Маска майя - Хуан Марторель

Она была там. Все еще вдалеке, но, несомненно, это была она. Коридор привел их в зал, похожий на тот, который они недавно покинули, и в нем, как в главном помещении святилища, находилась маска. Несмотря на то что ее окутывала слабая дымка, зеленое сияние притягивало к себе их взгляды. Она лежала на каменном выступе, напомнившем Николь алтарь маленького храма, в котором началось их приключение. Увидев ее, девушка почувствовала, что нет ничего более важного в мире и она должна сделать все, чтобы завладеть ею. Ее спутников посетила та же самая мысль, и девушке даже не нужно было смотреть на них, чтобы убедиться в этом. Хотя маска была еще далеко, она увидела, что ее глаза и рот были всего лишь темными дырами, придававшими ей зловещий вид. Но все равно она казалась невероятно прекрасной, и Николь поняла, что должна завоевать ее только для себя, что она не намерена ни с кем ее делить.

Ги Лаланд первым рванулся к ней. Николь лишь упрекнула себя за то, что не опередила его. Она и Аугусто Фабрисио двинулись вслед за французом, хотя и знали, что не смогут догнать его.

Но он сам внезапно остановился, глядя сначала вниз, а потом по сторонам, как человек, лихорадочно ищущий спасения.

Девушка поняла, почему он так себя вел, подойдя поближе: глубокая пропасть с гладкими стенами пересекала комнату от одной стены до другой, преграждая им путь. Маска оставалась недостижимой.

Француз посмотрел на Николь, и она увидела глаза грабителя, готового на все. Но ей хватило здравого смысла признать, что ее взгляд, скорее всего, выражает те же чувства.

— Это безумие. — Голос Аугусто Фабрисио показался им далеким, словно доносившимся из другого измерения, но ему удалось на мгновение отвлечь их от борьбы. — Полагаю, маска влечет вас точно так же, как и меня, но мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы она заставила нас утратить разум.

Николь посмотрела на него с удивлением: как мог этот человек говорить о разуме, если ему предоставлялась возможность стать богом? Если в нескольких метрах от него находился предмет, способный наделить его такой властью, о которой до сих пор никто и не мечтал? Ибо с момента, когда она увидела маску, войдя в этот подземный зал, Николь знала, что ее обладатель будет держать мир в своих руках. Она не смогла бы объяснить, почему она в этом уверена, но не сомневалась, что так оно и есть.

— Прошу вас, давайте вместе подойдем к ней и признаем, что ее находка стала успехом всей команды, — продолжил археолог. — Чтобы никто не подумал, что маска принадлежит только ему, как бы она нас не очаровывала…

Ги Лаланд презрительно усмехнулся, прежде чем ответить.

— Пока что она ничья и останется таковой, если мы не найдем способ добраться до нее. Есть идеи?

Николь вдруг поняла, что этот маленький человек с большими усами был прав и что она сама чуть было не поддалась безумному порыву, овладевшему Лаландом и вызвавшему у нее отвращение. Она с нежностью посмотрела на гватемальца.

— Я согласна с тобой, Аугусто. — Она включила фонарь, чтобы осмотреться.

Зал был очень похож на тот, который они недавно миновали, за исключением того, что здесь не могла проложить свое русло река, чтобы указать им дальнейший путь. Потому что ее воды упали бы в пропасть, открывшуюся перед ними. Луч фонаря нащупал дно, но спуск ничего бы им не дал, поскольку стенка с противоположной стороны была совершенно гладкой. Таким образом, только мостик или полная экипировка скалолаза позволили бы им перебраться на другую сторону.

— Здесь на полу есть плита с глифом Чан К'у! — Аугусто Фабрисио отошел в сторону, рассматривая пол в свете своего фонаря.

Его спутники подбежали к нему, чтобы увидеть лик бога, который, казалось, смотрел на них с пола. Глиф был довольно большим и находился в центре плиты, выделявшейся среди остальных.

— Значит, если здесь есть Чан К'у, — пробормотала Николь, направляя луч своего фонаря на высеченное изображение, — остальные двое вряд ли ушли от него далеко…

36

К'ан II выглядел великолепно в своем королевском наряде: высокий, могучий, величественный. На нем была мантия из разноцветных перьев, а на голову он водрузил атрибут королевской власти — диадему бога У'уналя с тремя остриями в форме цветка, напоминавшую всем, что монарх наделен сверхъестественной природой богов.

Король восседал на троне, стоявшем на возвышении — просторном помосте, который выстроили в цитадели Наранхо на Большой площади, где совсем недавно защитники города капитулировали перед войском Караколя.

Площадь была забита до отказа, как и улицы, прилегающие к ней, потому что на этой публичной церемонии монарх собирался сообщить о своих замыслах относительно завоеванного города, и ожидалось также, что назовут имя того, кто сменит низложенного короля, Большого Скорпиона.

Большинство горожан не испытывали ничего к своему бывшему правителю, потому что их жизнь проходила вдалеке от дворцовых интриг, однако их влекли сюда естественное любопытство и желание, чтобы новый король стал гарантом мира, которого все желали.

К'ан II, осознавая это, хотел выслушать и взвесить мнения, прежде чем принять решение. Давление со стороны Тикаля и Калакмуля уже проявлялось посредством различных каналов, и король знал, что будет непросто удовлетворить две великие державы. Караколь являлся союзником Калакмуля, но Тикаль был расположен гораздо ближе и давал почувствовать свой вес. Кроме того, произошло событие, которое король пока не знал, как оценить, положительно или отрицательно с точки зрения интересов своего города: король Тикаля, Череп Зверя, умер, и его старший сын. Высокий Олень, занял его трон. Новый монарх был братом принцессы Никте, и благодаря Баламу король знал, что отношения между братом и сестрой были хорошими, но он также осознавал, что интересы государства могли оказаться важнее братской любви, какой бы сильной она ни была.

К'ан II уже обратился к народу, и его мощный голос слышали все. Он говорил о мире и согласии, а толпа отвечала одобрительным гулом.

— Гнев Караколя поднялся не против этого города, который сегодня меня принимает, — сказал он, — а против Большого Скорпиона. Король-предатель намеревался снова завладеть тем, что ему не принадлежало, сея смерть и ложь, но боги этого не позволили. И Большому Скорпиону пришлось поплатиться за это.

Он добавил, что новый король Наранхо должен быть человеком, способным поддерживать мир, которого все желают.

— Человеком, который не пресмыкался бы ни перед кем и не имел бы других интересов помимо благосостояния этого города, — закончил он, явно намекая на Тикаль и Калакмуль.

Трон окружали люди, имевшие какое-либо отношение к правительству метрополии. Некоторые были преданными слугами Большого Скорпиона, хотя сейчас лезли вон из кожи, чтобы доказать обратное, а другие — просто чиновниками высокого ранга. Жрецы различных культов стояли рядом, однако жрецы Тлалока отошли назад, стараясь не привлекать к себе внимания.

На виду зато оставались два военачальника. Оба надели свои лучшие наряды и одним своим присутствием вызывали у зрителей трепет. Улиль не покидал город со дня его завоевания, в то время как Кос взял на себя ответственность за соблюдение его войсками условий почетной капитуляции. Они еще больше сдружились за эти двадцать дней, и жители Наранхо часто видели их гуляющими вместе.

Возле них находились Белый Нетопырь и Балам. Юноша пытался следить за происходящим, хотя его мысли были далеко отсюда. Мысли о Никте и Синей Цапле заставляли его погружаться в себя, и он держался отчужденно со дня своего возвращения в Караколь и до того момента, когда Белый Нетопырь настоял на том, чтобы он присоединился к делегации, направлявшейся в Наранхо: шаман не хотел, чтобы его ученик оставался наедине со своими печальными думами.

Балам больше не получал сведений о Никте после их короткой встречи в коридорах дворца Тикаля, однако юноша понимал, что обязанности принцессы заставили ее задержаться в городе. И все же он не мог отделаться от мысли, что они расстались навсегда.

Что касается Синей Цапли, Баламу казалось, что он никогда не сможет привыкнуть к тому, что больше ее не увидит, и, думая о ней, он каждый раз испытывал сильную боль, хотя эти воспоминания имели сладостный привкус ностальгии. Он пытался представить девушку в царстве богов, где она дарила им радость своей улыбкой, и хотел верить Белому Нетопырю, утверждавшему, что там она продолжает заботиться о них, своих друзьях.

Молодой майя окинул взглядом площадь, переполненную людьми, и в памяти всплыл тот день, когда он принял участие в своей первой военной операции. Он пытался воскресить картины прошлого, вспоминая, как он шел по пятам за Улилем, и они возникали перед его мысленным взором, но смутные и нечеткие, словно чуждые ему. По окончании короткой битвы он понял, что храбрость — это всего лишь твердое решение довести до конца то, что ты намеревался сделать, но в данном случае казалось, что кто-то другой предопределил события.