Я посетил cей мир - Владимир Бушин

«Цензуру не устраивало в записках Ржевской о маршале Жукове то, что она писала, будто однажды Жуков назначил ей встречу, а у нее была путевка в санаторий». Недавно какой-то Цукерман заявил по ТВ, что в советское время была запрещена йога. Ему завидуете?

Чушь и второе замечание о цензуре в связи Ржевской. Ее лживые записки были напечатаны со всем этим вздором. (См. мою ст. об этих записках – «Кто дублировал Бабетту?» в кн. «За родину! За Сталина!»)

Но нелепость о цензуре вы продолжаете и в связи в «Роковыми яйцами» Булгаками, вещью совершенно бесталанной, как, впрочем, и упомянутое тут же «Собачье сердца».

«Надо отдать Соросу должное: он спас российские толстые журналы от гибели в условиях рынка». Отдайте. Он действительно спас журналы, но только те, которые ему были нужны для разгрома России: упомянутые вами «Знамя», «Октябрь», «ДН», «НМ»… По словам самого Бакланова, он дал 4 миллиона долларов (ТВ, 5 мая 08, Культура. Повтор).

«Желчный старик. Поболтать с ним интересно, а дружить или просто часто видеться – нет уж, увольте».

Это особенно возмутило мою племянницу, которая принесла мне ваш журнал. Но я успокоил ее, сказав, что дружбы вам я не предлагал и не только часто, а даже еще хотя бы один раз встретиться со сплетником и «поболтать» – тоже.

В полном восторге от вашей статьи моя Аноська, упомянутая в ней. Она задирает теперь и нос и хвост: «Обо мне, наконец, заговорила столичная пресса…» Оценить литературные и нравственные достоинства вашей публикации моя собачка, к сожалению, не может. Впрочем, вскоре она, увы, околела. Не от вашего ли упоминания ее честного имени в вашем бездарном журнале? Говорят, что и он околел? Если так, то уж это точно – от таких публикаций, как эта ваша.

Хороши фотографии. Я могу их купить.

Всего !

4 мая 08, Красновидово».

По коридорам института бродили стихи Николая Глазкова такого рода:

Пусть говорят, что окнаТАСС Моих стихов полезнее –Полезен также унитаз,Но это не поэзия.Я на мир взираю из-под столика.Век двадцатый, век необычайный!Чем эпохи интересней для историка,Тем для современника печальней.

С Колей, уже по помню как, сложились очень добрые отношения. Никто не дарил мне столько своих книг, как Винокуров и он. Женя издавался много, у него выходило и по две-три книги в год, и мне он подарил десятка полтора. Колю печатали меньше, но с десяток своих книг подарил и он. А его бесчисленные письма, красочные открытки, а то и стихи на фантиках, что присылал он из поездок по всей стране. Где он только не был! И письма всегда были забавные, с выдумкой, с шутками, со стихами и о себе и в честь адресата. 31 августа 1976 года писал:

«Дорогой Володя Бушин!На поезде «Россия»По лучшей из дорог(Не видывал красивей!)Я еду на Восток!

Совершаю 14-е путешествие в сторону Уральского хребта! Из Владивостока предполагаю махнуть на Сахалин и, возможно, на Курилы.

С дружеским приветом!

Твой верный поэт и великий путешественник».

И кажется везде побывал, кроме Курил. Во всяком случае, поздравляя с Днем Победы, прислал в подарок акростих:

Бушуют яростные волныУ Магаданских берегов,Шумят и пляшут своевольноИ достают до облаков!..Не волны эти так проворны –Упали облака на волны!

А раньше, еще в октябре 1973 года, когда он жил на Арбате, Коля прислал на цветной бумажке акростих еще более полного характера: «ВОЛОДЕБУШИНУ»

Волга серая и синяяОщутила стужу льдов.Лучезарность снега, инеяОживляет дни уныния,Дни, бегущие по линииЕжегодных холодов

и т.д.

В 1975 году Глазков жил уже на Аминьевском шоссе и оттуда однажды прислал мне вот что:

Писал я много на веку,Но все, народ, сожги,Коль хоть одну мою строкуВдруг запоют враги!

Игорь Кобзев. «Закон»

Хотя врага, который серИ бел, почетно бить,Но самый белый офицерМог Пушкина любить.И меньшевик или эсерНе мог его забыть.Пока под солнцем и лунойВращается земля,Враг волен выбирать любойСебе репертуар.Не все то брак,Что любит враг,Не все то суррогат.Когда поэта враг поет,Попавший в сложный переплет,Поэт не виноват!

Я, кажется, на это не ответил. Но вскоре он прислал на эту же тему еще одно стихотворение. И тогда я ответил.

Николаю Глазкову, приславшему мне переведенное им с якутского языка стихотворение М. Дорофеева «Флоксы».

Неужто Мишка ДорофеевПопал в когорту корифеев,Поскольку ныне сам ГлазковЕго вознес до облаков?Но вот что пишет сей эстет:«Я вроде как бы маков цвет.За то, что чтут меня враги,Корить поэта не моги.Мы разве вправе хаить флоксыЗа то, что Гитлер их любил?».– Нет! – я сказал. –Но это ж фокусыС цветком, что сорван средь могил.Известен фокус нам таковский.Но я поэтов чту иных:Рылеев, Лорка, Маяковский –Враги уничтожали их.Врагов у нас немало в мире.Коль приглянусь им хоть на миг,Готов, как лермонтовский Мцыри,Я вырвать грешный мой язык.По мне, Глазков, твой Дорофеев –Гляжу без розовых очков –Иль из породы фарисеев,Иль из блаженных дурачков.Его ты не переводи,А лучше выпить заходи.

Коля отозвался очень живо:

Мыслю я: во время ужинаМожно выпить не зазря –И спешу поздравить БушинаС наступленьем пьянваря.

Потом прислал два стихотворения, одно из них – «Бюрократическое творчество»:

Бывал я в древних городах,Смотрел на памятники зодчестваИ удручал меня размахБюрократического творчества.В названьях улиц, площадейПо непонятному велениюПрисутствовал абстрактный деньВне времени и протяжения:Вне памятников старины,Вне живописной этой местности,Вне города и вне страны,Вне исторической конкретности.Лассали, Либкнехты и БебелиНи разу в жизни здесь и не были,С врагами не боролись тут,Заводов, фабрик, школ не строили.Хотя их справедливо чтут,Они стоят здесь вне истории.Как гражданин и как поэтПо званию и по призваниюВ горисполком и в райсоветХочу пойти и дать совет:Верните старые названия!

8 декабря 1975 года я писал ему:

«Дорогой Коля!

Спасибо за два прекрасных стихотворения. «Бюрократическое творчество» ты прислал, надо думать, не просто так, а помня мою статью «Кому мешал Теплый переулок?», что была напечатана в «Литгазете» еще в 1965 году, и, желая поддержать и продолжить ее идею борьбы против безобразия у нас со всякими переименованиями. Я тогда ставил вопрос о возвращении исконных названий Нижнему Новгороду, Вятке, Самаре, Твери… Потом, в январе 1966-го, об этом же и о других подобных вопросах была передача Ленинградского телевидения, которая транслировалась на всю страну, а участие в ней, кроме меня, принимали Д.С. Лихачев (тогда он был членкором и вел передачу), Владимир Солоухин, Олег Волков, Николай Успенский, В. Иванов, будущий академик, кто-то еще. Передача вызвало бурю вплоть докладной записку А. Яковлева в Политбюро и объявления ее идеологической диверсией и снятие с работы нескольких работников Ленинградского телевидения во главе с директором Фирсовым.