Господин Чичиков - Ярослав Веров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Демонстрация способностей.
– Демонстрация, значит, – пропыхтел генерал, натягивая трусы.
– Демонстрация может быть продолжена, – бесстрастно произнес Стукалин.
– Если вы такие способные, отчего же, мать вашу, власть не берете? Почему вас не видно? Почему вас выковыривать приходится, как тех тараканов под плинтусами?
– Мы, как хозяин прикажет. Нам самим ничего не надо. Нам без хозяина интереса нет. А там, где нам интересно, там нет хозяев. Хозяева здесь.
– Да что это за хозяева такие? – в сердцах воскликнул Трубостроев.
– Те, кто желают многого.
Трубостроев, наконец, оделся, одернул пиджак и внезапно успокоился. В конце концов, он делает дело. О деле и надо говорить.
– Значит, выбираете для себя хозяев сами?
Лицо «мертвяка» вдруг исказилось гримасой. Он стал бубнить что-то невразумительное, буквально: «А-ва-ма-ба… Бу-бу-бу…»
«Что за леший? Неужели перехватываю инициативу в разговоре?» – еще более ободрился генерал.
– Мы не выбираем, – заговорил вразумительно «мервтяк». – Мы присоединяемся.
«Э-э… ушел от ответа».
– Чтобы присоединиться, сперва нужно выбрать, не так ли? – гнул Трубостроев.
– Мы присоединяемся, – совсем уже тихо повторил Стукалин.
«Ушел, ушел, собака».
– Нынче кто у тебя в хозяевах? Ибрагимов?
– Мой хозяин – великий хозяин. А Ибрагимов – несчастный человек. Он тоже придет к добру. Теперь все несчастные в этом городе увидят свет добра и возжелают добра. А потом и во всем мире.
– Эк хватил. Чтобы люди захотели жить так, чтобы не для себя, а для других? В жизни такого не будет!
– Мой хозяин – великий хозяин. Он сделает.
Трубостроев хотел было еще про что-то спросить, но внезапно осенила его одна страшная мысль: а ну как его с мэром операция по «мертвякам», вовлечение в игру Ибрагимова – все это чужая игра, закрученная этим неведомым хозяином? Эк, как это он одним махом подцепил самых первых, самых сильных людей города на свою вилку.
Генерал вяло опустился на стул.
– Хочешь служить добру? – голосом пророка возгласил Стукалин.
– Да пошел ты, – без прежней энергии, но твердо и решительно обронил Козьма Варфоломеевич.
– Нет. Просто так я не уйду. Ты владеешь тайной, цена которой велика.
– Ага, угрозы.
– Нет, лишать тебя жизни нельзя. Жизнь – это добро. Но разума и воли можно – они у тебя служат злу.
– Лучше уж сразу лишайте жизни, – буркнул Трубостроев, а про себя подумал: «Надо соглашаться. Условия бы выторговать попристойнее… Если без их хренового добра никак, то хоть чтобы способностей было поболее, чем у прочих «добреньких». Эх, а какого хрена я с посредником разговариваю. Я же нужен его хозяину. Для чего-то он всю эту петрушку закрутил? Вот пускай лично сам соизволит. А то с этим чуркой, как с поленом. Ничего путного не вытрясешь». – Слушай. Значит, такое предложение. Согласен предварительно, подчеркиваю – предварительно, на ваше добро, но только после разговора с хозяином. Вот так.
«Мертвяк» помолчал, бессмысленно глядя в стену, а потом исчез так же, как и появился, абсолютно внезапно. Трубостроев перекрестился и вызвал по селектору адъютанта.
– Дружок, забери это кресло ко всем чертям. И доставь новое.
На следующее утро к воротам института подкатила милицейская патрульная машина. Протянувшийся от корпуса к корпусу решетчатый забор отгораживал институт вместе с зеленой лужайкой и часовенкой от остального мира. Из «лунохода» выгрузился толстый капитан милиции в форме и, заглянув в дверь дежурки, скомандовал:
– Эй, давай, открывай мануфактуру.
– Чего? – не успев разглядеть посетителя, вскинулся казак, дежуривший в этот день.
Одет он был в стилизованную казацкую форму с лампасом на штанах, с галуном на груди и с шашкой на поясе. Казачество города Н., как известно, делилось на реестровое и обычное, какое можно встретить повсюду. Конечно, на Украине, в районе, скажем, Львова казака уже не встретишь, там его заменяет бендеровец. Реестровое казачество в былые времена служило польскому королю, но кто об этом сейчас вспоминает? Нынче же, чтобы занять себя хоть каким-то делом, казаки охраняли общественные мероприятия и учреждения, куда позовут. Тоже не всякие казаки, а только те, которые с утра до вечера желали ходить в форме и с шашкой. Да хотя бы и без шашки, но только чтобы видно было, что он – казак!
– Давай, чучело ряженое, открывай уже! – рявкнул мент.
Казак, наконец, разглядел гостя.
– Товарищ капитан, уже открываю.
Загудел электромотор, створки ворот раздвинулись. «Луноход» заехал на территорию и припарковался у часовни.
Вместе с капитаном выгрузились трое омоновцев, облаченные в бронежилеты и шлемы, с автоматами. Едва ступил капитан на порог, как из дверей вышел навстречу Нестор Анатольевич Перетятькин, извещенный казаком.
– Добро пожаловать! – с улыбкой прохиндея поздоровался он.
– Добро, коли не шутишь. Ты кто? – ответил капитан.
– Директор, Нестор Анатольевич.
– Да, о таком мне докладывали. Здравствуйте. Где Стукалин?
– На своем рабочем месте. Пойдемте, я вас проведу.
– Ребята, за мной, – энергично скомандовал капитан омоновцам.
И группа, грохоча тяжелыми ботинками по лестницам, устремилась к объекту захвата.
События, предшествующие появлению милиции в институте, развивались вот по какому сценарию.
После визита людей Трубостроева Перетятькин решил задать несколько тревоживших его вопросов Вячеславу Тихоновичу Паленицыну. Поскольку Паляницын уже давно не появлялся в институте и не выходил на связь – а раньше-то дня не проходило, чтобы они не пообщались, не обсудили насущных дел, – пришлось звонить самому.
Паляницын, судя по голосу, был в прекрасном расположении.
– Здравствуй, здравствуй, Нестор Анатольевич. Чего не звонишь?
– Да вот… Вячеслав Тихонович, ты давно в институте не появлялся.
– Волнуешься, значит. Это хорошо. Как там вообще обстановка?
– Да… собственно, я по этому поводу. По поводу обстановки. Сейчас ваши люди приходили.
– Какие у меня люди? Я полковник без полка, – с деланой жалостью в голосе произнес Паляницын.
– Разве ты не в курсе? – осторожно поинтересовался Перетятькин.
– Что, с «мертвяками» проблемы?
– Э-э…
– Говорю, с мертвыми душами нелады?
– Ну, в некотором роде. Тут такое дело, голубчик. Я в твое отсутствие одного субъекта на работу принял… Не надо было, наверное. Да что ж теперь поделаешь. У него эта, понимаешь, тонкоэфирный паразит аномальный.
– Аморальный, говоришь? – хохотнул Паляницын. – И что этот аморальный выделывает? За аспирантками в туалеты подглядывает.
– Не смейся, Слава. Я, наверное, глупость большую сделал. Я генералу Трубостроеву про него рассказал.
– Сам догадался, или кто надоумил?
– Да он мне позвонил. Говорит, надо встретиться. Вот и встретились…
– Ну а про меня разговор был?
– Нет.
– Так что, решил подстраховаться? Молодец. Верное решение. Так кто там, говоришь, «мертвяк»? Тебе известно, где он раньше работал?
Перетятькин помолчал в трубку.
– Я вспоминаю. Что-то с космосом…
– «Астероид «Железный Странник»?
– Да, какая-то дочерняя фирма.
– Ну, рассказывай дальше.
Перетятькин выложил все, включая сегодняшний визит СБ-шников. Рассказав же, ощутил некоторое облегчение. Даже вздохнул: столько дней находился в напряжении. Да каких там дней, недель, почти месяц. Ибрагимов дергает, Служба бБезопасности дергает, Жека выкрутасы выкидывает, способность видеть паразитов утрачена, а здесь этот паразит сидит на шее, а ты за него перед генералами бери и отдувайся. Какой человек такое выдержит?
– Ну, а от меня чего хочешь? – выслушав внимательно собеседника, отозвался Паляницын. – Может, совета?
– Да, хотелось бы услышать.
– Мой тебе совет – собирай манатки и дуй отсюда. Вообще уезжай. Понял? Деньги есть? Связи за границей есть? Вот и вали.
– Настолько все запущено?
– Вот именно, что запущено. Запустили процесс не мы с тобой. А высшие силы, – Паляницын имел в виду Чичикова. – Так что вали.
Перетятькин слова про высшие силы понял в своем контексте. Значит, Ибрагимов и отцы города вцепились-таки друг в друга. Паны дерутся – у холопов лбы трещат.
– Понимаю, Лаврентий, понимаю. Все понимаю.
– Да что ты там понимаешь? Наверное, об Ибрагимове подумал?
– Тс… Не надо по телефону.
– Ну не надо так не надо. Прощай.
– Всего наилучшего, – растерянно пробормотал директор.
«Лаврентий знает все. И вправду бежать, что ли? Надо это все как следует обдумать», – решил Нестор Анатольевич.
А Паляницын между тем уже звонил городскому мэру. Он решил, что будет интереснее, если о кудесах Трубостроева узнает Игнат Матвеевич. Крепкая порция адреналина ему в лыко не станет. Пускай порадуется за своего дружка. «Это вам не шестерок шерстить. Нечего было на Паляницына наезжать – теперь у меня повоюете. Помашет вас синяя птица своим крылышком моей удачи, козлы».