Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР - Роджер Киран

Вместе с Ельциным они назначили ответственным за подготовку «совместного предложения программы перехода к «рыночной экономике» как основы экономического раздела нового союзного договора» экономиста-либерала Станислава Шаталина.

Выдвинутый Шаталиным так называемый «План 500 дней» был сделан так, чтобы максимально учитывать самые радикальные требования «демократов» в контексте персональной схватки между Горбачевым и Ельциным вокруг содержания нового Союзного договора. «План» предусматривал одновременно как «полную приватизацию», так и «монетарную стабилизацию», причем всего лишь в течение первых «ста дней». По оценке Джеэрри Хью, само по себе это уже являлось примером «просто смехотворного расхождения с экономическим реализмом».

Предусматривался также резкий рост цен на самые необходимые товары повседневной жизни и потребления. К тому же, по плану Шаталина все права взимать налоги и сборы предоставлялись отдельным союзным республикам, а уже им потом следовало решать, какую часть поступлений перевести на счета Союзного правительства. Устанавливался также и принцип «примата» республиканского законодательства над общесоюзным.

На сей раз даже Горбачеву стало очевидным, что план Шаталина, по сути, был нацелен на «безболезненное» упразднение СССР и общесоюзных структур. По всей видимости, уже ощущая непосредственную угрозу своей собственной политической карьере и будущему, Горбачев отверг предлагаемый проект. Несколько позже, в ноябре 1990 года, он поручил своему первому экономическому советнику Абелу Аганбегяну выработать совместно с Шаталиным, Абалкиным и Н. Петраковым новый экономический план. Таким образом, в созвучии со своими политическими взглядами и конкретной политической тактикой, он, судя по всему, пробовал занять кажущуюся довольно выгодной роль «центриста».

План, выработанный этой группой от имени президента СССР, подобно остальным предшествующим проектам, также предусматривал повышение цен. Однако этот пункт отказалось принять ельцинское правительство Российской Федерации. По его инициативе был принят закон, наложивший запрет на повышение цен.

Политическая демагогия Ельцина, хоть и была очевидной, в данном случае вполне срабатывала. Кроме того, у его советников и у него определенно имелось довольно развитое чувство постепенности, последовательности и соподчиненности стоящих перед ними конкретных политических задач.

Делом первостепенной важности для них становился развал самого Советского Союза, поскольку таким образом открывалась дорога к беспрепятственному и неограниченному восстановлению капиталистических порядков на огромной территории в 1/6 части земного шара. Для того, чтобы это осуществилось, было необходимо устранить с политической арены самого Горбачева/так как он, очевидно, был заинтересован в сохранении своего положения в качестве президента СССР.

Очевидно, шаталинский «План 500 дней» был сделан в расчете на то, чтобы способствовать решению обеих этих задач. А действия властей Российской Федерации по запрету повышения цен, предложенного уже союзным правительством, по сути дела, стали ударами против лично Горбачева. Советники Ельцина вряд ли могли не знать, что системе господства частной собственности, «рынка» и стремления любой ценой добиться прибыли, к установлению которой они так рвались, уж никак не обойтись без головокружительных прыжков и шоковых цен.

Давали себе отчет в этом, конечно, и в лагере Горбачева. Все еще остающиеся рядом с ним люди его окружения прекрасно понимали, что его отказ от «плана Шаталина» с политической точки зрения выглядел отказом от программы ориентации на капитализм и развал Советского Союза. И тут уже пути членов «внутреннего круга перестройки» явно расходились. Для Яковлева, Шеварнадзе, Медведева, Шахназарова и Черняева, очевидно, сохранение поста президента всесоюзного государства не имело такого смысла и значения, как для самого Горбачева. Все они поддерживали «план 500 дней», и после того, как он был отвергнут Горбачевым, под разным предлогам стали покидать своего патрона. Недавний министр иностранных дел Эдуард Шеварнадзе вообще вернулся в родную Грузию и возглавил ее правительство.

Что касается самого Горбачева, то он, как бы парадоксально это ни выглядело, стал искать себе поддержку среди противников полной «рыночной» ориентации. Из таких людей были, например, новоназначенный министр юстиции, директор ТАСС, первый заместитель министра внутренних дел. Этот действительно удачный подбор кадров не сопровождался, однако, столь же значимым поворотом в области проводимой им политики.

За последние годы правления Горбачеву так и не удалось довести до конца ни одного из начатых им проектов или программ, какого бы характер они ни были. Ельцин успешно блокировал любую инициативу, не исходящую от него самого. Тем временем состояние экономики продолжало ухудшаться.

Месяцы, предшествующие августу 1991 года, также отличались дальнейшим ухудшением экономического положения страны. Наряду с этим становилось все яснее, что у самого Горбачева не было никакого плана, ни идеи, как выходить из все более ухудшающейся ситуации.

Эта «тайна» была уже хорошо известной и людям из его непосредственного окружения в партийном и государственном руководстве. Как уже было сказано раньше, значительная часть из них была выдвинута на эти позиции самим генсеком. Тем не менее, в сентябре и декабре 1990 года он снова стал объектом открытой сильной критики, теперь уже со стороны и этого, выбранного им самим руководства. Д" Агостино в своей книге «Революция Горбачева» отмечает, что в апреле 1991 года в ходе голосования в ЦК предпринималась попытка устранить его с занимаемой должности. То же повторилось и в июне, на сей раз уже на уровне союзного парламента. Более подробный анализ отдельных этапов развития политического кризиса 1991 года содержится в книге Джерри Хью «Демократия и революция в СССР, 1985–1991 гг».

В то время у значительной части руководства КПСС и СССР сложилось убеждение, что Горбачев за их спиной пытается заключить очередную сделку с Ельциным на сей раз в связи с содержанием нового Союзного договора СССР. Подобная сделка явилась бы, скорее всего, капитуляцией, поскольку Ельцин настаивал на редакции, по сути дела, лишающей органы союзной власти права собирать налоги. Кроме того, Ельцин и так уже самостоятельно запретил существование организаций КПСС в армии и прекратил переводы в союзный бюджет средств от налогов на нефтяные месторождения на территории России. Горбачев даже был согласен упразднить созданный по его же инициативе Съезд народных депутатов СССР. Однако, как считает Д. Хью, то, что Ельцину удавалось выигрывать каждую из начатых им битв и непрерывно расширять свой личный вес и влияние в управлении политической жизнью и государством, не совпадало с интересами союзного руководства.

Несмотря на то, что первоначально все они, по сути, были людьми Горбачева и сторонниками перестройки, под влиянием столь неблагоприятного хода событий у них постепенно созревало убеждение в необходимости срочных мер чрезвычайного характера по прекращению дальнейшего развала государственных структур СССР и дискредитации органов его государственной власти. Так вызревало в кругу достаточно близких к Горбачеву людей то, что осталось в истории под названием «Государственный комитет чрезвычайного положения» (ГКЧП).

На наш взгляд, события, связанные с его организацией и непосредственными действиями, складывались, по меньшей мере, несколько странным образом. В поздний полдень 19 августа 1991 года пять лично знакомых Горбачеву высокопоставленных функционеров вдруг неожиданно для него приезжают в его резиденцию в Форосе на берегу Черного моря, где он отдыхал вместе с семьей. Это были первый заместитель председателя Комитета обороны СССР Олег Бакланов, председатель Промышленной палаты СССР Александр Тизяков, член Политбюро КПСС Олег Шенин, командующий сухопутными войсками СССР генерал Валентин Варенников, помощник Горбачева Валерий Болдин и начальник личной охраны президента СССР Юрий Плеханов.

Они предлагают Горбачеву официально передать все властные полномочия вице-президенту СССР Геннадию Янаеву. Тот должен был объявить военное положение с тем, чтобы приостановить процесс развала государства и восстановить предусмотренный законом конституционный порядок. При этом Бакланов прямо заявил Горбачеву: от вас лично ничего требоваться не будет. Мы сделаем всю черную работу». По свидетельству Джерри Хью, «некоторые из членов этой группы действительно считали, что Горбачев согласится с их предложением. В действительности, однако, реакция с его стороны оказалась исключительно враждебной и агрессивной».

Кроме вышеупомянутых лиц, в событиях вокруг ГКЧП приняли участие: председатель Верховного совета СССР Анатолий Лукьянов, председатель Совета Министров СССР Валентин Павлов, министр обороны СССР Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго, председатель Аграрной партии Василий Стародубцев, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, его первые заместители В. Грушко и Г. Агеев, а также генерал КГБ В. Генералов. Неофициально считалось, что Крючкову принадлежала наиболее важная роль в деле организации ГКЧП. Из всех его членов, однако, после неудачи с ГКЧП с жизнью простился лишь министр внутренних дел Б. Пуго. Произошло это 21 августа ночью при так и не выясненных до конца обстоятельствах. Официальная версия — самоубийство. Такое же объяснение дали также и загадочной смерти Маршала Советского Союза и советника Президента СССР по военными вопросами С.Ф. Ахромеева, вроде бы покончившего собой утром 24 августа в своем рабочем кабинете. «Странным до нелепости было это самоубийство, — пишет в своей книге «Загадка гибели СССР. История заговоров и предательств 1945–1991» А.П. Шевякин, — повесился сидя, с двух попыток. Это случилось после того, как маршал подготовил текст своего выступления на Верховном Совете, призывая депутатов остановить развал государства». А несколько позже, 26 августа, почему-то выбросился из окна своей квартиры на пятом этаже управляющий делами ЦК КПСС еще с андроповских времен, член ЦК КПСС, народный депутат СССР Н. Кручина, читаем на следующих станицах той же книги.