Берег невозможности - Константин Твердянко

а рост подкачал. Наклонился над ним — уши нормальные. Вот еще один почти такой же полукостяк, словно они братья… Лохмотья на останках выглядят скромно, хотя сейчас и трудно понять, во что они были одеты. Оружия рядом нет. Дрянное железо за этот срок могло проржаветь начисто, но тогда поблизости бы остались его следы. Тут — ничего подобного. Значит, не воины. А комплекция-то богатырская… Грузчики, что ли? А чего их так мало тогда?

Одно тело лежало особняком от прочих. Если мысленно прикинуть, то получалось, что находится оно ближе к центру аномалии. Судя по двум бугоркам засохшей плоти на груди, это была женщина. У ее пояса я увидел комок истлевшей ткани, по виду напоминавший свернутую куртку. Или сумку…

Сумка — это славно. В ней может обнаружиться… Ну, не паспорт, конечно. Увы, с ними в средневековых обществах не ахти. Но хоть что-то, указывающее на личность владельца.

Из чистого упрямства я приблизился. Неслышимый крик усиливался с каждым шагом. Надрывный, на одной ноте, полный боли и безумия… Так мог бы звучать предсмертный вопль человека, загнанного в ловушку — и понимающего, что его жизнь оборвется через жалкое мгновение.

Труп уже был совсем близко, звенящий полустон стал почти невыносимым. Забрать сумку, оборвав ветхую лямку — и прочь отсюда.

Протянул руку — и отпрянул, шлепнулся на задницу. Не вставая, проворно попятился. Показалось, что крик, который бился о стенки черепа, минуя уши, исходил как раз вот от этой костлявой мумии… Мертвецы здесь, в совершенно неправильном мире, могут ходить и нападать, как живые… Но труп лежал смирно. Только голосил на повторе.

Отличался от прочих он не только половой принадлежностью. Кисти эльфийки были пробиты насквозь тонкими шпильками, на которые с обеих сторон навертели массивные гайки. По виду золотые — по крайней мере, совершенно не окислились. На каждой из пяти граней выгравированы символы, отдаленно похожие на ведьмины каракули. Попытался отвинтить — не вышло, прикипели будто… намертво. Ну, успею потом. Между окаменевших бугорков на груди красовалась бляшка медальона. Кажется, из почерневшего серебра… Я аккуратно поддел когтями узорчатый кругляш, но он не пожелал отделяться от сморщенной кожи. Вначале подумал, что он присох, но все оказалось сложнее: медальон сидел на штырьках длиной с полмизинца, вбитых между ребер. Это я увидел, когда отковырял его при помощи кинжала. Заберу, разумеется.

А главное… Меня аж передернуло. Прямо в голову, немного выше лба, вкрутили шуруп, увенчанный крупным белым камнем. Именно шуруп — резьба на верхней части вполне виднелась. Следы кровоподтеков на кости намекали, что имплантация прижизненная. Хотя я не патологоанатом, могу и ошибиться. Учитывая, сколько времени прошло. Однако вряд ли кто-то намеренно уродовал покойницу — в этом месте, где непрерывно звучит немой крик.

Картина больше всего напоминала ритуальное жертвоприношение, как их обычно описывают. Однако оков и остатков веревок на трупе не наблюдалось, рядом с ним не валялись другие тела. Могли, конечно, и колдовством удерживать, а не физически…

Так, что-то перед глазами слегка поплыло. То ли от нервов, то ли загробный вопль влияет. Пошел-ка я отсюда. Объявляю себе перерыв.

Загреб палкой вожделенную сумку, сунул под мышку и понесся к химере — показывать трофеи. Не могу уже это выносить — причем больше всего изматывает конфликт слуха и восприятия. Мозг понимает, что звука-то и нет, но при этом четко его слышит…

Отдышавшись, начал раскладывать находки перед тварью. Та заметно оживилась, посвистывая, тянулась то к одному клочку ткани, то к другому. Я подносил ближе, химера бережно брала их кончиками пальцев. Вглядывалась в полустершиеся линии и кружочки, и мне чудилось, что в ее памяти со скрипом проворачиваются шестерни, затянутые пылью и паутиной. Вертятся все быстрее, новые стимулы капают на них смазкой…

Больше всего чудовище заинтересовал значок на заклепке. Оно покатало кусочек металла на ладони, рассматривая под разными углами. Ленты на кинжале не вызвали никакого отклика, наручи тоже ничего не всколыхнули. Основные надежды я возлагал на медальон с груди мумии, но зря: тварь лишь равнодушно покосилась на него, сразу переключившись обратно на заклепку. Осталось выпотрошить сумку… Пустой она точно не была, внутри болтались несколько вещиц. А еще что-то позвякивало.

Так, что в ней… Какая-то труха, россыпь закупоренных пузырьков с непонятными порошками и жижей… Тут у нас коллега Яцека, что ли? Еще кольцо из трех обручей, как бы переплетенных между собой, и с кристаллом, засверкавшим на солнце десятками граней. Надо же, какая тонкая работа. Поразительно. И самое занимательное — овальный футляр из коры, похожий на тубус. Размером с три моих ладони, украшен выжженными орнаментами. Среди них выделялись три снежинки разной формы. Опять снежинки?.. Что за фетиш такой у этих нелюдей.

Кстати, технология очень похожа на ту, которой пользовались в общине радикальных экологов. Ясно, откуда ноги растут. Я повертел предмет в руках, не понимая, как его открыть. Крышки на торцах вроде нет. Кора рассохлась, пошла трещинами, и не так-то просто оказалось нащупать зазор между половинками тубуса. Поддел его когтем, что-то щелкнуло — и футляр наконец разомкнулся, как школьный пенал.

Оттуда вытряхнулась стопка листков. Поймать их я не успел, поспешно кинулся поднимать, пока не улетели в воду. Ага, не пустые! Плотно исписаны и изрисованы! Эврика, что называется!

Жадно вцепился взглядом в творчество неизвестного автора. Тьфу ты, ну и чего я ожидал? Сплошь незнакомые письмена, отдаленно похожие на японские иероглифы. Записи были, наверное, весьма познавательными, но совершенно для меня бесполезными. Ряды, косые столбцы, кольца и спирали из символов, имевших очень мало общего с тем алфавитом аборигенов, который я с грехом пополам вызубрил.

— Ты взял это там? — раздался прямо над ухом женский голос.

Я едва не подпрыгнул и возмутился:

— Звитка! Какого хрена⁈ Чего подкрадываешься? Видишь ведь, занят! И так уже здесь все… жилы вымотал!

— Есть очень хочется… — пожаловалась ведьма, которая не сильно раскаялась в своем поступке.

— Мне тоже, — искренне поддержал я. — Скоро уйдем отсюда. Я бы хоть сейчас, но, видишь… Обещал гимори. Вода осталась у тебя?

— Чуток есть, — грустно подтвердила она. — Пить тоже хочется, но я оставила. Когда совсем невмоготу станет…

— Вот и правильно, — похвалил я. — Беречь надо. Не так жарко, потерпим.

Сам при этом продолжал разочарованно перебирать листки. Вот ты какая, эльфийская рукопись… Когда косатка-скорпион наконец отлипнет от треугольника на заклепке, наверняка будет каждую страничку так же разбирать по полчаса. Но это грамота длинноухих! Уж ее-то