Паразиты - Морье Дю

- Мы могли бы быть вместе... иногда, - сказала Мария, - время от времени. До Сен Клу еще далеко?

- Не знаю. Почему ты об этом спрашиваешь?

- Так, любопытно. Мы должны успеть... кабаре, Фрида, твои песни.

Найэл рассмеялся и обнял Марию.

- Видишь ли, - сказал он, - для тебя побег - своего рода игра, представление. А Сен-Клу - все равно, что Мексика, только ближе.

- Мы могли бы сделать из этого символ... - сказала Мария. - Нечто такое, к чему мы всегда стремимся и чего никогда не обретаем. Нечто такое, что всегда остается вне пределов досягаемости. Кажется есть одно стихотворение, которое начинается словами: "О Господи - Монреаль!"* Мы можем сказать: "О Господи - Сен Клу!"

Повеяло холодом. Мария застегнула пиджак на все пуговицы.

- Вот что мы можем сделать, - сказала она. - Мы можем получить лучшее от обоих миров, вернувшись в Париж через Булонский лес на такси. Такси может ехать медленно... специально. Скорее всего шофер проявит тактичность.

- Во Франции шоферы никогда не оглядываются на заднее сиденье. Они слишком хорошо обучены...

- ...как бы то ни было, - словно продолжая прерванную фразу, проговорил Найэл, когда такси выезжало из Булонского леса, - я бы предпочел поехать в Мексику.

- Нищим выбирать не приходится, - сказала Мария. - И все же...

- Что, все же...?

- Я все еще пахну горчицей?

А в Париже Папа, Фрида и Селия обедали в напряженной, натянутой атмосфере. Папа был раздражен и сердит. Он взял на себя труд навестить пасынка, а его пасынок и пальцем не пошевелил, чтобы увидеться с ним. Он оплатил проезд дочери из Лондона и ее проживание в гостинице, а она шляется по улицам, как венская проститутка.

Все это было громко высказано Фриде за обедом.

- Я умываю руки во всем, что касается этих двоих, - сказал он. - Найэл просто-напросто избалованный сводник. Мария - потаскуха. В обоих течет дерная кровь. Оба плохо кончат. Слава Богу, у меня есть вот этот ребенок. Благодарение Богу за Селию.

Фрида только улыбалась и сигарета за сигаретой курила свой "Честерфилд". Возможно, она и в самом деле похожа на наставника, подумала Селия, на снисходительного, отзывчивого наставника.

- Они скоро появятся, - сказала Фрида. - Я и сама была молодой... в Париже. Когда-то.

Долгий обед закончился. Но впереди были ужин и кабаре. Папа молча оплатил счет, и они также молча отбыли на машине в то место, которое Папа предпочел назвать boite de nuit*.

* Ночное кафе, кабачок (фр.).

- Все они одинаковые, эти заведения, - с мрачным видом сказал он. Убежища порока. Совсем не то, что в мое время. Как низко вы пали, моя дорогая Фрида. Досадно низко. - Он пожал плечами и покачал головой.

По словам Папы, Селия ожидала, что boite de nuit будет помещаться в чем-то вроде подвала, погребенного глубоко под землей. С бледными, зловещего вида посетителями, танцующими прижавшись щека к щеке. Она очень удивилась, когда вошла в ресторан, похожий на Посольский клуб в Лондоне. Изысканно одетые женщины. Некоторые из них знали Папу. Он улыбался и раскланивался с ними. Фрида провела их к столику в углу зала. Вскоре к нему подошел молодой человек с осиной талией; щелкнув каблуками, он низко поклонился Селии и пригласил ее на танец. Она вспыхнула и взглянула на Папу. Наверное, он, по меньшей мере, маркиз или даже принц из дома Бурбонов*.

- Все в порядке, - сказала ей Фрида. - Это всего-навсего профи. С ним можно не разговаривать.

Разочарованная Селия встала и пошла танцевать. Все же это своего рода комплимент. И она как пушинка унеслась в руках молодого человека. Представление началось немного позднее. В нем принимали участие два исполнителя. Француз-рассказчик и Фрида. Француз был очень маленьким и очень толстым. Как только он появился, Папа начал смеяться и хлопать в ладоши. Папа был именно таким зрителем. Он от всего получал удовольствие. Селия не понимала ни слова, но не потому, что забыла французский язык, а потому, что рассказчик говорил на той его разновидности, которую она никогда не понимала. Наверное, он был до крайности вульгарен, раз Папа беспрерывно смеялся. Он смеялся, пока по щекам у него не потекли слезы и он не стал задыхаться. Француз был в восторге, его выступление еще никогда не проходило с таким успехом. Затем настала очередь Фриды; она встала из-за столика и подошла к роялю. Селия почувствовала, что краснеет. Всегда испытываешь некоторую неловкость, когда кто-то из знакомых выступает совсем рядом, а не на сцене. Фрида оказалась весьма предусмотрительной. Сперва она исполнила несколько номеров, в которых кого-то имитировала, и хотя Селия не знала, кого именно - все они были французы - по дружным аплодисментам она поняла, что эти певцы пользуются любовью зрителей.

Но вот в зале приглушили свет, и Фрида стала петь песни Найэла.

Слова были написаны другими, но музыку, конечно, сочинил Найэл. Некоторые песни исполнялись на английском языке, некоторые на французском. У Фриды был низкий, хрипловатый голос, иногда она фальшивила, на что никто не обращал внимания - столько в нем было тепла и выразительности. Песни, которые Селия слышала впервые, были хорошо известны людям, сидевшим за столиками. Они стали подпевать Фриде, сперва тихо, затем все громче и громче. Сердце Селии радостно билось, она испытывала гордость. Не за Фриду она ее едва знала, а за Найэла - своего брата. Песни, написанные им, его достояние, как и рисунки, выполненные ею, принадлежат только ей. Незаметно для себя самой Селия стала подпевать вместе со всеми и, взглянув на Папу, увидела, что он тоже подхватил мелодию. В глазах у него стояли слезы, но на сей раз не шампанское было тому виной. То были слезы гордости за Найэла, его пасынка, в жилах которого текла дурная французская кровь...

В вестибюле Найэл ждал Марию - она пудрила нос в туалете. Он надеялся, что они опоздают, что к их приходу представление закончится, но они явились вовремя. Он слышал звуки рояля и голос Фриды. Она пела последний куплет песни, который всегда вызывал самый бурный восторг слушателей. Возможно, оно и к лучшему; он не мог сказать наверняка. В конце концов, не все ли равно? Мария вышла из туалета.

- Как я выгляжу? Все в порядке? - спросила она.

- На моей памяти ты выглядела и хуже, - ответил он. - Нам, действительно, надо войти?

- Конечно, - сказала она. - Постой, я слышу твою песню.

Они вошли в зал и остановились у входа, глядя на Фриду. Все собравшиеся пели вместе с ней; кое-кто отбивал такт ногой. Несколько голосов повернулись в сторону Найэла и Марии. Мария услышала легкий шепот и едва слышный всплеск аплодисментов.

Она улыбнулась и бессознательно сделала шаг вперед - вторая натура: при звуке аплодисментов улыбаться и делать шаг вперед. Потом она заметила, что головы собравшихся обращены не к ней, а к Найэлу. Люди улыбались и показывали на Найэла. Фрида, смеясь, отвернулась от рояля и улыбалась ему; шепот публики стал более громким и настойчивым.