На руинах - Галина Тер-Микаэлян

Золотой мечтой Васи Щербинина был робот – полностью автоматизированное компактное оборудование с программным управлением, которое по заданной программе от начала до конца разделывало бы тушу забитого животного.

Два года кропотливой работы дали результат – робот-разделочник был практически готов. Как раз накануне того дня, когда на мясокомбинат приехала комиссия, Вася провел последнее испытание. Успех превзошел его ожидания, ночью он беспрестанно просыпался от вновь возникавших в голове идей и утром, придя на комбинат, совершенно не заметил царившего вокруг оживления.

Народ на комбинате гудел, как пчелы в улье. Уже все знали, что самого утра директора увезли в больницу с сердечным приступом, а вскоре должна прибыть комиссия. Комментировали выступление прокурора Баяндина, накануне обещавшего по телевизору покончить с расхитителями народного добра, три контейнера с мясом, закупленным кооперативом Володина, были задержаны на проходной и отогнаны в сторону. Начальник ремонтного цеха, встретив Васю на проходной, накричал на него:

– Щербинин, ты, мать твою, что за бардак в цеху развел? Убери из ремонтного весь свой хлам, скоро комиссия приедет.

– У меня экспериментальная конструкция, куда я так сразу все уберу? – взвился Вася. – Мне Угаров разрешил там работать.

Начальник почесал себе затылок и вздохнул.

– Угаров велел за полчаса все цеха в порядок привести, чтоб никакого мусора – у нас пищевое производство. Если что, то с кого спросят? С меня, а не с тебя. Ладно, я придумал, давай так – ты возьми в гараже старый ГАЗ, загрузи на него весь свой мусор и куда-нибудь отгони – к своему общежитию, что ли. Поставь там во дворе, и пусть стоит, никто его не тронет. Только в цеху прибери, чтобы на полу после тебя ни винтика не осталось, ясно? Погоди, я тебе пропуск выпишу, чтобы ГАЗ с комбината выпустили. Да, вспомнил – в холодильном цеху рефрижератор барахлит, ты, как вернешься, посмотри, в чем там дело, они просили.

– За холодильный их механик Сидоров отвечает, – в конец разозлился Вася, – где он, кстати? Уже десятый час.

– Отнесись с пониманием, – миролюбиво сказал начальник, – женился ведь человек.

Действительно, пять дней назад Илья Сидоров из холодильного женился на работнице колбасного цеха Тоне Суховой, но Васе-то какое до того было дело? Он так и ответил:

– Мне до лампочки – на бракосочетание только три дня дают. Я за него пахать не буду – звоните в общежитие, пусть приходит.

Начальник в ответ лишь развел руками.

– Уже звонили, не дозвонились.

Он не лгал – кладовщица с утра звонила в общежитие, где жила молодая семья Сидоровых, но не дозвонилась. Телефон общежития был непрерывно занят – вахтерша тетя Феня обсуждала со своей приятельницей, табельщицей цеха первичной переработки, внезапную болезнь директора.

– Ладно, так я его сейчас сам разбужу, паразита! – сказав это, мрачный и недовольный жизнью Вася Щербинин разобрал своего робота на три части, а затем с помощью приятеля загрузил их в дышавший на ладан старенький ГАЗ, который обычно использовали для перевозки мелких грузов внутри комбината.

Сев за руль, он миновал проходную и осторожно повел машину вдоль дороги, но до общежития ему удалось добраться нескоро – минуты через три автомобиль чихнул и прочно встал на месте. Ругаясь и кляня все на свете, Вася вытащил из багажника инструменты и ринулся выяснять отношения со старичком ГАЗиком.

Пока он возился, хмурое небо расчистилось, и выглянувшее солнышко пригрело не по-осеннему жарко. Наконец машина вновь зафырчала и ожила. Потный и злой Вася на малой скорости довел злополучный ГАЗ до общежития, поставил его во дворе и бегом взлетел на пятый этаж – будить Сидорова.

Он громко постучал в комнату молодоженов и даже пару раз стукнул ногой по двери, но изнутри никто не откликнулся, хотя со стены и с потолка посыпалась штукатурка. Внезапно косяк треснул, замок выскочил из своей скважины, и Вася Щербинин вместе с дверью ввалился в семейное гнездо мирно почивавших Сидоровых.

Столь крепкий сон их был вполне естественен, если учесть все предыдущие события. Накануне супруги решили еще раз отметить с друзьями начало супружеской жизни и засиделись допоздна. Сам Илья Сидоров хранил не очень ясные воспоминания о последних минутах этого празднества. Помнил только чей-то звонкий смех – кажется, смеялась подружка жены Клава Шустова – и чье-то податливое теплое тело, по которому елозила его рука. В три часа ночи он проснулся в постели рядом со своей законной половиной, но когда у него возникло естественное желание воспользоваться супружескими правами, жена изо всех сил заехала ему локтем по глазу и со злостью прошипела:

«Иди – с Клавкой милуйся! Кобель несчастный!».

Ошарашенный Илья застонал от боли и отпрянул к стене. Тоня ждала дальнейших поползновений, но ничего такого не последовало – ее супруг, покорно притихнув, испуганно вжался в подушку. Глаз у него ныл и болел от удара, к тому же явственно ощущались последствия вчерашней попойки – начало мутить.

Не выдержав, он сполз с кровати и поплелся в конец коридора, где находился мужской туалет. Тоня крепилась, сколько могла, но долгое отсутствие супруга ее все же обеспокоило. Придя в туалет и увидев, что Илью рвет желчью, она была так напугана, что, простив ему подругу Клаву, помогла добраться до комнаты и с самоотверженностью, достойной жены декабриста, до утра отпаивала травяным настоем от похмелья – рецепт этого настоя в ее семье передавался из поколения в поколение по женской линии.

То ли травы, то ли нежная забота супруги сделали свое дело – организм Сидорова восстановил равновесие настолько, что около девяти утра он смог с честью доказать жене свою любовь. На этот раз Тоня не противилась, и оба, счастливые, позабыв обо всем на свете, уснули где-то в половине десятого.

Когда возле их супружеского ложа с шумом и треском возник разгоряченный Вася Щербинин, Тоня не сразу пришла в себя, потом, ойкнув, попыталась натянуть простыню на аппетитно выглядывающую из расстегнутой ночной рубашки грудь. Молодой супруг никак не мог открыть заплывший синяком глаз, но Вася пару раз энергично встряхнул его и стащил с кровати.

– Вставай, б…, уже обед скоро!

Антонина глянула на часы, ахнула и схватила в охапку висевшее на стуле платье. Одеваясь за шкафом, служившим ей ширмой, она кричала мужу:

– Ильюша, работу проспали, одевайся!

Вновь спустившись во двор, Вася встал возле ГАЗа, с ухмылкой наблюдая за тем, как наспех натянувшие на себя одежду молодожены пулей вылетели из дверей общежития и вихрем промчались мимо него по направлению к комбинату. Ему тоже следовало бы вернуться на работу, но он не хотел – хоть убей! Поразмыслив чуток, Вася решил, что сегодня комбинат как-нибудь проживет без него. Раз ГАЗ опять на ходу, то почему бы не покататься на нем по городу? Хотя, конечно, тут и до неприятностей можно допрыгаться – табличка с номером на машине вся потрескалась, да и прав у него нет. Ладно, хотя бы съездить к Коле Тихомирову – на Коминтерна можно запросто проехать дворами.

До приезда Васи настроение у Коли было препаршивое – подружка Зойка Парамонова давно не заходила, брат Алексей уехал и как в воду канул, в городе болтают, что его арестовали. В другое время бы посмеялся, но теперь ведь всякое может случиться! Появление друга вывело Колю из состояния депрессии, он даже запрыгал по квартире – благо, что Агафьи Тимофеевны не было дома.

– Васька, подлец, ты где прятался, чертяка, почему так долго не появлялся?

– Работаю, знаешь ли, я ведь не электриком числюсь под началом у родного брата, – подмигнув, Вася вытащил захваченную с комбината бутылочку со спиртом-ректификатом, – чистый, но для нас, интеллигентов, крепковато, разбавить бы надо.

– Разбавляй, – вытащив из шкафчика бутылочку минеральной воды «Алидэ», Коля поставил ее на стол, – а я сейчас чего-нибудь пожрать соображу. У меня хлеб есть, консервов навалом, хорошо бы только еще картошечки – сейчас гляну у себя в закромах.

В закромах у него картошки не оказалось, но возле двери стоял мешок, который пару дней назад притащила с рынка запасливая Агафья Тимофеевна. Справедливо рассудив, что с нее не убудет, Коля выбрал несколько крупных картофелин и поворошил немного содержимое мешка – чтобы убыль была незаметна. Чистой кастрюли у него не оказалось, а возиться с горой скопившейся грязной посуды не было охоты. Какое-то время он неуверенно смотрел на любимую эмалированную кастрюлечку Агафьи Тимофеевны – в ней она заваривала себе слабительную траву крушину. Потом решился – в крайнем случае, скажет, что хотел накормить голодного Васю. Конечно, теперь уже старуха не испытывала к повзрослевшему сыну погибших Зины и Андрея Щербининых тех чувств, что питала когда-то к крохотному малышу Васеньке, но относилась к нему хорошо – намного лучше, чем к Коле.