо за кухонным столом.

– Ладно! – уставала Ольга. – Сама скоро поймешь. Без моих подсказок! Поймешь, никуда не денешься! А говорю я тебе все это для того, чтобы ты поняла! И жизнь свою и здоровье не гробила – как я когда-то. Потому что есть вещи более важные – ребенок. Муж. Семья. А время, Машуля, летит быстро. Так быстро! – Ольга тяжело вздыхала и смотрела в окно. – Так быстро, что не заметишь. Вот они были – и нету! В смысле молодость и здоровье. Вот и подумай!

Все это она говорила убедительно и горячо.

Но понимала – она распинается напрасно. Машка все равно ее не послушает и сделает по-своему.

Это у них семейное, что поделаешь!

А к лету совсем разболелась Гаяне. Ходить почти перестала – ноги. Операцию делать отказывались – больное сердце, наркоз опасен.

Ольга моталась к ней три раза в неделю.

Совсем падая с ног от усталости, предложила матери забрать Гаяне к ним. А какой еще выход?

Предложила, как когда-то предложила забрать из больницы Машку-маленькую.

Елена, конечно же, согласилась.

– Так, Леля, тебе будет удобней. Хоть мотаться перестанешь. Да и Гаяне будет веселее. Что она там одна? Ни поесть толком, ни убраться. Да еще и Машку с Арсюшей совсем не видит! Но главное – ты. Чтобы легче было тебе, – повторила она.

Ольга вздохнула:

– Мама! Ну при чем тут я? Что думать обо мне? Думать-то надо о ней. О Гаяне. А я тут вообще ни при чем.

– Ты? – рассмеялась Елена. – Ты – при всем! Неужели ты этого не понимаешь?

Ольга пожала плечами, махнула рукой и вышла из комнаты.

Услышав о том, что Ольга с Еленой хотят ее забрать, Гаяне словно впала в ступор – отключилась, что ли, или так глубоко ушла в себя, в свои раздумья, что разговаривать по делу с ней стало совершенно невозможно.

Она так была огорошена Ольгиным решением, что от волнения совсем потеряла покой.

Спать по ночам она перестала – размышляла. Все понятно, она – человек абсолютно одинокий. Из родных на всем белом свете – только Машка с Арсюшей. Внучка и правнук. Из близких – только Елена и Ольга.

Ольга приезжает каждую неделю – и это при ее-то занятости. Елена звонит по телефону каждый день – при ее проблемах и неостывшем горе. Машка тоже не забывает – звонит, правда нечасто, и давно не появлялась, но… Сколько забот у нее! Такая работа, Арсюша. И наверняка личная жизнь. Разве тут до старой перечницы – бабки?

И все-таки… Она не одна и… Одна. Давно одна. С тех пор, как умерла свекровь – последний человек, кому она, Гаяне, была нужна, определенно нужна.

А для всех вышеперечисленных она только обуза. Большая, тучная, тяжелая обуза. В прямом и переносном смысле. И сейчас, когда им всем так тяжело и несладко, свалиться им на голову окончательно и бесповоротно, до самого конца?

Нет, нет и нет! Так поступить она не должна, не может. Так усложнять жизнь чудесных и дорогих людей!

Решила окончательно – этого не будет. А одна уже не справлялась. Ноги отказывали. Ходила с трудом – только по квартире. Иногда, в хорошую погоду, летом, спускалась к лавочке у подъезда. А там – местные старушки в рядок. Одни сплошные сплетни – про всех живущих.

Сплетни она ненавидела так, что начинало болеть сердце.

Решила – буду «гулять» на балконе. Правда, жаль, что так высоко – леса теперь не видно, все усыпано, как грибами, высокими башнями. Всюду окна, окна и – кусочек неба. Как правило, серого и хмурого.

А однажды подумала – надо оформиться в дом престарелых! Вот это – выход! И никому никаких хлопот. Доползла до поликлиники и собеса, принялась собирать справки.

Ни Елене, ни Ольге ничего, разумеется, не говорила. Решила, что скажет после того, как получит место и все будет сделано.

И – рассеянная дура – оставила собранные бумаги на комоде! Где Ольга их и обнаружила.

Как же она кричала!

– Как ты посмела? У тебя что, нет семьи? Нет родных? Ты что, сирота казанская? И ты думала, что мы тебе позволим это сделать?

Бумаги порвала – Гаяне только охнула и схватилась за сердце.

Ольга испугалась и присела на корточки, гладила ее по рукам, заглядывала испуганно в глаза.

Потом обе долго ревели – хором и наконец стали собирать вещи.

Собрали только носильное и посильное – то, что дорого было хозяйке. Книги, любимую тарелку и чашку, письма и фотографии. Все.

Выходя из квартиры, Гаяне оглянулась. Посмотрела прощальным взглядом – уходить было непривычно и страшновато.

Потому что понимала – уходит навсегда.

Странно, но с появлением Гаяне Елена ожила. Не потому что стало веселее – потому что осознала, что надо снова о ком-то заботиться.

Словом, делать то, чем она занималась всю жизнь.

И эта ответственность, эти заботы подняли ее на ноги – Гаяне стесняется, Гаяне робеет, Гаяне считает, что она сильно всех обременяет. Да и вообще – Гаяне не дома.

И надо сделать все, чтобы она поскорее обвыклась и перестала так думать.

Приободрилась и Гаяне – так много лежать, как раньше, ей было теперь неловко. Надо же быть чем-то полезной! Захребетницей она никогда не была. И она взяла на себя готовку.

Елена сидела с ней рядом на кухне и в который раз удивлялась: оказывается, кухня – такая наука!

Она внимательно, с интересом, смотрела на все еще быстрые руки Гаяне, ловко крутившие крохотные голубцы. Следила не отрываясь, как тонко она раскатывает тесто, как толчет в ступе орехи, перетирает их с душистой травой. Кидает в суп ароматные специи, купленные Ольгой на рынке – по списку «шеф-повара».

Елена была на подхвате – порезать лук, морковку, почистить картошку. «Подсобная рабочая», – смеялась Гаяне.