Ошибка природы (сборник) - Светлана Алешина

Она со вздохом отложила красивую голубую книжку.

— Вроде бы мужик пишет интересно местами, но местами становится таким же странноватым, как Даниил Андреев или Блаватская. И тут уж его читать совсем никакой возможности! Сразу начинает казаться, что он тоже какой-то заумный «рерихианец»!

Я взяла книгу в руки. Перевернула. И вздрогнула.

«Аркадий Воробьевский. На пороге».

— Фотографии нет, — разочарованно протянула я.

— Да зачем тебе? Он бывает, кстати, в маменькином сообществе полных кретинов. Представь себе, этот гений освещает своим присутствием наш скромный Тарасов!

— А ты его видела?

— Угу, — кивнула Эльвира. — Мне повезло. Я даже коснулась живой легенды. Вернее, он коснулся меня и, как мне показалось, с весьма похотливыми намерениями. Собственно, книжку эту он мне и подарил. Если откроешь титульный лист, увидишь автограф. По этой причине я ее и не выкинула. А вдруг удастся загнать поклонникам?

Размашистым почерком на титуле стояло: «Эльвире, нашей надежде. Аркадий».

Перевернув страницу, я наткнулась на следующую строчку:

«Все пошло от славян. И надобно помнить и гордиться этим, поскольку наша раса единственная стоит на пороге Нового Бытия, и мы возродим наши верования — Перун снова встанет на свое главное место. Нет нужды чистому славянскому сердцу в религии сумасшедших евреев!»

— Прелесть-то какая, — пробормотала я. — А он на меня производил впечатление психически нормального человека! Мало того, что бабник и обманщик, так еще и псих!..

Грустно мне стало. Поскольку я теперь нисколько не сомневалась, что фамилия моего утонченного любителя Альбинони и есть Воробьевский!

Мы проговорили еще два часа. За это время я уже узнала от Эльвиры столько, что и сама запросто могла бы слабать книжицу в духе господина Воробьевского.

Удивительно, как у него получалось властвовать над неразвитыми умами! Его, оказывается, почитали за живого классика, да он и не сопротивлялся особенно… Правда, не гнушался и помощью со стороны, поскольку многие его книжицы были написаны его «учениками». Правда, он этим ученикам не платил и упоминал их вскользь, как бы между прочим: «В написании книги мне оказали неоценимую помощь Витя, Саша, Миша», хотя означенные написали как минимум по пять глав.

Эльвира над этим смеялась, а мне было не по себе. Все еще не представлялся мне образ «гуру-плагиатора» с изрядной манией величия и мягкого человека, что слушает музыку Альбинони.

Хотя Эльвира сказала, что с иллюзиями всегда чрезвычайно трудно расставаться!

Заснули мы только в два часа ночи. Мне снились какие-то первохристианские катакомбы, где я почему-то была одной из самых яростных проповедниц, но потом появился Аркадий. В одной руке он держал пластинку с «Адажио» Альбинони, а в другой — поднос в виде свастики, на котором лежала голова неизвестной девушки. Голова смотрела на меня совершенно живыми глазами и улыбалась. А мой «поклонник» протягивал мне ее и говорил: «Такая же участь ожидает тебя. Ты наркоманка». — «Я не наркоманка, — попыталась возразить я. — Может быть, я однажды и выкурила папироску с анашой, но это не значит, что я всю жизнь их курю. А уж тем более колоться… Я с детства боюсь уколов! Даже если мне и захотелось бы стать наркоманкой, я не смогла бы преступить этот страх!»

Кажется, зря я это сказала… Потому что мой враг обрадовался и пропел, мерзко ухмыляясь:

— Теперь я знаю, что с тобой делать, чтобы заставить отдать мне мое!

В его руках появился огромный шприц, и он стал приближаться ко мне. Я заорала и стала пятиться.

В это время голова девушки посмотрела на меня так, что я умолкла, стараясь унять дрожь, и произнесла четко и внятно:

— Не одна ты такая. Так что не ори…

— Сашка, не ори!

Я проснулась оттого, что Эльвира трясла меня за плечо.

— Ты даже попугая своими воплями разбудила, — неодобрительно произнесла она. — И еще кого-то, потому что теперь тебе звонят по телефону. Кажется, твой Лариков.

Я открыла глаза. За окном уже было светло, и я облегченно выдохнула:

— Значит, это только сон…

«Сон, который сегодня станет явью», — подумала, вспомнив о сегодняшнем своем «предназначении».

— Уходи, уходи, уходи, — пробормотала я.

— Кто? Я? — удивилась Эльвира. — Ты нахалка, Данич!

— Да не ты, — поморщилась я. — Гадкую мысль прогоняю. Чтобы она не отравляла мне…

«Последние минуты твоей жизни!»

— Вот зараза, — выругалась я. — Элька, что ты делаешь с гадкими мыслями, когда они отказываются тебя слушаться?

— По совету Раневской иду в туалет, матерюсь в унитаз и смываю, — поделилась таким нетривиальным способом Элька.

— Сначала мне придется поговорить с Ларчиком, — вздохнула я и прошлепала босыми ногами к телефону. — Алло, — проговорила в трубку.

— Сашка? Все, наверное, меняется…

— Как меняется? Я уже подготовилась, а ты все меняешь? Ну уж нет! — взбунтовалась я.

— Людмила Нещадова пришла в себя. И сказала одну вещь…

— Ларчик, ты можешь не интриговать, а говорить яснее?

— Тот человек, который ее напугал, был…

Он опять умолк.

— Ларчик, — взмолилась я. — Говори быстрее, а?

— Вернее… была женщина!

Глава 12

По описаниям Людмилы Нещадовой, женщина была молодой, с фигуркой тонкой, как у подростка, а вот что до лица — так в этом Людмила не разобралась, поскольку на девице сей была надета черная шапочка, из тех, которые запросто можно прикупить в «Подземке» и «Готике» — шапочка надевается на лицо, и смотришь себе на мир сквозь две дырочки, а дышишь и говоришь сквозь третью. Вот такая шапочка-маска, и стоит она всего-то девяносто рублей! О том же, что перед ней девица, Людмила Нещадова догадалась по голосу и очертаниям фигурки. Убивать ее девица не собиралась, поскольку, по словам Люды, «грехов в ней было меньше, чем в других».

На вопрос, что еще сказала ей такого девица, Людмила отвечать отказалась, горько заплакав. Сказала только, что девица эта послана господом, чтобы покарать и образумить Людмилу, поскольку ее грехи уже превзошли всякие границы. В частности, она сказала, что когда-то помогала «трудовикам» находить будущие жертвы.

Однако я не поняла, почему это событие должно круто изменить мои первоначальные планы.

Конечно, в свете их я должна была нанести еще один визит. Но времени у меня было вполне достаточно. Напротив, я твердо вознамерилась провести свою боевую операцию. Поскольку, если честно, к тому моменту меня куда больше убийств и нападений занимали сами «жертвы». Да и кто знает — девица та вполне могла оказаться из породы «чистых трудовых славянок». А это значило, что я вполне могу ее встретить в тусовке Воробьевского и пообщаться с ней вволю о смысле жизни!

Поэтому речи Ларчика, пытавшегося как-то образумить меня, я нагло оставила без внимания и сейчас наслаждалась утренним кофе уже вполне проснувшаяся и готовая к подвигам.

Мои сны под влиянием солнечного утра отошли в область забытого, оставив после себя лишь неприятные ощущения. Дабы расправиться с ними, я взяла в руки томик Шекспира. Тот сонет стал для меня в некотором роде ключиком к загадке — так пусть послужит и зарядом!

Однако мой взгляд наткнулся на другие строчки.

Зачем же мне бояться худших бед,Когда мне смертью меньшая грозит?

От этакого предсказания сразу захотелось спрятаться! Впрочем, верить предсказаниям — это язычество. Вот пусть господин Воробьевский со своими перунами в них и верит! Я девица нормальная, спокойная и разумная…

Быстро оделась, не обращая внимания на удивленный взгляд Эльвиры.

— Ты вроде бы сказала, что до вечера…

— Элька, — перебила я. — Если позвонит Лариков и будет спрашивать меня, скажи, что я… Ну, придумай что-нибудь! Пока не уверюсь в своей правоте, я не хотела бы о чем-то с ним говорить. Пусть ставит прогул, но так надо! А потом попробуй найти Пенса и попроси его к десяти часам подъехать к консерватории, но стоять в отдалении и ко мне не подходить. Только когда я позову!

С этими словами быстро чмокнула мало что понявшую Эльвиру в нос и выскочила из квартиры.

«Бог его знает, вернусь ли я сюда когда-нибудь», — грустно подумала, глядя на захлопнувшуюся за моей спиной дверь отчего дома.

Он открыл мне дверь сразу. Причем не удивившись. Удивилась я, когда он сказал:

— Я вас ждал. Проходите.

Он вел себя очень спокойно. Налил мне чаю, потом почему-то попросил:

— Ответьте мне на один вопрос. Почему в теперешних девчонках столько одержимости? Мальчишки куда более склонны к медлительности и рассуждениям, а вы как выпущенные в небо ракеты — и даже мысль о том, что сгорите раньше, чем успеете загореться, вас не останавливает! Как вы обо всем догадались?