Служба в потешных войсках ХХ века - Анатолий Отян

– Садись, Виктор, они гибли и гибнуть будут.

Все были шокированы, а Хрущёв продолжал нести ахинею, что коммунизм всё равно победит капитализм, даже если для этого придётся воевать.

Утром, 9 мая под окна госпиталя подъехала машина со сборной командой парашютистов дивизии, и ребята сказали выглянувшему из окна. Анатолию, что едут на прыжки, ему было страшно обидно, что не может поехать, и ребята уехали без него.

Во время обхода он стал просить начальника госпиталя и лечащего врача, чтобы его выписали, ведь он уже здоров, а команда сейчас поехала на прыжки без него.

– Ладно, ладно клянчить. Сегодня мы тебя выпишем, но больше к нам не попадай. И пива холодного не пей.

– А я и не пил.

– Хватит врать. В частях после праздников у многих болит горло и никто пива не пил. Мы даже обратились в городскую санстанцию, чтобы проверили пивзавод на предмет обнаружения стафилококка.

Придя в Сапёрный батальон, Отян обнаружил, что смещён с должности командира и оставлен только тренером, а Оршанский стал командиром.

Это принесло свои хорошие плоды. С одной стороны, взаимное подчинение разгружало от дополнительной работы и ответственности, а с другой не давало возможности развиваться диктатуре и вносило некоторую демократичность в отношения ребят.

На следующее утро команда в полном составе выехала на прыжки.

Вылетали с аэродрома Мясново, и Отян увидел, во дворе эскадрильи голубую "Волгу" капитана Арабина, хотя он вчера, со слов ребят повредил во время прыжка колено, и ему предстояла операция по поводу мениска. "Волгу" Арабин заработал в Марокко, где он целый год обучал марокканские ВДВ, состоящие из ста человек.

Через несколько дней команду перевели жить в Хомяково.

Расположились они в воздухоплавательном отряде. 1960 год оказался последним, когда функционировали такие воинские подразделения.

Они были оснащены привязными надувными аэростатами, заполняемыми водородом. Аэростаты стояли в лесу рядом с казармой в просеке, специально для них прорубленной. Рядом в штабелях лежали сотни баллонов, покрашенных в зелёный цвет, и белой краской на каждом баллоне стояла надпись "ВОДОРОД".

С аэростатов проводилась первоначальная подготовка десантников, так как к тому времени ещё не во всех регионах СССР существовали аэроклубы, где проводили подготовку перворазников.

В ста метрах от отряда, находилось село Хомяково. Обыкновенное русское село с деревянными домами, палисадниками с полуразрушенными заборчиками, с покосившимися не крашенными деревянными, почерневшими от времени воротами и пыльной дорогой, во время дождя превращавшейся в бурную речку. Село украшала большая, чудом сохранившаяся кирпичная церковь, превращённая в зерновой склад.

В Хомяково жило много девчат, и соседство с небольшой воинской частью полезно сказывалось на жизни села. Некоторые солдаты оставались жить в селе, обзаведясь детьми и работая в местном колхозе. Девчата, даже работающие в Туле, приезжали на выходные дни провести время с местными солдатами. Выделялась высокая рыжеватая девушка Маша, или Машка, как все её называли, работающая в Туле в центральном гастрономе продавщицей в винно-водочном отделе. Она пользовалась большим успехом у солдат, и меняла кавалеров почти каждую неделю, из-за чего между ними иногда вспыхивали ссоры, правда, быстро затихавшие.

Команда интенсивно прыгала. Определились лидеры и бесперспективные ребята, забирающие лётное время, но не улучшающие результатов. Первым был отчислен из команды Ваня Савушкин.

Вместо выбывшего капитана Арабина прислали старшего лейтенанта Трофимова. Он имел немного прыжков, но, будучи неглупым человеком сумел удержать расстояние между командой и собой, но в спортивном отношении полностью подчинялся Отяну. Это всех устраивало и хотя иногда возникали у некоторых ребят вспышки недовольства требованиями Трофимова, но они улаживались вмешательством других членов команды.

Трофимов не имел семьи и пока находились в Хомяково почти всё время жил с командой, но в комнате, отведённой для офицеров. Позже он, полностью доверяя Оршанскому и Отяну, жил отдельно.

В Хомяково команда приехала со своим поваром. Дело в том, что их перевели питаться по лётной норме, и продуктов повару дали столько, что он даже вынужден часть круп и передать отрядному повару, так как ребята всего съесть не могли.

Вокруг была прекрасная Среднерусская природа. В мае поляны в лесу представляли собой сплошной ковёр из ландышей. Их нежная красота очаровывала, а запах дурманил. Отян любил один уходить в лес, где предавался воспоминаниями. Его Эмма любила запах цветов. Любой цветок она нюхала и ахала. Она выросла на Урале, любила природу и сумела привить эту любовь и Анатолию. Когда он демобилизовался из армии и через некоторое время имел служебную машину, то возвращаясь весной из командировок, рвал в лесу подснежники и привозил их на швейную фабрику, где работала Эмма, вызывал её на проходную, где и вручал этот букетик на зависть многим молодым и не очень женщинам.

Даже через много лет ему Эммины сотрудницы говорили об этих подснежниках.

В одно из воскресений, когда все ребята ушли в Хомяково на танцы под гармошку, Отян сидел в одиночестве, и такая тоска его забрала, что хоть вешайся, как говорят на Руси.

Хотелось домой, ничего не было мило, никто не нужен и ничто не нужно. Не отдавая отчёт, что он делает, достал из коробка три спички, зажёг их и приложил к левой руке. Обожённая кожа зашипела, запахло горелым мясом, и боль от ожога вывела его из состояния депрессии. Он засмеялся, назвал себя дураком и с другим настроением пошёл к казарме, и стал наблюдать, как семья скворцов летает за пищей для скворчат, унося из гнезда их помёт и принося им разных червей и букашек. Те высовывали свои головки с жёлтыми уголками возле клювов, открывали рты и требовали еду. Родители прилетали с интервалом две-три минуты и так целый день. Отян с детства любил наблюдать за птицами и любоваться ими. Он даже научился свистеть так, что скворцы и некоторые другие птицы перекликивались с ним.

Но служил в отряде один сволочной солдат из западной Украины, который, стоя на посту, застрелил одного скворца, и оставшийся родитель метался между скворечником и поиском корма, пока его потомство не покинуло родное гнездо. Командир отряда, майор Бояров, наказал подлеца, но наказание для него ничего не значило и вскорости он наделал столько переполоху, что всем хватило и обсуждать тот общий перепуг и долго его помнить.

Солнце всё больше нагревало почву, земля начала растрескиваться, и аэродром (летом площадка служила и аэродромом) становился таким твёрдым, что казалось, что приземляешься на бетон. Начались травмы.