Оборотень - Людмила Сурская

— Что ты такое говоришь, — вдруг развернувшись, прижал он её к себе, — как можно на такое себя обречь, да и зачем? Я столько натворил, мне не полагается жить, а ты безвинный ребёнок, как можешь собой не дорожить. Подумаешь лицо. Можно же обходиться и без причуд света, уехать в имение, где никто не будет заставлять тебя краснеть и мучиться. Ты будешь хозяйкой своей жизни. А знаешь что, милая девочка, — возбуждённо заговорил он. — Я, кажется, придумал, что тебе надо сделать… Только не обижайся, послушай. Женщина может родить ребёнка для себя и не быть одинока. Ребёнку всё равно, как выглядит его мать, она для него всегда самая красивая, главное лишь бы была, — вздохнул он.

— Может быть, я про это не думала. Хотя из этого вряд ли что получиться.

— Позволь, но почему?

— Кто захочет лечь в постель с таким чудовищем и это нужно будет сделать не один раз, пока не будет уверенности в том, что ребёнок существует. Это раз. А второе, — дети растут и ему, наверняка, захочется носить имя отца. Ведь граф, вы знаете, какой статус у незаконнорождённых. Бастрюкам не сладко живётся на этом свете.

Он какое-то время шёл молча, а потом, волнуясь, заговорил:

— Княжна, с моей стороны это дерзость, но если такие услуги вам понадобятся, я готов их оказать. И письмо вам оставлю с признанием ребёнка, для меня это будет, как награда, я о таком и не мечтал. Знать, что после меня останется существо с моими глазами, улыбкой. Я постараюсь сложить голову достойно, чтоб у вас и ребёнка не было к моему имени претензий.

— И вы граф сделаете это?

— Если будет на то ваша воля.

— Это заманчиво, но жестоко по отношению к вам. Я не могу воспользоваться вашей минутой слабости или жалости ко мне.

Притянув её к себе, он убрал шарф с её изуродованной половины лица и, найдя губы, поцеловал. Она, замерев, пережила это и, заплакав, уткнулась в его грудь, обтянутую плащом.

— Я обидел?

— Вовсе нет, вы подарили мне счастье познать ещё и это. В моей короткой жизни не было такого, и уже теперь никогда не будет.

Переходя все барьеры приличия и дозволенности, он вновь притянул её к себе, покрыв солёное от слёз лицо поцелуями и обласкав неподвижный рот, проник вовнутрь. Княжна, изумлённо открыв большие, давно переставшие светиться радостью глаза, охнула и замерла в его руках. Её застывший взгляд не сходил с его лица, ловя на нем всё, что происходило сейчас в нём. Она ждала, что проявится непременно чувство отталкивающей брезгливости, неприятные ощущения от прикосновения к её уродству, насилование графом себя к близости с нею, но ничего этого не происходило. Перед ней было, охваченное волнением лицо, близкого ей, решительного человека. Софья растерялась.

— Это такая жертва с вашей стороны, я не могу её принять.

Но он смущённо заявил:

— Это с твоей стороны, невероятная жертва принять в свои безвинные объятия, такую сволочь как я. Не противен и нужен, бери и пользуйся.

После недолгого раздумья она решилась, только просила:

— Только прошу, об этом никому не слова…

Первое время она опутывала голову на ночь шарфом, пряча уродство под ним, а ещё пыталась проснуться раньше его и уйти, чтоб он не видел её при рассвете. Но очень скоро граф разгадал её манёвр и принял меры. Шарф просто сбрасывал с кровати, а утром держал крепко в своих объятиях, чтоб не сбежала. Привыкнув к этой родственной по несчастью душе, он с тоской, ждал момента, когда она объявит о своей беременности и ему придётся покинуть её одну с ребёнком в этом хищном мире. Попроситься остаться он никак не мог. А она, зная, что носит под сердцем ребёнка, всё тянула и тянула время, не желая окончания сказки и его отъезда. Просыпаясь по утрам с надеждой, что именно сегодня найдёт в себе силы и объявит ему о беременности. Но он, нежно и бережно целуя, жарко прижимал к своей груди, и она вновь откладывала. Они так привыкли к своему такому положению, что перестали обращать внимание на всякие мелочи и предосторожность. А однажды даже забыли запереть дверь, и их секрет стал известен князю. Заподозрив что-то неладное, князь вошёл в комнату без предупреждения. Во-первых, дочь стала часто закрываться. Во- вторых, была весела. Он пытался смотреть вполглаза, слушать вполуха, но тщетно, а тут такой случай — открытая дверь. Завидев спящего в её постели мужчину, он меж тем не стал поднимать шума. Наоборот, ушёл в свой кабинет, посидел неподвижно, ни на что не глядя, ничего не замечая, но потом словно бы решив для себя нужное и главное, провёл по лицу рукой и поднявшись вышел. Спрятавшись и подождав ухода дочери по своим делам на кухню, зашёл в её комнаты поговорить с графом.

— Не надо оправдываться, только слушай, буду говорить я. — Сходу заявил он, не ждавшему ничего подобного гостю. — Если ты не будешь измываться над моею дочерью, я тебя не обижу. Только всё должно быть по закону. Естественно, Софьюшка не должна ничего знать о нашем разговоре. Теперь говори ты.

— Князь, я мерзкий человек, и не могу сделать Софи счастливой. Я не достоин её руки. Поймите меня правильно. Я очень уважаю вашу дочь, чтоб сделать её несчастной.

— Зачем же ты мучился, спал с ней, если ты отказываешься от состояния? — не понял такого поведения родитель.

— Прежний Владимир, князь, наверное, был бы рад, но всё изменилось. И то, что вы видели, всего лишь возможность спасти её. У неё был замысел уйти с нищими, навсегда из этой жизни. Я подумал, что если у Софи будет ребёнок, то непременно появится стимул жить. Она говорит, что у вас есть дальнее поместье, уедет, и будет там… Князь, поверьте, ничего не действует столь пагубно на мысли человеческие и душу, как одиночество. Я знаю что говорю. А вдвоём с ребёнком ей будет куда, как интереснее, она будет занята, чувствуя свою значимость и пользу.

Князь выразил не только своё неудовольствие, но и непонимание:

— И кто мешает вам граф поехать вместе с ней.

Но Вольдемар упёрся:

— Это не возможно…

— Да, почему, чёрт тебя подери! — рявкнул он.

Граф, чтоб не накалять обстановку, вынужден был объясняться:

— Вы вникнете в мои слова, князь. Она будет презирать меня, подумает, что я за деньги продался, а я не могу, чтоб она так думала про меня. Это мне важно.

— А я — то подумал, что боитесь сгинуть в деревенской глуши. Она только что повзрослела став необыкновенно милым и скромным созданием и вдруг такое несчастье. Она ничего ещё не успела, ничего… — Князь обмяк. Походив с заложенными за спину руками, вдруг спросил:- И что с вашим делом, граф?

Ветров не сразу сообразив, уточнил:

— Какое дело вы имеете ввиду?

— Ребёнок есть или его нет? — дыша в лицо жаром нетерпения, спросил он.