Николай Гумилев - Юрий Зобнин

И вот в миг, когда Гондла, став королем, пожертвовал собой, чтобы доказать «волкам», что его «Божество», в отличие от языческих идолов, «покоряет смерть», Лера, подходя вместе с другими «волками» ко Кресту, понимает то, что предчувствовала «ночная Лаик»:

Только Гондлу я в жизни любила,Только Гондла окрестит меня.[…]Смерти нет в небесах голубых.В небесах снеговыми губамиОн коснется до жарких моих.Он — жених мой и нежный и страстный,Брат, склонивший задумчиво взор,Он — король величавый и властный,Гордый лебедь родимых озер.Да, он мой, ненавистный, любимый,Мне сказавший однажды: люблю! —Люди, лебеди или серафимы,Приведите к утесам ладью.Труп сложите в нее осторожно,Легкий парус надуется сам,Нас дорогой помчав невозможнойПо ночным и широким волнам.Я одна с королевичем сяду,И руля я не брошу, покаХлещет ветер морскую громадуИ по небу плывут облака.Так уйдем мы от смерти, от жизни,— Брат мой, слышишь ли речи мои? —К неземной, к лебединой отчизнеПо свободному морю любви.

Крещение — это и есть познание любви, движение вместе с любимым по ее «свободному морю» к «неземной, лебединой отчизне».

Как и любовные переживания, так и блудная страсть оформляются в художественном мировоззрении Гумилева по мере его «воцерковления» в некий самостоятельный объект эстетического осмысления. Причем атрибутика, сопутствующая блуду в гумилевской поэзии, точно соответствует святоотеческому учению о нем. Это — «темное» эротическое влечение, которым движет не желание соединения с кем-то «другим», а эгоистическое желание подчинения «другого» себе. Отсюда — непременная борьба в отношениях любовников, взаимомучение, страдание и обязательное отчуждение друг от друга в итоге. Характеристику блудной страсти мы находим в одном из самых известных стихотворений Гумилева, обращенных к будущей жене Ахматовой, отношения с которой, отраженные в огромном многолетнем лирическом цикле, являются живой иллюстрацией слов Достоевского о душе человеческой как о «поле битвы» Бога с дьяволом:

Это было не раз, это будет не разВ нашей битве глухой и упорной:Как всегда, от меня ты теперь отреклась,Завтра, знаю, вернешься покорной.

Но зато не дивись, мой враждующий друг,Враг мой, схваченный темной любовью,Если стоны любви будут стонами мук,Поцелуи — окрашены кровью.

Естественно, что «движением ко Христу» такие переживания назвать нельзя, это действие того самого «семени тленья», которое осталось от падших прародителей в поврежденном первородным грехом человечестве. В «Сне Адама» дается точная характеристика блуда как порождения грехопадения, возникновение «похотной неполноценности» в прежде совершенных, «райских» эротических отношениях мужчины и женщины:

И кроткая Ева, игрушка богов,Когда-то ребенок, когда-то зарница,Теперь для него молодая тигрицаВ зловещем мерцаньи ее жемчугов,Предвестница бури, и крови, и страсти,И радостей злобных, и хмурых несчастий.

Так золото манит и радует взгляд,Но в золоте темные силы таятся,Они управляют рукой святотатцаИ в братские кубки вливают свой яд,Не в силах насытить, смеются и мучат,И стонам и крикам неистовым учат.

Он борется с нею. Коварный, как змей,Ее он опутал сетями соблазна,Вот Ева — блудница, лепечет бессвязно,Вот Ева — святая, с печалью очей,То лунная дева, то дева земная,Но вечно и всюду чужая, чужая.

Очень глубокий образ похоти как «безбожного эроса», который служит силам зла, дается в книге стихов «К Синей звезде».

Эта книга, увидевшая свет уже после смерти Гумилева, в 1923 году, до сих пор вызывает весьма неоднозначную оценку у критиков и литературоведов. Так H.A. Оцуп считал стихотворения, собранные в книге, творческой неудачей Гумилева. «Как только Гумилев отходит от подлинных источников вдохновения, — пишет H.A. Оцуп, — как только он старается жить, как и все, сразу наступает возмездие: его муза начинает фальшивить. В своих лучших стихотворениях Гумилев скромен, трезв и строг. Его ирония тонка, почти грустна. Зато когда он любуется самим собой, выбирает позы, чтобы оставаться в памяти грядущих поколений, он становится лишь искусным ремесленником. Большой поэт в нем исчезает или почти исчезает. Болтливые стихотворения, сочиненные в промежутке между “грозовыми военными забавами” и возвращением в Россию, трагически преображенную революцией, поражают нас как-то неприятно. Неоспоримые достоинства этих стихотворений скомпрометированы то пафосом условных чувств, то нарциссизмом поэта, который только и любуется своим отражением в зеркале “бессмертной любви”» (Оцуп H.A. Николай Гумилев: жизнь и творчество. М., 1995. С. 106).

Насколько справедлива эта оценка?

H.A. Оцуп трактует книгу «К Синей звезде» как сборник именно любовных стихотворений, сравнивая ее затем с сонетами Петрарки, Шекспира и лирикой трубадуров. Но «тематическая специфика» этих гумилевских стихов как раз и заключается в том, что речь идет в них не о «бессмертной любви», а о вполне «смертной» любовной похоти, безбожном эросе, воплощением которого и был роман Гумилева с «Синей звездой» — Еленой Карловной Дюбугие. Кстати, Е. К. Дюбуше — не единственный прототип лирической героини этой книги стихов Гумилева; по крайней мере несколько стихотворений обращены не к ней, а к Ахматовой, М. М. Тумповской и, возможно, О. Н. Арбениной-Гильдебрандт; их содержание как бы вплетается Гумилевым в рассказ о «парижской» влюбленности 1917 г. Это приводит к мысли, что история взаимоотношений поэта с Е. К. Дюбуше приобрела в глазах Гумилева некий «универсальный» характер, была опознана им как своего рода «квинтэссенция» целого устойчивого комплекса эротических переживаний.

Что же случилось между Гумилевым и Е. К. Дюбуше летом-осенью 1917 г., «в год четвертый мировой войны»?

Гумилев приехал в Париж 1 июля 1917 г., имея предписание проследовать в Салоники, где должен был пополнить офицерский состав особых пехотных бригад. Однако судьба распорядилась таким образом, что он остается в Париже в распоряжении генерала М. И. Занкевича, в составе управления военного комиссара Временного правительства, где работает до января 1918 г. Очевидно, в августе — сентябре 1917 г. Гумилев знакомится с Еленой Карловной (дочерью известного в кругах «русского Парижа» хирурга), влюбляется в нее и в течение осени-зимы 1917 года настойчиво пытается завоевать ее расположение. В ее альбом он регулярно вписывает новые стихотворения, отражающие историю их отношений, так что в конце концов, следуя гумилевскому же определению, получается сборник «стихов о самой нежной страсти, / Толщиною в настоящий том». Однако Е. К. Дюбуше благоразумно ограничивалась в своих отношениях с поэтом лишь легкой «куртуазной» игрой, к тому же, как скоро выяснилось, она была к тому времени невестой другого — американца Ловеля, за которого, вероятно еще до отъезда Гумилева из Парижа в Лондон, и вышла замуж. Впоследствии Е. К. Ловель жила в Чикаго, где, по всей вероятности, и находился при ее жизни воспетый Гумилевым «альбом» (дальнейшая его судьба неизвестна).