Искатель. 1975. Выпуск №3 - Виталий Мелентьев

— Да что же тут скрывать? — спросил старый Бобби. — Конечно, я об этом думал. И вот к какому выводу пришел: межгосударственные отношения остаются межгосударственными. Пусть себе их и решают правительства. Я целиком и полностью за советско-американскую дружбу. Но я, сколько бы ни старался, не могу стать коммунистом. И не желаю считать, что свободное предпринимательство худшая основа для прогресса общества.

— Но существуют нравственные критерии, которые разделяют в равной мере и финансисты, и коммунисты.

— Тогда я скажу яснее, — поднял на меня некогда стальные, а теперь уже бесцветные глаза Бобби. — Я признаю право наследников князей Любомирских изъять альбом Дюрера, коль скоро во Львове всем заправлять стали коммунисты. Я считаю, что был вправе купить альбом у Андрея Любомирского.

— Я хотел бы задать вам вопрос, мистер Леман. Следовательно, в данном случае для вас, как для человека, исповедующего веру в неприкосновенность частной собственности, решающим является воля Любомирских?

— Именно так.

— Короче говоря, распоряжаться альбомом на полных правах мог бы только сам князь Любомирский, если бы он внезапно воскрес?

— Безусловно. И в нашем с вами споре его мнение было бы решающим.

Вот тут-то и пришла пора сыграть козырным тузом. Я вынул из кармана специально переведенное для этого случая на английский язык завещание князя Генрика Любомирского, того самого, который передал рисунки Дюрера в библиотеку Оссолинских. Составлено оно было в 1823 году и утверждено в Вене императором Австро-Венгрии. Вот что в нем было написано:

«Его сиятельство Генрик Любомирский, владелец Пшеворска, желает передать Библиотеке Оссолинских для общего пользования принадлежащие науке и искусству собрания и предметы… Вещи, которые были в Библиотеку внесены, должны составлять с нею единое целое, их никто не должен трогать, переносить с места на место, отрывать друг от друга или разделять, они должны оставаться в ней на вечные времена».

Я показал мистеру Леману и изданные в 1857 году «Статуты» заведения Оссолинских. Там было точно оговорено, что «в случае каких-либо изменений вся ответственность за целость и дальнейшую судьбу Библиотеки ложится на плечи сорока мужей города Львова…».

— Как видите, — сказал я, — старый Генрик Любомирский оказался человеком предусмотрительным. Он предвидел, что среди его потомков могут оказаться охотники вновь получить альбом Дюрера в собственные руки — то ли с целью наживы, то ли из других соображений. И все оговорил.

— Да, это в корне меняет депо, — сказал Бобби.

— Следовательно, по всем законам, по всем статьям, пунктам и подпунктам альбом все же должен быть возвращен во Львов.

— Я должен обдумать новую ситуацию. Для меня она неожиданна. Обещаю честно вам сообщить, к какому выводу пришел. Но казус, конечно, непростой. Нет, очень непростой. Итак, вы приехали сюда с заданием изобличить меня…

— Простите, — сказал я. — Нужна поправка. Я приехал не по заданию, а по собственной инициативе.

— А что разбудило в вас эту инициативу? Желание возвратить картины? Но вам-то лично что от того, будет ли альбом Дюрера находиться во Львове или Нью-Йорке? Вы можете его посмотреть и здесь.

— Примерно так же рассуждали в свое время создатели имперского музея в Линце. Русские смогут посмотреть самые лучшие картины, когда они приедут в Линц, Дрезден или Берлин. Разве их обязательно смотреть в музеях Москвы, Ленинграда, Киева или Львова? Как вы полагаете, мистер Леман, понравилось бы нью-йоркцам, если бы кто-то однажды вывез бы их музеи и предложил бы ездить за океан смотреть эти ценности? Что сказали бы дрезденцы, если бы им не возвратили галерею, а вместо этого каждому выдали, пусть даже оплаченные в оба конца, билеты на проезд до ее нового местоположения?

— Мы, пожалуй, занимаемся слишком сложными размышлениями о проблемах нравственных и этических. А мне хотелось бы привести наш с вами разговор к удовлетворяющему обе стороны финалу.

— Рисунки Альбрехта Дюрера должны быть возвращены законным владельцам.

— Как? — спросил Лемзн. — Но я ведь заплатил за них свои деньги?

— Сочувствую. Но помочь не могу. Наследники Любомирских не имели права на альбом. Вы перекупили краденое.

— Вряд ли меня устроит такой поворот дела. Как человек разумный и прагматик, я предпочел бы найти компромисс. Могу я попросить вас по крайней мере не спешить с публикацией ныне известных вам фактов?

— Я ничего не могу вам обещать, мистер Леман.

Вечером меня опять развлекала миссис Сусанна Чумченко, кормила и поила мисс Калеван и охранял, как ценнейшую картину из коллекции Лемана, мистер Донован. Около десяти позвонил мистер Леман.

— Вы не спите? Я вас не потревожил?

— Нет.

— Я был занят — деловые встречи в клубе. Позвонить раньше не мог. Жаль, что мы не сможем повидаться еще раз в этот ваш приезд. Но я надеюсь, что вы будете у нас еще не раз. Да и сам я еще надеюсь побывать в музеях Москвы, Ленинграда, Киева и Львова. Как и обещал, обязательно напишу вам свои мысли относительно завещания Генрика Любомирского. Для меня это неожиданность. Могу признаться, что, знай я о завещании ранее, не стал бы покупать на аукционе в Нью-Йорке этот альбом. Скажем так: воздержался бы от этой покупки.

— Что ж, это уже признание.

— Частичное.

— Пусть так. Лиха беда — начало.

— Вот что я хотел бы предложить вам, — сказала «трубка-Бобби». — Не хотите ли вы написать специальную книгу о грабежах художественных ценностей во времена военных конфликтов? Я бы мог субсидировать такую работу.

— Спасибо, мистер Леман, — ответил я «трубке-Бобби». — Над такой книгой я уже работаю. И в субсидиях необходимости нет.

— Мне было приятно с вами познакомиться, хотя вы и смутили мой покой завещанием старого графа… До встречи!

— До свидания, мистер Леман!

Провожали меня мистер Донован и миссис Сусанна Чумченко, на которой, может быть, по случаю моего отъезда было на два браслета больше, чем обычно.

— Надеюсь, что еще увижу вас когда-нибудь, — вежливо заметил владелец впередсмотрящего подбородка.

— Плыть через Атлантику так долго! — заметила миссис Чумченко. — Самолетом быстрее.

— Зато пароходом удобнее. И для здоровья морской воздух полезней.

— Да? Об этом я никогда не думала.

Возьмите в руки номер журнала «Морнинг мэгэзин» от 15 октября 1969 года. Здесь под рубрикой «Колер ревю» опубликована пространная статья «Коллекция Лемана». Автор сообщает о необычной, сверхъестественной и даже ошарашивающей скромности Роберта Лемана, одного из совладельцев финансовой конторы «Братья Леман». Да, действительно, он разрешает всем совершенно, включая шофера, называть себя просто Бобби. А недавно этот скромный гражданин решил подарить «Метрополитен-музею» свою коллекцию, насчитывающую 3 тысячи картин, изделий из керамики, гобеленов, ювелирных украшений. Впрочем, подарить-то он подарил, но пока что все шедевры находятся в доме самого Лемана.