Шикша (СИ) - Фонд А.

— Ты лучше думай, Горелова, что будешь следователям говорить, где ты труп дела⁈ — рыкнул Бармалей и тут у него в животе заурчало ещё сильнее.

Он сконфузился и замолчал.

А я вспомнила, что у меня же есть узелок с ландориками.

— Будете? — я вытащила себе и ему.

— Что это? — резко побледнел Бармалей.

— Ландорики, — ответила я, — Ешьте. Вкусно.

— А где ты их взяла, а, Горелова? — прищурился Бармалей, — что-то я не вижу, чтобы в балке печь топилась!

Упс. Прокол.

Кололи меня дружно, вчетвером. Лишь Игнат молчал. Зато Колька и Бармалей больше всех изгалялись. Договорились до того, что я это я и Нину Васильевну, и Митьку, и Аннушку грохнула.

— Ага. Вас послушать. так Аннушку я грохнула, чтобы поесть ландориков, — не удержалась от язвительного комментария я.

Кстати, ландорики у меня изъяли, как вещественное доказательство. Так что я была голодной и злой.

— Зоя, хватит хвостом крутить, — подытожил Колька, — вокруг чёрте-что творится. Если ты видела Аннушку — веди нас к ней. А дальше мы уже с нею сами будем решать, что дальше делать.

В общем, я подумала, подумала и повела их в лагерь к уголовникам.

Может, я была не права. Во всяком случае, Аннушка меня просила, и я ей пообещала. Но я очень о ней переживала и не хотела, чтобы она пострадала. А вокруг действительно что-то непонятное происходит.

В общем, пошли мы туда, к Аннушке.

Правда, не успели.

Прямо на площадке, между охотничьим лабазом, избами и брезентовым чумом лежали трупы. Шесть мужчин и одна женщина.

И эта женщина была Аннушка.

Глава 25

Когда мы привезли Аннушку и остальных в лагерь геологов, поднялась такая суета, что ужас. Меня допрашивали раз десять, по очереди, то старший следователь, то младший. А потом припёрся Бармалей со своими вопросами. Хорошо, Колька, видя, что я совсем замоталась, шугнул их всех, и я хоть нормально поела (впервые за двое суток) и немного поспала.

Мда, нету на них Аннушки, она бы быстро порядок тут навела.

Послонявшись весь день по взбудораженному лагерю, ловя на себе косые взгляды, я приняла решение вернуться на пятьдесят восьмой и таки разобраться с этими тайнами. Пока все суетятся, я потихоньку, незаметно, начала собираться.

Когда я копошилась в хозке, выбирая, что возьму с собой из продуктов в дорогу, вошел Игнат. Это было так неожиданно, что я чуть не заорала.

— Ты куда опять намылилась? — строго спросил он.

— Я пойду на пятьдесят восьмой, — сказала я, засовывая две лепешки и флягу с водой в торбу (рюкзака у меня больше не было, но я вытащила у Аннушки из палатки полотняную сумочку, пока никто не видел).

— Не пойдёшь, — мотнул головой Игнат.

— А что ты мне сделаешь? — зло ощерилась я. — Митька пропал, труп Нины Васильевны пропал… Кто-то убил Аннушку и этих гастролёров… и никто даже в ус не дует. Зато меня замучили допросами, а о том, что там, может, ещё где-то следы остались или улики — никого и не волнует!

Я распалялась всё больше и больше.

— Зоя, не в том дело… — начал было Игнат, но я перебила:

— Как не в том? Как не в том! Мне вчера вечером Генка, сволочь, высказал, что это из-за меня всё случилось! А потом, представляешь, брякнул, что это я могла убить и ребят, и Нину Васильевну, и Аннушку!

— Да он совсем сбрендил, — махнул рукой Игнат, — в одиночку ты бы даже с Ниной Васильевной не справилась, что уж говорить про Аннушку или этих уголовников.

— Но он вполне серьёзно мне так сказал! — продолжала горячиться я, — то есть он так считает!

— Не волнуйся, я с ним поговорю, — мрачно сказал Игнат, — и он заткнётся.

— Возможно! В лицо после твоего «разговора» он мне говорить не будет! Но за спиной — будет! И считать он так не перестанет! И остальные тоже! Ты знаешь, каково это — находиться в коллективе в замкнутом пространстве, когда тебя считают сумасшедшей убийцей⁈ Когда все шарахаются от тебя! Это же ужас!

Игнат не нашелся, что ответить.

— Нет, Игнат, ты меня не остановишь! — воскликнула я и сердито пихнула в торбу кухонный нож, — я пойду. Точка!

— Ты ненормальная, Зоя, — с каким-то чуть ли не восхищением в глазах проговорил Игнат.

Видеть эмоции на лице обычно бесстрастного охотника было непривычно.

— Какая уж есть! — огрызнулась я и продолжила собираться.

— Бармалей тебя убьет, — предпринял ещё одну попытку остановить меня Игнат.

— Он меня и так, и так убьет, — вздохнула я, — ты же, наверное, слышал, что я заасфальтировала огороды в городе? Так это он ещё не всё знает. Думаю, дальше будет хуже.

— Так это правда? — усмехнулся Игнат.

Я пожала плечами, мол, понимай, как знаешь, и продолжила собираться.

— Зоя, — сказал Игнат.

— Даже не уговаривай, — отрезала я, — всё, разговор окончен. Ты попытался воззвать к моему разуму, я не прониклась. Поэтому всё. Что мог, ты попытался сделать. Твоя совесть чиста.

— Я понял, — нахмурился он и вдруг добавил, — я тоже иду с тобой.

— Нет!

— Да! — теперь уже отрезал Игнат и тон его был крайне сердитый. — Или со мной или вообще не идёшь.

В общем, мы пошли. Вдвоём.

Игнат, как и ранее Митька, шел впереди, я — сзади, старалась не отставать.

Дорога мне была знакома, но буквально через километра три Игнат вдруг свернул в сторону и пошел по едва видимой (очевидно лосиной) тропинке среди таких разлапистых елей, что приходилось буквально продираться. Мусору из них насыпалось, ужас. Я шла за ним и недоумевала. Изумило меня и то, что мы дошли до болота, причём не такого, как я раньше ходила, а настоящей чёрной, топкой трясины. И тут я не выдержала:

— Игнат, ты куда меня завёл? — задыхаясь от пыли и быстрой ходьбы, возмутилась я, — дорога не здесь же проходит.

— Знаю, — хмуро молвил он, поправил на плече ружьё и пошел дальше.

Я пожала плечами и двинулась за ним.

Под ногами уже явственно чвакала жирная чёрная, отдающая тухлой рыбой, жижа, всё труднее становилось вытаскивать ноги, и я уже не знала, что думать. Хотела спросить, может и он тоже качается, но не стала — шли быстро и я начала ещё больше задыхаться.

Наконец, Игнат так быстро остановился, что я чуть не налетела на него.

— Стой, — сказал он.

Ну ладно, стою.

— А теперь, Зоя, будешь осторожно идти след-в-след за мной, — сказал Игнат. — Чуть на шаг оступишься — с головой уйдёшь.

— Мне бы палку какую, — жалобно попросила я.

— Палка тебе не поможет, — вздохнул Игнат, — здесь дорожка сделана, по два бревна вдоль сколочены. Будешь по ним идти — не упадёшь, чуть шаг в сторону и всё. Пошли.

Он первый ступил на только ему известную тропинку. Я же совсем не видела её в жиже. Хорошо, что следы, которые оставались за Игнатом, затягивало не сразу, а чуть погодя, поэтому я успевала идти ровнёхонько по его следам.

Мы шли, примерно минут пять, но мне эти минуты показались вечностью, и когда под ногами появилась твёрдая земля, клянусь, я вздохнула с превеликим облегчением.

— Ну всё, — сказал Игнат.

— Далеко ещё? — спросила я, вытирая пот со лба и отмахиваясь от гнуса.

— А ты сама посмотри, — уголком рта ухмыльнулся Игнат, — вон развилка, видишь? От неё минут десять по дорожке вон в ту сторону, и всё — пятьдесят восьмой.

— А почему же мы всегда таким длинным путём ходим? — удивилась я, — а с тобой всего за каких-то пару часов дошли.

— Тайные тропы знать надо, — ответил Игнат.

— Но, если бы я знала, что здесь совсем рядом, я бы не сидела несколько дней, запертая в балке. Да и Митька не пропал бы.

— Ты за мной след-в-след шла, — поморщился Игнат, — только так смогла дойти, а если бы на полшага не так ступила бы — то всё. Как бы ты сама дошла?

— Ну да, ты прав, — вспомнила я путь по черной жиже и аж содрогнулась.

— В общем, ты подожди здесь, на развилке, — велел Игнат, а я схожу капкан гляну.

— Какой капкан? — удивилась я.

— На медведя. Здесь молодой медведь, нехороший. Обычно Хозяин так себя не ведёт, а этот какой-то не такой. Вот я и поставил.