Белый реванш - Андрей Максимушкин

– Выпить есть? – голос Кардана звучал тускло и безжизненно. Он полез в холодильник, но больше ничего там не обнаружил.

– Нет, это была последняя, – вздохнул Айзек.

Только что поднявшееся настроение упало ниже плинтуса. Стало ясно, что жизнь как была паршивой, так паршиво и заканчивается. Еще три-четыре недели, и его позовет к себе Большой Брат Иисус давать отчет о прожитых годах. А что он скажет Иисусу? Что пил, курил травку, снимал доступных бабенок, иногда грабил и приворовывал? Правда, в банду его не взяли, но от этого не легче.

Гонщик в это время тихо скулил в углу, сжимая башку ладонями. До него тоже дошло, что наступает конец. Желтый мор, так в американских трущобах называли лихорадку Шилдмана, шансов не дает, косит всех без разбору. Умрут все, кто находился рядом с больным или просто прикоснулся к нему на улице.

– Пошли, братва, – первым нарушил тягостное молчание Кардан, – будем гулять.

– А эта? – скосил глаза на труп Айзек.

– Пусть лежит, Бог забрал ее душу в райскую обитель. Нам сейчас нужны белые страстные цыпочки, крэк, герыч, хорошее виски, – оскалился Кардан, – или ты собираешься замаливать грехи в камере?

– Пошли! Будем гулять на собственных поминках, – с этими словами Айзек запустил руку под стол. Туда, где к столешнице был приклеен скотчем настоящий армейский нож.

– Эй, хватит ныть, черный брат! – Кардан опустился на пол рядом с Гонщиком и обнял его за плечи. – Мы все умрем. Такова наша скорбная доля. Но сначала насладимся вкусом жизни, не будем зарывать талант свой в землю, а пойдем и возьмем у «снежков» все, что они нам задолжали с тех самых пор, как Моисей водил народ свой по пустыне скорби. Воспрянь, черный брат, ибо последние будут первыми, а богатым не попасть в Царствие Небесное. Воспрянь, и пойдем с нами.

Когда нужно было, Кардан умел говорить красиво – его папаша был пастором.

Айзек вышел на улицу последним, хотел было запереть дверь, но одумался и плюнул на это дело. Все равно, это бесплатная муниципальная конура в древнем, обшарпанном, разваливающемся доме. Квартплату они с Гонщиком постоянно забывали платить, да и мэрия особо не настаивала. Можно было поджечь эту надоевшую хату, да бензина нет. Все равно сегодня он будет ночевать в чистой постели на пуховой перине в одном из особнячков на окраине Нью-Йорка.

– Йохо! – Айзек испустил дикий вопль, скатываясь вниз по ржавой перекосившейся железной лестнице. Гулять, так гулять! И пусть всем чертям будет тошно!

Первым делом они пошли на Дерьмовую улицу (аборигены Гарлема давно переименовали все улицы района на свой вкус и пользовались исключительно этой, не имевшей ничего общего с официальным генпланом топонимикой), там они встретили Джима, Большого Гоблина и Тухлого Майка. Кардан быстро объяснил братве, в чем дело. После громкого эмоционального обсуждения было решено собирать толпу и идти грабить магазины в дорогих районах.

Джим под одобрительные возгласы братвы перевернул мусорный бак и запустил пустую бутылку в чье-то окно. Раздался звон разбитого стекла, из окна высунулась толстая баба и заорала на парней. Айзек, не теряя времени, приспустил штаны и показал ей задницу. Сверху посыпались пустые бутылки и содержимое мусорных мешков. Уже через минуту вся улица гудела, как растревоженный улей. Опасаясь летящих из окон тяжелых предметов, хохочущие и кривляющиеся парни шмыгнули за угол.

– Во, блин, давно так не веселился. Я еще вернусь, уроды! – полуобернувшись, Гоблин погрозил кулаком.

– Вон Сморчок чапает! – Айзек ткнул пальцем в сторону пинавшего пустую банку на том конце улицы человека в ярко-красной бандане и футболке с портретом Клинтона.

– У него всегда есть шмаль!

– А у меня бабла нет.

– Дурак, сейчас последние Судные дни. Армагеддон наступает. Значит, все люди братья, и Сморчок обязан поделиться с нами травкой, как брат с братьями, – философствовал Кардан. – Побежали за ним.

Но Сморчок, к сожалению, задницей почувствовал, что денег ему не дадут, и шмыгнул в ближайший переулок. Гнаться было бесполезно.

– Ничё, пошли дальше. Он еще сам к нам придет.

Вскоре к толпе присоединилось еще несколько человек, затем еще и еще. Слух о том, что в Гарлеме свирепствует желтый мор, облетел квартал со скоростью звука, а то и быстрее. Через два часа весь центр Нью-Йорка бурлил и кипел, словно огромный вулкан. Начались погромы. Вооруженные битами, ножами, обрезками арматуры стаи чернокожих подростков грабили магазины, переворачивали и поджигали автомобили, перегораживали улицы баррикадами, убивали попадавшихся им в руки белых и латиноамериканцев. Улицы города превратились в настоящий ад.

– Пришел отмщенья час! Черные братья и сестры, они тысячи лет угнетали нас, они презирали и унижали нас! Взамен давали только жалкие объедки со стола пира жизни. Это белые распяли маленького Христа! Это они изгнали Избранный народ из Земли Обетованной! Это белые свиньи обратили в рабство и плен вавилонский наших прадедов! Смерть им! Уничтожим вавилонскую блудницу, усевшуюся на семи тронах!

Наше время пришло! Восстаньте, братья и сестры! Пойдите и возьмите себе их земли, их виноградники, их рабов, и скот их, и их женщин! Как Иисус Навин привел свой народ в Землю Обетованную, так и мы пойдем и возьмем себе все сокровища эксплуататоров. Грабь награбленное! – надрываясь, орал Кардан с импровизированной трибуны, мусорного бака, водруженного на крышу пикапа. Пусть его не слушают, пусть идут мимо, пусть, но он был счастлив.

– Настал свободы час! К оружию, братья, к оружию! Свергнем и растопчем «снежков»! – Размахивая ломом, он спрыгнул с трибуны и побежал за угол, туда, откуда доносились вопли какой-то сучки, попавшейся черным мстителям из банды «Пьяное дерево».

К чести полицейского управления города, вспыхнувшие в центре беспорядки вскоре были блокированы. По тревоге мобилизованы все силы полиции. Подтянуты полицейские отряды быстрого реагирования. В Нью-Йорк срочно перебрасывалась Национальная гвардия. К вечеру в город вошли два танковых полка. Вырвавшиеся за пределы трущоб банды погромщиков сначала практически не встречали сопротивления. Только в нескольких местах у них на пути встали полицейские или просто решительные граждане, готовые постоять за себя.

К очагам восстания перебрасывались все новые отряды полиции, с ходу разворачиваясь цепями, они перекрывали возможные маршруты погромщиков, наводили порядок, арестовывали попавшихся мятежников. Части национальной гвардии проследовали к наиболее опасным районам и встали, обеспечивая периметр безопасности. Попытки отрядов черных братьев из трущоб прорвать кольцо жестко пресекались. Полицейские и солдаты получили приказ открывать огонь на поражение.

Ночь прошла относительно спокойно. Кольцо оцепления усилили свежими частями. Полиция эвакуировала граждан из опасных районов. Заодно организовывались объездные маршруты для транспорта. Несколько банд, просочившихся за периметр в начале бунта, были блокированы и уничтожены.

Утром на рассвете начался штурм. На сооруженные за ночь баррикады черных пошли танки и бульдозеры, следом бежали, прикрываясь щитами, полицейские. В небе повисли вертолеты. Солдаты Национальной гвардии шли на штурм под прикрытием водометов. Мятежный центр встретил федералов огнем. Из окон верхних этажей летели бутылки с бензином, с баррикад вели частый ружейный и пистолетный огонь. Изредка солдат встречал огонь пулеметов и гранатометы. Ночью были разграблены все оружейные магазины и несколько полицейских участков в центре.

Понеся первые потери, солдаты без колебаний открывали огонь. Они шли вперед, выметая свинцовым ливнем все живое. Но и мятежники не спешили поднимать руки или разбегаться. Черным нечего было терять, они знали, что в любом случае обречены. Город горел. На затянутых дымом улицах вспыхивали ожесточенные схватки. Там, где солдатам удавалось прорвать баррикады и вклиниться хотя бы на полквартала, на их фланги набрасывались толпы вооруженных негров. Иногда солдатам удавалось быстро перестроиться и отбить натиск, смести нападающих огнем, иногда нет. И тогда в рукопашной схлестывались лом и автомат, монтировка и солдатский нож или полицейская дубинка.

Кругом гремели взрывы, стрекотали автоматы и пулеметы, раздавались гулкие выстрелы танковых орудий. Под ноги солдат летели ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью, с баррикад и из окон в лицо били заряды крупной дроби. Армия давно не сталкивалась с таким яростным сопротивлением. Но силы были неравны. Техническое превосходство, автоматическое оружие, жесткая дисциплина, хорошая выучка и воздушная поддержка сыграли свою роль. Пусть с боем, пусть по колено в крови, но армия шаг за шагом продвигалась вперед.

Последние очаги сопротивления были подавлены только на пятый день с начала бунта. В уличных боях Национальная гвардия и полиция потеряли 374 человека убитыми и 829 ранеными. Были сожжены семь танков и четыре бронемашины. Удачным выстрелом из гранатомета мятежники сбили вертолет «Апач». Потери бунтовщиков никто не считал. Все сходились только в одном: очень много. Центр города, мятежные трущобы были буквально завалены трупами. Кроме того, в начале бунта погромщики убили более трех тысяч мирных граждан. Материальные потери также не поддавались подсчету. Центр Большого Яблока был полностью разрушен. Только страховые выплаты составили более ста миллиардов долларов.