Северные волки - Игорь Конычев

громко выкрикивая слова, начал «старый медведь», обрушивая свое страшное оружие на ближайшего противника и сразу же смещаясь в сторону, чтобы избежать атаки другого врага.

Знай, что, гордо приняв бой,С честью пал я в нем! —

поддержал товарища Вегард, уводя в сторону клинок пытающегося защититься эльфа и обрушивая свой топор на незащищенный бок врага. Стоило холодной стали рассечь плоть под черным плащом, а берсерку вновь почувствовать запах крови, как яростное безумие с новой силой захлестнуло сознание молодого воина. Леденящий душу хохот сорвался с искаженных в зловещем оскале губ берсерка, и Тред понял, что дальше ему придется петь одному.

Меч зажат в руке моей,Он в крови врагов…

«Старому медведю» удалось перехватить чрезмерно ретивого эльфа за запястье и, рванув на себя, закрыться им словно щитом от кривых клинков его сородичей. Толкнув мертвого врага вперед, он широко замахнулся и мощным ударом снес голову подходящему к нему с левой стороны остроухому. Тяжелая секира без труда рассекла плоть и кость и, не замедляя своего движения, глубоко вошла в плечо стоящего рядом врага.

…И крестьян и королей,Воинов и скотов!

Неожиданно раздался громкий, грубый голос, продолжая слова древней песни, и между сражающимися северянами из ниоткуда появился высокий мускулистый мужчина в меховой безрукавке, одетой на голый, покрытый татуировками торс. Грива его густых иссиня-черных волос развевалась на ветру, борода была заплетена в доходящую до середины груди косичку, а необычайно яркие голубые глаза пылали ледяным безумием. Подняв над головой два топора, Торфел, почитаемый северянами бог войны, решил поддержать своих сынов в неравном бою, мощнейшим ударом разрубив замершего от изумления рядом с ним эльфа с головы до пояса.

Многим смерть в бою принес,Многих взял с собой…

Приободренный неожиданным и столь серьезным подкреплением, Тред яростно накинулся на ошеломленных противников, разбрасывая их словно слепых щенят, и без устали работая секирой, вздымавшейся и опускавшейся, словно топор дровосека. Вот только вместо дров северянин рубил черепа.

Реки крови, море слезИ жестокий бой!

Торфел с немыслимой скоростью вращал топорами, выкрикивая слова песни. На губах бога войны выступила пена, а пылающий ненавистью взгляд заставил эльфов попятиться. Боевое безумство обуяло Торфела, и он, швырнув свой топор в обошедшего Треда с тыла врага, с треском вбил другой в голову не успевшего защититься противника. Оставив оружие в раскуроченной сильным ударом голове, бог войны ухватил заваливающегося на спину эльфа за ноги и, размахнувшись, швырнул перед собой. Не обращая внимания на сыпавшиеся на него со всех сторон удары, Торфел двумя руками поймал вопящего эльфа за голову и с диким ревом сжал ладони с неистовой силой, раздавив череп остроухого.

А теперь и мой черед,Но не дрогну я!Меч о щит и шаг вперед —Лейся, кровь моя!

Поняв, что бог войны, как и берсерк, впал в боевое безумие, Тред решил допеть песню сам, а не ждать, пока товарищи соизволят отвлечься от кровавой мясорубки и пропеть следующие строки. «Старый медведь» ткнул обухом секиры в лицо противнику, отшатнувшемуся от ревущего словно десяток драконов Торфела, и с хаканьем опустил «Вдовью скорбь» на выставленную вперед ногу врага, начисто перерубив ее. Уже в падении изувеченного остроухого настиг еще один удар секиры, перебивший ему позвоночник.

Пусть разорвана броня,Силы нет в руках,Знаю – Торфел ждет меня!Прочь уходит страх!

Вегард слышал пение своего друга, и эти слова заставляли его сердце биться быстрее, призывая воина бросаться на врагов вновь и вновь. Все тело берсерка покрывали кровоточащие раны, но он неудержимо рвался вперед, сокрушая дрогнувших эльфов. Меч Вегарда пел свою песнь, песнь смерти, и окровавленный топор вторил ему, круша в сумасшедшей пляске вражеские жизни. Молодой воин не чувствовал боли, не испытывал страха, он ощущал лишь безудержную ярость. Прыгнув вперед, берсерк что было сил опустил свой топор, стремясь отнять жизнь у очередного эльфа в темном балахоне. Несчастный попытался парировать удар, но закаленная сталь, направляемая безумной силой берсерка, без труда перебила тонкий эльфийский клинок, вошла в ключицу и остановилась лишь на середине груди. Отбросив хрипящего врага ударом ноги, Вегард с рычанием бросился к следующему.

Пой же песню смерти! Пой,Верный мой клинок!Это наш последний бой,Жизни вышел срок!

Широко расставив ноги, Тред ударил древком секиры в зубы пойманного на противоходе эльфа и обратным движением отсек ему кисти рук, которыми тот ухватился за разбитое лицо. Широкое лезвие с шипением рассекло еще и горло эльфа, и тот, орошая северянина кровью, упал на ставшую алой траву, забившись в конвульсиях. Место павшего врага тут же занял другой, и Тред грубо выругался: песня уже кончилась, а он все еще был жив и даже способен сражаться.

Послав в сторону эльфов очередное проклятие, очень не лестно описывающее способность остроухих держать оружие, «старый медведь» затянул новую песню:

Воин смерть в бою найдет,Вот его удел!К Торфелу в чертог пойдет,Тот, кто духом смел.

«Вдовья скорбь» с наслаждением упивалась пролитой кровью, неустанно взмывая к равнодушным небесам, чтобы голодным ястребом упасть на головы врагам. Но находить жертв становилось все сложнее, так как эльфы, подрастеряв былую уверенность, начали отступать. Но убежать от жаждущих крови северян еще не удавалось никому, и стоило эльфам трусливо повернуться к наемникам спиной и сделать несколько шагов, как их неизменно настигал прорубившийся сквозь строй врагов Вегард.

Их тела в ладьях сожгут,Что плывут в закат.

И…

Тред замер, так и не опустив свою секиру, так как бить больше было некого. Среди мертвых тел стояли лишь он, Вегард и Торфел.

– Что за безрукие уроды?! – гневно изрек «старый медведь». – Мало того, что повоевать не с кем на старости лет, так еще и допеть не дали!

– Их доконало твое чванливое горлопанство, – с трудом произнес Вегард, вонзив в землю меч и оперевшись на рукоять, чтобы устоять на ногах.

– Да это он фальшивил! – Тред ткнул пальцем в ухмыляющегося Торфела, который, скрестив на груди могучие руки, с удовольствием рассматривал поле битвы.

– Отличная битва! – прогудел бог войны. – Но не последняя. – Он громогласно расхохотался и, вспыхнув ярким пламенем, превратился в черный пепел, мгновенно разлетевшийся по окрестностям.

– Мы бы и сами справились! – в никуда проворчал Тред, устало опираясь на древко секиры. – Жаль, он быстро свалил, не успев разглядеть, что жить нам осталось не так уж и долго, с такими-то ранами. – Он безрадостно оглядел себя. – Какая, к демонам, не последняя битва? – «Старый медведь» сердито погрозил кулаком ясным небесам.

– Он тебя уже не слышит. – Вегард, медленно переставляя ноги и ощутимо пошатываясь, направился к тому месту, где среди выжженной травы должны были находиться останки Энвинуатаре.

– Да и пусть! – сплюнув на ближайший труп, Тред отправился следом за товарищем. – Скоро я окажусь в его чертогах и все выскажу ему в лицо! – бурчал северянин, шагая по трупам. – Хотя бы одно радует! – Он остановился и неожиданно улыбнулся.

– Что? – Вегард непонимающе взглянул на друга, искренне недоумевая, что может радовать в подобной ситуации, когда стоишь посреди земель троллей, истекая кровью, и помощи ждать неоткуда. В этот момент берсерк всерьез подумал, что «старый медведь» все-таки лишился рассудка.

– Я всегда мечтал умереть богатым, – осклабился Тред, похлопав по черному мешочку с драгоценными камнями, до сих пор висевшему у него на поясе.

– Ну тогда это полностью меняет дело, – растянул губы в язвительной усмешке Вегард. – Рад за тебя, дружище.

– Ладно, хватит зубоскалить, – отмахнулся старый воин. – Пойдем глянем, как там Марк.

Но берсерк покачал головой.

– Сначала жрица, – прохрипел он.

– Они оба никуда не денутся, но пусть будет по-твоему. – Прихрамывая, казалось, на обе ноги сразу, Тред поплелся к месту гибели полукровки.

В центре ровного круга выжженной земли, в небольшой воронке лежало изувеченное тело Энвинуатаре. В ноздри берсерка сразу же ударил запах обгорелой плоти, перебивающий даже стальной аромат крови, но он все же приблизился и с удивлением отметил, что полукровка все еще дышит. Несмотря на обожженную до костей грудь и оторванную левую руку, в единственном уцелевшем глазу Энвинуатаре еще теплилась жизнь. Услышав шаги Вегарда, девушка взглянула на него и попыталась улыбнуться потрескавшимися, окровавленными губами.

– Обнимешь меня напоследок? – еле слышно прохрипела она.