Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями) - Николай Ховрин

Зато моряки приход боевых кораблей встретили восторженно. Наконец-то настал момент, о котором мы так долго мечтали.

— Думал ли ты, Коля, — спрашивал меня Сапожников, — что вое будет вот так?

— Нет, — признался я, — по-другому все представлялось. Более стихийно...

Восстание началось до открытия II Всероссийского съезда Советов. По указанию Петроградского ВРК, разместившегося в Смольном, 24 октября отряды Красной гвардии вышли на улицы. К Смольному потянулись вооруженные рабочие петроградских заводов, из Колпина и Сестрорецка. У ступенек института были установлены орудия, за оградой пофыркивали моторы броневиков. Подступы к столице охранялись революционными частями.

[153]

Ночью рабочие и матросские отряды заняли мосты, телеграфное агентство, почтамт, вокзалы, государственный банк и другие важные объекты, окружили Зимний дворец. Утром 25 октября на улицах столицы появилось обращение «К гражданам России», в котором говорилось, что Временное правительство низложено и власть перешла в руки Военно-революционного комитета. Автором исторического воззвания был В. И. Ленин.

Один только Зимний дворец оставался пока еще в руках бывшего правительства, отрезанного от города и от страны плотным кольцом восставших рабочих, матросов и солдат. Его распоряжениям подчинялись только подразделения юнкеров да женский ударный батальон. Выставив из-за поленниц дров стволы пулеметов и винтовок, защитники Зимнего упрямо держались. Они не сдавались, надеясь на помощь, которую обещал оказать сбежавший из Петрограда Керенский.

Вечером 25 октября начал свою работу II Всероссийский съезд Советов. Делегаты разместились в актовом зале не только на стульях, но и на подоконниках, многие стояли в проходах, теснились в дверях. Наша группа разместилась в первых рядах. Нам хорошо был виден президиум.

Хотя съезд в подавляющем большинстве состоял из представителей большевиков, открыл его меньшевик Дан. За столом рядом с ним сидели Гоц и Абрамович. Все они принадлежали к руководящему ядру отжившего свои дни соглашательского ЦИКа.

Заметно расстроенный, Дан поднялся на трибуну, подождал, пока утихнет шум, затем стал говорить о том, что съезд собрался в исключительной обстановке и Центральный исполнительный комитет считает ненужным открывать заседание политической речью.

— Я являюсь членом президиума ЦИКа, — напомнил Дан. — Мои партийные товарищи сейчас находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров...

После его слов делегаты зашумели, с разных сторон раздались выкрики:

— Позор!

— Долой корниловцев!

— Предатели!

Сидевший невдалеке от нас черноморский матрос с георгиевской лентой на бескозырке вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Железняков уважительно посмотрел на него, А Дан, стараясь сохранять спокойствие,

[154]

терпеливо ждал, когда все смолкнут. Наконец такой момент наступил, и он сказал:

— Заседание Второго съезда Советов объявляю открытым и предлагаю приступить к выборам президиума.

Представители соглашательского ЦИКа торопливо покинули свои места за столом. Делегаты быстро избрали президиум, в основном состоявший из большевиков. Начались выступления. Внезапно какой-то взъерошенный человек, обращаясь к председателю, попросил слова для внеочередного заявления. Он чуть ли не бегом влетел на сцену. Срывающимся голосом он закричал, что Зимний дворец обстреливается пушками Петропавловской крепости и морскими орудиями «Авроры».

— Мы протестуем! — восклицал он, заламывая, руки. — Мы покидаем съезд и идем к Зимнему дворцу умирать вместе с нашими братьями!

И действительно, после его сообщения группа меньшевиков демонстративно вышла из зала. Кто-то из матросов крикнул:

— Скатертью дорожка!

А Железняков вдруг толкнул меня в бок, с озорной усмешкой сказал:

— Пойдем и мы с тобой, поглядим, как они «умирать» будут... Чего нам тут сидеть, речи слушать? Может, у Зимнего и для нас дело найдется? Часть наших ребят уже давно на Дворцовую площадь ушла.

Я согласился с ним. Выйдя из Смольного, направились к Зимнему. По пути мы раздобыли винтовки, хотя у нас имелись пистолеты. Чем ближе подходили к Дворцовой площади, тем громче слышался треск ружейных и пулеметных выстрелов. Со стороны Петропавловки звонко грохали пушки. Мы обогнули площадь и через Невский вышли к Александровскому саду возле Адмиралтейства. Здесь было полно матросов. Кто-то окликнул Анатолия, и к нему подошли сразу несколько человек. Оказалось, что здесь ждали сигнала матросы из Машинной школы. Желёзнякова окружили тесным кольцом.

Но разговаривать было некогда. Мы подоспели как раз к тому моменту, когда начинался решительный штурм Зимнего дворца. Его крыло, обращенное к Адмиралтейству, было высвечено лучами прожекторов с «Авроры» и стоявших возле Николаевского моста эсминцев.

Вскоре со стороны Миллионной улицы и арки Главного штаба плеснулось и затопило все пространство грозное

[155]

»ура!». С каждой секундой оно звучало все громче. Мы тоже закричали и кинулись вперед.

Вместе с другими я побежал к дворцу. Когда поравнялись со штабелями дров, за ними никого не оказалось: юнкера и ударницы бежали во дворец. Мы начали их преследовать и вслед за ними ворвались в вестибюль. Тут они побросали оружие.

Потеряв Железнякова, я побежал вместе с матросами и красногвардейцами по лестнице вверх, проскочил какую-то площадку и очутился возле распахнутой настежь высокой двери. Бросился туда. В небольшом зале, окруженная плотным кольцом матросов, рабочих и солдат, стояла группа испуганных людей. Это были министры Временного правительства. Лишь адмирал Вердеревский, которого я хорошо знал по Гельсингфорсу, казался спокойным.

Возбуждение постепенно улеглось. Установилась тишина. Впоследствии, вспоминая этот момент, я понял, что, ворвавшись в зал заседания Временного правительства, многие из нас попросту не знали, что делать дальше. Момент был напряженным. Для министров дело могло окончиться плачевно. Кинься на них какой-нибудь обозленный солдат-фронтовик — и их бы смяли. Но в эту минуту появился среднего роста человек в очках, в помятой фетровой шляпе. Выйдя вперед, он сказал спокойно и властно, обращаясь к министрам:

— Именем Военно-революционного комитета вы арестованы!

Это был член ВРК Антонов-Овсеенко.

В зале снова поднялся гул, но быстро смолк. Все хотели видеть и слышать, что будет делать дальше Антонов-Овсеенко. А он подозвал поближе группу моряков, приказал оцепить арестованных. Балтийцы хорошо знали Владимира Александровича в лицо. Его авторитет на флоте был непререкаем, и матросы тотчас же выполнили его распоряжение.