Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1 - Паркинсон Кийз

Перед отъездом домой он согласился, что ему следовало бы остаться в Новом Орлеане до тех пор, пока Люси не приедет сюда, в дом его родителей на Елисейских полях, иначе ему придется искать повод отправиться к жене, несмотря на хорошие отзывы о ее здоровье. Так сказать, он метался до тех пор, пока наконец не пришло известие о скором приезде тещи. Савой буквально расцеловал письмо. Кэри понемногу поправлялась, и все надеялись, что не за горами то время, когда она сможет встать с постели и сидеть в шезлонге. А потом ее, безусловно, можно будет выводить на галерею, чтобы она погрелась на солнышке и подышала свежим воздухом, а уж потом надо будет думать о соответствующей пище и специальной гимнастике для подкрепления сил. Естественно, как ее мать, Люси должна будет все время находиться рядом, чтобы присматривать за дочерью, и она считает, что Винсенты и де Шане понимают, почему она ограничит свой визит всего тремя днями. Ей по-прежнему нравилось путешествовать по реке, и поэтому, если Винсентам будет удобно, она прибудет в следующий понедельник на «Стелле Уайлдз» и вернется обратно на этом же пароходе.

Савой встречал Люси на пристани и буквально засыпал ее всевозможными вопросами, на которые ей все же удалось дать удовлетворительные ответы, хотя в них все время чувствовалось огромное желание поскорее добраться до места и передохнуть. Когда Люси наконец оказалась в доме Винсентов, она очень мало рассказывала о Кэри; напротив, она с превеликим вниманием слушала бесконечные рассказы и споры о приданом Арманды, о свадебной церемонии и следующем за нею приеме, что Савой считал весьма утомительным. Хотя Люси не внесла никаких предложений, а только высказала некоторые соображения по поводу предстоящей свадьбы, всем они показались очень полезными, и в процессе их реализации ей пришлось лишь робко предложить свою помощь. Пьер назвал ее самой очаровательной женщиной d’une certaine age[55] (разумеется, кроме его матери и будущей тещи), которую он когда-либо встречал на своем жизненном пути. Миссис Винсент с радостью приняла этот косвенный комплимент своим зрелым прелестям, ибо она сама искренне восхищалась Люси; маркиза, оставшись однажды наедине с сыном, что бывало крайне редко, высказалась более сдержанно.

— Я понимаю, что тебе хочется быть учтивым с этими людьми, mon cher[56], — сказала она сыну. — Но не надо при этом говорить неправду. Должна признать, что миссис Бачелор по-своему очень красива. Но в ней нет шика. Могу поклясться, что ее платью по меньшей мере два года, хотя за это время французская мода добирается и до Нью-Йорка. А ее руки — это руки рабочей женщины. Я вижу, что она очень много времени проводит в саду. И если бы она действительно заботилась о своей внешности, то обязательно надевала бы перчатки, копаясь в земле.

— Вероятно, ее и вправду не занимает внешность. Наверное, она считает важным что-то другое.

— Что может быть важнее для любой женщины — то есть для любой женщины, обладающей нормальным тщеславием и естественными женскими инстинктами?

— Не буду делать вид, что знаю. Однако я понимаю, что такие женщины есть.

— Она почти не носит драгоценностей, — продолжала маркиза. — Лишь несколько почти ничего не стоящих украшений, которые выглядят так, словно это фамильные вещи, ценные только из-за сантиментов. А я ведь отчетливо помню, как Кэри, когда гостила у нас, говорила, что отчим буквально заваливал мать драгоценностями. Интересно, что же она с ними со всеми делает?

— Наверное, хранит их в сейфе. Мне известно, что некоторые женщины именно так и поступают.

— Истинное место для драгоценностей — это женская шея, грудь и мочки ушей. И, разумеется, руки. — С этими словами маркиза изящно пошевелила пальцами, унизанными великолепными кольцами. Да так, что бриллианты поймали свет и заиграли всеми гранями. Затем она почти ласкающим движением коснулась своих ушей, в которых сверкали огромные серьги. — Так вот, мой мальчик, драгоценностям не место в несгораемом шкафу. А ты как считаешь, Пьер?

— И вновь отвечу, что я не стану делать вид, будто разбираюсь в этом, однако мне известно, что некоторые женщины считают именно так.

— Ладно… Скажу одно: похоже, Кэри не придерживается взглядов своей матери. Когда она гостила у нас, я еще подумала, что ее драгоценности достойны похвалы. Они не потрясающие, но весьма недурны. Честно говоря, я тогда даже удивилась, что их было так много и что они подобраны с огромным вкусом. Помнится, она сказала, что большинство ее старинных камней были оправлены у Картье, когда молодожены находились в Париже… Она посчитала, что меньше заденет чувства матери, если камни оправят за границей и после ее свадьбы, нежели бы это сделали у Тиффани, когда они с матерью ездили в Нью-Йорк за покупками. Но все же, по-моему, чувства миссис Бачелор были затронуты. Ибо она относится к тому сорту людей, которые ставят чувства превыше вкуса, как ты, наверное, уже понял, увидев ее украшения… Что ж, меня радует здравый смысл. Надеюсь, что и Арманда не отстанет от нее.

— Если ты рассматриваешь здравый смысл с точки зрения драгоценностей, то я совершенно уверен, что не разочарую тебя. Ее мама уже дала мне понять, что Арманду в качестве свадебного подарка ожидает парюра, и не менее красивая, чем Савой подарил Кэри, а возможно, и еще более красивая.

— Твой отец, наверное, будет недоволен такими тратами… Вот если бы она, к примеру, настаивала на каком-нибудь значительном ремонте в замке, то тут он не сказал бы ни слова. Однако меня скорее обрадовало бы обратное. Всем своим поведением Арманда показывает, что она обладает здравым смыслом… здравым смыслом и сильным духом. Мне бы вовсе не понравилась глупенькая и сентиментальная невестка.

— Ведь ты не находишь Арманду глупой, правда?

— Ну, в общем-то… пока нет. Но, похоже, она не очень умеет заявить о себе. Вот Кэри намного бодрее… вернее, была бодрее. Как это неприятно, что у нее недомогание, и именно в это время. Когда я планировала эту поездку, я предвкушала, что услышу ее веселую беззаботную болтовню… надеюсь, ты тоже.

— «Homme propose[57]…» — начал было Пьер. Однако мать перебила его:

— Признаюсь, не думала, что некто ехал в Соединенные Штаты, чтобы сделать предложение лучшей подруге Кэри. Я предполагала, что его первоначальные намерения были менее благородными… и, определенно, более темпераментными. Сомневаюсь, что Бог был расположен к тому, чтобы сделать бедняжку Кэри enceinte[58]. По-моему, мы должны винить в том Савоя, который, Господь тому свидетель, весьма глуп. К счастью, он оказался не подозрителен и по характеру не впечатлителен. Ладно… Безусловно, все к лучшему. У Арманды прекрасное происхождение и значительное приданое. Она красива и благодарна тебе за то, что ты обратил внимание на нее. Она будет очень послушна и станет тебе весьма представительной женой. Будет обожать замок, а ее присутствие там позволит мне проводить много времени в Париже. Наверняка у нее будет столько детей, сколько ты пожелаешь, и она никогда ни на что не пожалуется. Насколько я знаю, креольские женщины очень плодовиты. И ты не услышишь от нее упреков из-за маленьких измен, которые ты станешь совершать, когда она будет ждать ребенка… воспримет их как само собой разумеющееся. Ее мать оставит тебе привилегию посвятить твою невесту во многие тайны и не забудет сказать дочери, что на маленькие проказы мужа надо смотреть сквозь пальцы, пока он не совершает их открыто. Вообще тебе давно пора было подумать о женитьбе, и, наверное, даже хорошо, что Кэри беременна. Да, как я уже говорила, похоже, все обернулось не так уж плохо.

Однако маркиза не чувствовала себя настолько удовлетворенной, как пыталась это показать, и ее сын, превосходно знающий характер матери, видел это. Разумеется, она наслаждалась тем впечатлением, которое произвела на общество, когда-то оказавшее ей весьма холодный прием; а в женитьбе сына на богатой и ослепленной любовью девушке маркиза заранее угадывала определенные преимущества. Но ей пока что не удалось испытать острых ощущений, которых она так ожидала. Ведь она считала само собой разумеющимся, что большую часть времени они проведут на Виктории, рядом со здешним Монтерегардом и Синди Лу. Она представляла, как ее сын возобновит ухаживания за Кэри, и все приятные, хотя и рискованные последствия этого флирта. Ведь не может же Савой вечно пребывать в состоянии слепоты, рано или поздно он вызвал бы Пьера на дуэль, а Пьер — один из лучших фехтовальщиков Парижа. Да и Клайд с его недалекой добродетельной супругой тоже не могут до бесконечности находиться в полном неведении и, конечно же, придут в ужас от одной только мысли, что честное имя их обожаемой дочери может быть замешано в crime passionnel[59]. К тому же маркизе не очень хотелось Наносить им удар, интригуя против Кэри. Вообще-то девушка ей нравилась; однако эта симпатия не была настолько сильной, чтобы перевесить чувство длительно вынашиваемой в сердце обиды на Клайда, который остался верен своей суженой, даже несмотря на свою «маленькую» измену. Маркиза так и не простила ему этой верности и навечно затаила в душе злобу на ту, другую, что сумела завладеть им. Теперь, когда она познакомилась с Люси, ее обида и возмущение возросли, как никогда. И она чувствовала не что иное, как оскорбление, нелепость того, что мужчина, стоящий перед выбором между Доротеей Лабусс и Люси Пейдж, выбрал вторую и не только сделал ее своей избранницей, но и окружил постоянной, неизменной любовью и обожанием в течение четверти века. Безусловно, настало время сравнять счет.