Влечение: эротическая сага - Анна Маркер

За эти несколько дней Костя стал для неё близким и родным человеком. Он немного отстранённо, с профессиональным прищуром художника продолжал рассматривать её лицо и фигуру. Удел мастера видеть мир в двояком его измерении: ищущего натуры, сюжеты созерцателя и простого человека, часто реально проживающего в скучной обыденной рутине повседневных событий. Именно сейчас, находясь рядом, он эстетически фильтровал состояние нового образа, ненамеренно ловил линию мучающего его сюжета. Поток переживаний сливался со звуками пульса морской стихии и отражал волнения манящей к себе женщине, неожиданно ворвавшейся в его жизнь.

Художник, едва касаясь, нежно провёл ладонью по лицу своей героини. Капельки слёз на ресницах придавали ещё большую выразительность её красивым, отливающим в свете вечернего заката влажным глазам. Волосы мягкой волной лежали на её обнаженных плечах. Она сидела в виноватой детской позе, с подобранными под себя ногами и была похожа на немного строптивую и грустную героиню детской сказки. Мастер облокотился на мольберт и вспомнил, как сегодня мучительно метался в поиске сюжета для новой скульптуры. Его мучил не сам образ, а никак не приходящее нужное ощущение. И вот сейчас он почувствовал, как вспотели его ладони, знакомая приятная тяжесть устремлённого творческого и животного желания соединились в нём. Он приподнял Милу за плечи, посмотрел в глаза, улыбнулся и тихо сказал:

– Какая ты горячая и нежная в своей благодарности. Я не смогу тебя так отпустить. Я должен…, – он молча взял её за руку, – непременно, должен показать тебе свою мастерскую. Это совсем рядом.

– Там есть, где обсохнуть? – Она провела руками по краю подола и обнаружила, что он неприлично мокрый.

– Конечно… Конечно. – Костя с улыбкой посмотрел на её руки, которые виновато комкали замоченный подол, обнаружив случившийся казус. – Ты сможешь посушить свои крылышки, бабочка.

– Мы снова попадём в сказку? – Мила облегчённо вздохнула, опустила руки и рассмеялась, поняв, что Костя увидел её растерянную реакцию.

– Увидишь…

Через несколько минут Костя и Мила были в мастерской. Так чаще называл это место художник небольшого южного городка. Много разных названий водится у людей, занимающихся подобным творчеством. Костин однокурсник по факультету, например, относился к своему труду очень старательно и кропотливо. Над каждой работой страдал месяцами, а то и годами. В то же время место своей творческой деятельности называл «сени». И не только потому, что жил в деревне. Его «сени» по размерам были больше, чем все остальные комнаты. Не говоря уже о своем назначении. А всё потому, что, с одной стороны, эту обитель он считал выходом в жизнь своих картин, и местом проникновения, вступления, взгляда в собственную душу – с другой. Другой товарищ по художественному цеху место своей деятельности называл не иначе, как кабинет. Хотя кроме стола, табуретки, дюжины полок с бумагой и карандашами там ничего не было.

Костина мастерская с важными подсобными объектами, совмещала в себе многое другое. Его разнообразные пристрастия, которые нашли свое отражение в скульптуре, живописи, портрете, миниатюрах требовали определенных просторов и конкретных инструментов. Ему был важен различный свет, интимность вдохновения, архив своих и чужих работ, комплекты образцов, наличие складских помещений, возможность моделирования, монтирования, сушки, доступ и обилие воды, действия с арматурой и прочее, прочее.

В юности ему удалось стажироваться и поработать в Москве, на студии военных художников имени Грекова. Мастерам того периода государство предоставило целое здание для творчества. Но при этом многие из них имели свои мастерские. Костя тогда уже понял, как важно, что бы все было под рукой и, проектируя своё место работы, учел этот опыт.

Его мастерская представляла собой целый дом. Здесь были огромные комнаты, где он работал с глиной, гранитом. Рядом пристройка, куда был завезен песок, металл, заготовки из мрамора и камня. Огромные емкости для замеса гипса, глины, алебастра. Именно эта территория занимала больше всего места.

Была ещё комната с этюдниками, мольбертом, холстами, развешанными по всем стенам и сложенными в соседней кладовке. Здесь находился рабочий стол, заваленный кистями, красками. В этой же комнате, по углам, стояли торшеры и треноги для ламп. Рядом – душ, прикрытый занавеской из прозрачного целлофана, захватанной разноцветными следами от художественной палитры. Совсем маленькая комната-кухня с холодильником, хозяйственными полками для неприхотливых, а порой, по всякому такому случаю и разных деликатесных съестных припасов. Дверь из кухни вела в библиотеку, где стоял фамильный, несколько помпезным, устойчивый рабочий стол, на котором в нелепом, но вынужденном положении, находился старый компьютер. В углу – камин, окруженный креслами и мягким диваном того же фамильного гарнитура. Большое окно было завешано великолепным ночным видом на море и побережье.

Это место для своего творчества, на создание которого ушел не один год, он считал мастерской. Наверное, потому, что с небольшой мастерской в саду всё начиналось много лет назад, когда только надгробные плиты да памятники были вынужденным Костиным «могильным бизнесом». Именно так говорил Эдвард, оценивая Костины работы, двадцать пять лет назад. Между собой они порой называли это место дачей с видом на восток, где живёт в их фантазиях изящество белого мрамора.

Костя привел Милу в мастерскую и, полностью пренебрегая традициями радушного южного края, сразу попросил гостью немного ему попозировать. Попросил, как потребовал, поставил Милу в небольшую нишу, как одну из небольших скульптур, заполнявших это незнакомое пространство. Глаза его возбуждённо горели. В нём самом словно завели стальную пружину. И было хорошо видно, как он боится потерять этот внутренний завод и то ощущение, которое смог поймать на берегу. Все его движения подчинялись в эту минуту суете творческого порыва. Художник, ничего не видя вокруг кроме натуры, в изумлении стоящей перед ним, быстро отрегулировал освещение, подвинул ближе мольберт и молча принялся рисовать.

Лишь через несколько минут, отойдя на один шаг в сторону, внимательно, посмотрев на свой набросок, в гулкий голос произвел полный выдох облегчённого своего состояния.

– У-х-х! – в глазах сразу появилось нежное тепло и лукавое спокойствие. – Ты такая стойкая, бабочка с мокрыми крылышками. Я совсем скоро закончу тебя мучить! Только продержись ещё несколько минут… Очень тебя прошу.

Не дожидаясь ответа вынужденной жертвы, он опять принялся за работу.