Война в белом аду Немецкие парашютисты на Восточном фронте 1941 - 1945 г - Жак Мабир

Парашютисты молчаливы, напряжены. Внезапно, на одну секунду, все освещается: самолет попал в луч прожектора. Шульце стучит по кабине пилота, призывая его ускорить полет. Надо как можно быстрее вырваться из смертельной ловушки. Прожектор возвращается. На этот раз он прицепился к самолету. Становится так светло вокруг, как это бывает ярким, солнечным днем.

Капитан Шульце смотрит вниз и насчитывает восемнадцать прожекторов. Трассирующие снаряды противовоздушной артиллерии русских прорезывают ночь. Кажется, что снаряды устремляются в бездну. Взрывы образуют шары искр, летящих с чудовищной скоростью. Стальные осколки представляют собой феерическое зрелище, но не так смертоносны, как кажется.

У парашютистов, сгрудившихся в самолете, лица серьезные, напряженные, даже тревожные. У них нет за спиной парашютов, и они чувствуют себя обреченными на смерть, если самолет упадет. Плотность неприятельского огня такова, что кажется, ни один самолет не сможет выбраться целым.

Шульце пытается улыбаться, чтобы подбодрить своих товарищей. От командира должна исходить уверенность.

Парашютисты стараются рассмотреть землю в иллюминаторах. Прожектор, который поймал «Юнкерс-52» своим лучом, больше его не отпускает. Так светло в кабине самолета, что можно было бы без труда читать газету. На земле появляются четыре одновременных вспышки. Это стреляет зенитная батарея русских. Вот еще четыре выстрела, потом еще…

Взрывы раздаются на высоте самолета. Но они еще далеко. Однако последний снаряд ложится уже точнее. Слышен треск, как будто по обшивке рассыпались горошины. Это осколки снарядов.

Вдруг самолет проваливается в дыру. Пробит один из моторов? Все иллюминаторы прострелены. Шульце замечает, что из пробитого правого радиатора вытекает горючее и течет по обшивке. Самолет продолжает стремительно терять высоту.

— Цепляйтесь! — кричит капитан своим людям.

Парашютисты его не слышат. Каким-то чудом ни один парашютист не пострадал от осколков.

Снаряды взрываются все ближе и ближе. Самолет шатает как боксера, который получил сильный удар. Пилоту удается все же остановить падение, он летит на высоте нескольких метров над крышами города. Под его крыльями Бреслау.

Начальник аэродрома по рации запрещает посадку, так как все загромождено остатками самолетов и теми машинами, которые недавно в беспорядке приземлились. Надо лететь дальше. И снова попадать под обстрел зениток Красной Армии.

Правый мотор и пропеллер вышли из строя. Что-то случилось и со стабилизатором, и направление идет очень хаотично. Топливо продолжает вытекать. Запах такой, что у некоторых парашютистов возникают позывы к рвоте. Командир тоже еле сдерживается.

Теперь «Юнкере» летит над главной линией обороны, которая проходит по периметру окруженного города. Пулеметные пули бьют по обшивке самолета. Знаменитая «Тетушка Ю» принимает жестокие удары. Пули прошивают пол машины и застревают в потолке. Одна пуля обрывает даже ремень у кобуры пистолета одного из офицеров.

Шульце решает пересадить свою собачку и надеть каску. К счастью для пассажиров «Юнкерса», заслон советской ПВО они пересекают довольно быстро.

Самолет летит в направлении Зобтена, высокого холма между Бреслау и Швайдницем. Устрашающе черный, он вырисовывается на темном небе. Левое крыло слегка вибрирует, когда самолет пролетает над вершинами деревьев. Парашютисты с замирающим сердцем следят за этим почти акробатическим маневром. Еще чуть-чуть — и самолет разбился бы, камнем упав в лес.

Теперь они пересекают второй боевой рубеж русских и оказываются над линиями обороны своих товарищей из вермахта.

«Юнкере», перевозящий капитана Шульце и его двадцать трех парашютистов, садится наконец на аэродром в Швайднице. Капитан Скау стоит у посадочной полосы вместе с другими офицерами батальона.

— Думаю, ваш перелет был таким же трудным, как и наш, Шульце, — говорит он.

— Конечно, господин капитан. Мне кажется, что еще многих не хватает.

— К несчастью, да. Прибыла только половина батальона.

Прежде чем отойти от самолета, Шульце подходит к правому баку. Осколком пробило дыру диаметром в двадцать четыре сантиметра между мотором и кабиной пилота.

— Мы спаслись чудом, — констатирует он.

— Конечно, господин капитан, — замечает молоденький связист. — Но мы не в Бреслау. Туда надо еще долететь.

Завтра будет другой день… А пока идите отдыхать. Ближайшие дни обещают быть трудными.

Парашютисты могут поспать несколько часов в городе.

На следующий день идет снег. Еще только начало марта, и температура низкая. Конечно, это не Россия, но все же холодно. Доставивший парашютистов «Юнкере» с его пробитым баком уже ни на что не годен. Другой самолет должен прилететь из Дрездена. Он вскоре появляется над аэродромом, но не может сесть и разворачивается назад. Люди капитана Шульце пользуются передышкой и идут гулять по маленькому городку, находящему сейчас рядом с фронтом.

Что поражает даже больше, чем последствия бомбардировок, к которым давно уже успели трагически привыкнуть, так это плакаты, вывешенные на развалинах стен. Они сообщают о примерном наказании тех, кто якобы не справился со своими обязанностями в администрации или дезертировал:

«Помощник бургомистра расстрелян… Дезертиры расстреляны…»

Затем следует список людей, расстрелянных для примера.

В Швайднице осталось очень мало жителей. В основном пожилые люди, которые не находят в себе силы вырваться из привычной жизни. На вокзале парашютисты встречают старика, который во что бы то ни стало хочет сесть на поезд, чтобы ехать в Бреслау. Они пытаются его разубедить.

— Больше нет поезда на Бреслау, дедушка.

— Нет поезда на Бреслау?! Это невозможно!

— Русские окружают Бреслау уже три недели.

— Но я там живу. Я должен вернуться туда. Есть все же какой-нибудь поезд. Последний поезд…

Совершенно растерянный старик стоит с чемоданом перед вокзалом.

— Поезд на Бреслау, пожалуйста, — повторяет он без конца.

В городе царит странная атмосфера. За несколько десятков километров от фронта еще крутят кино. Капитан Шульце решает пойти в офицерскую столовую военно-воздушной базы. Там он встречает очень взволнованного человека в штатском.

— Я уполномоченный по пропаганде у гауляйтера Ханке, — представляется он, вытянув вперед руку.

Во время разговора с Шульце этот маленький смешной человечек, как глухой, приставляет руку к уху, приподнимается на цыпочки и покачивается.

— Я должен попасть к гауляйтеру в Бреслау, — говорит он. — Но все самолеты переполнены.

Вы знаете, я думаю, что там сейчас нет особой необходимости в уполномоченном по партийной пропаганде, — говорит ему Шульце.

— Но я хочу выполнить свой долг. Посмотрите, на мне уже военная форма.

На нем действительно сапоги и брюки штурмовиков, но гражданский пиджак.

— Мне надо попасть в Бреслау, — повторяет он.

— Я уже слышал это на вокзале, — говорит ему Шульце. — Больше нет поездов.

— Тогда я должен лететь самолетом, господин капитан.

— Вряд ли найдется место, — отрезает Шульце.

6 марта в Швайдниц прибывает другой транспортный самолет. Стало немножко теплее, и снег превращается в грязь. Парашютисты, которые терпели как наказание то, что их держат вдали от фронта, вновь обретают надежду вернуться на боевые рубежи. Они не могут больше ждать, оставаясь в неведении о своей судьбе.

Становится известным, что в Швайдниц прибыл генерал Нихоф. Он должен лететь в Бреслау и заменить там командующего «крепостью», как называют осажденный город.

Капитана Шульце вызывают в штаб.

— Сегодня вечером вы отправляетесь со своими людьми в Бреслау.

— Давно пора.

Но вам придется потесниться в самолете. С вами полетит один тип из отдела пропаганды. Он должен встретиться с гауляйтером.

— Я думаю, что видел его.

Шульце тотчас отправляется в офицерскую столовую люфтваффе. Там он застает маленького человечка.

— У меня для вас хорошая новость, — говорит он ему.

— Какая? Сейчас хорошие новости редки.

— Но не для вас. Вы летите с нами в Бреслау. Мои парашютисты немного потеснятся, чтобы выделить вам место.

Уполномоченный не выказывает особой радости. Мысль, что надо лететь в окруженный неприятелем город, уже не кажется ему такой привлекательной, как только это оказалось возможным…

Не беспокойтесь обо мне, — говорит он. — Наверняка у парашютистов много экипировки. Оружие, боеприпасы, все это занимает место. И боец там полезнее, чем такой гражданский человек, как я.

— Такие люди, как вы, незаменимы в трагические часы, которые мы переживаем, — восклицает Шульце, с трудом сдерживая смех. — Можно даже сказать, что уполномоченный по пропаганде в окруженном городе просто необходим.