Эксклюзивный мачо - Татьяна Полякова

– Может, ты так боялся, что всех четверых по­решил? – влез Тагаев.

– Да вы с ума сошли. С какой стати? Ну зачем, зачем мне ее убивать, скажите на милость?

– Ты ж сам сказал, боялся, что о твоих шашнях узнают.

– Вы имеете в виду Веру? Но ведь ее тоже уби­ли. А Лапшин? Райзман, в конце концов? Убийца – псих. Маньяк. Я не уверен, что сам нахожусь в безопасности.

– Какая уж тут уверенность, – съязвил Тагаев, а я поднялась.

– Отпусти его.

Парни переглянулись.

– Может, мы прогуляемся, а ребята еще по­спрашивают? – предложил Тагаев. Я вздохнула и терпеливо пояснила:

– Нам нужен убийца. Я хочу посадить его в тюрь­му. Показания, полученные с применением силы, в суде недействительны. И это уже мое дело. Разве нет?

– Отпустите, – буркнул Тагаев.

Оказавшись возле дверей, Никифоров неожи­данно осмелел.

– Мы еще поговорим об этом… в соответствую­щем месте…

Тагаев сгреб его за ворот рубашки и сказал тихо, но, как всегда, впечатляюще:

– Ты жив, потому что она так захотела. – По­хлопал по плечу и ласково добавил: – Топай.

Петр Викентьевич обрадовался мне, а когда со­образил, что меня вновь чрезвычайно заинтересова­ли его догадки о кознях предполагаемых врагов, воспрял духом и приободрился.

– Я вам с самого начала говорил, эти убийства каким-то образом направлены против меня.

Я с ним согласилась и еще два дня ухлопала на разные вопросы и напрасные поиски.

Третий день начался с хорошей вести. Лялин чувствовал себя неплохо, и его разрешили навес­тить. Он лежал бледный, с черными кругами у глаз, сам на себя похожий только усами. Увидев меня, он весело усмехнулся и подмигнул.

– Привет, – сказал Лялин тихо.

– Привет, – разулыбалась я, устроившись на стуле. – Как ты?

– Нормально. Скоро встану.

– Ты поторопись, мне уже ох как неймется. По­мнишь, что обещал?

– Это я в бреду, – хихикнул Лялин.

– Вот так всегда. Нет, чтобы девушку осчастли­вить.

Лялин продемонстрировал мне кулак и весело заржал, чем меня порадовал. Не иначе как в самом деле на поправку пошел, а круги под глазами – ерун­да, пройдет.

– Додразнишься, – заявил он.

– Да я внутренне всегда готова. Ты только команду дай. Вот хоть сейчас, пока медсестры нет.

Он покачал головой, страшно довольный, и бурк­нул:

– Охота тебе смеяться над женатым человеком. – Потом взял меня за руку и вздохнул: – Рассказы­вай.

– О моей любви и ожидании неземного бла­женства?

– О том, что раскопать успела.

– Нет, я только о любви. Все остальное тебе про­тивопоказано. Хочешь, я красочно обрисую…

– Ты меня на грех-то не наводи.

– Так это как раз моя мечта: предаться с тобой пороку…

– Ольга, – сказал он и взглянул сурово, а я вздох­нула:

– Лялин, нельзя тебе о делах думать. Вот вста­нешь…

– Нет, ты смерти моей хочешь, – разозлился он. – Чтоб я здесь бревном лежал и мыслями себя изводил… Докладывай.

– Первое и основное: мне очень без тебя сквер­но, мой друг и товарищ. Оттого и расследование не задалось. Топчусь на месте. Хотя новости, конечно, есть, но все неутешительные.

Далее я доходчиво, но коротко поведала о том, что успела разузнать, пока Лялин находился без со­знания. Он слушал, кивал, не задал ни одного вопроса, что было удивительно.

– Значит, вернулись к исходной точке?

– Вернулись, – сокрушенно кивнула я.

– Чувство у меня какое-то странное, – пожало­вался Лялин. – Лежу, таращусь в потолок, об этих убийствах думаю. И все мне кажется: ответ простой, прямо на поверхности, а в руки не дается.

– Ты лучше о здоровье думай. Убийца от нас никуда не денется. – Я кашлянула, прикидывая, сказать или нет, и сказала: – Стрельбу устроили люди Сотника. Говорят, у него зуб на тебя.

– Есть такое дело, – кивнул Лялин. – Ишь ты, решился, значит. Долго терпел, крысеныш.

– У него, по слухам, большие неприятности. В подполье ушел.

– Лучше ему там и оставаться. Тагаев, говоришь, в бегах? – вдруг спросил он.

– В бегах.

– А прячется в твоей квартире?

Я только головой покачала.

– Ну, Лялин…

– На самом деле сообразить не трудно. И не только мне. Ты поосторожней. – Он о чем-то заду­мался, а я сидела тихо, потом приподнялась, боясь его потревожить. – Ладно, пойду я.

– Постой… – Он взял меня за руку, посмотрел так, что сразу стало ясно: сейчас осчастливит. Я-то боялась, так и не решится, но вот все-таки надумал. – Детка, ты прекрасно знаешь, кто у нас кон­тролирует игорный бизнес, а также проституцию и прочие весьма неблаговидные предприятия.

– Ну…

– Что “ну”?

– Дед контролирует. Этот секрет давно не сек­рет для десятка граждан.

– Правильно. Но контролирует он все это не напрямую. Для этого и его наглости не хватит, да и в дерьме возиться ему неохота.

– И кто… – начала я.

– Кто-кто, конь в пальто. Тагаев, конечно. Толь­ко не вздумай брякнуть где-то об этой страшной-престрашной тайне.

– Ух ты, е-мое, – простонала я и даже зажму­рилась, так мне тошно стало.

– Вот-вот, никогда бы я тебе этого не сказал, если б… Ну, ты поняла.

– Да уж как не понять, – фыркнула я и грязно выругалась, что совершенно неприлично для скром­ной девушки, каковой я в душе являюсь.

– А если поняла, то сделай следующее: сегодня же позвони Питиримову, передай от меня большой привет и скажи: будем очень благодарны, если во­время узнаем, что в нашей богадельне творится, а интересует нас буквально все, даже самые незначи­тельные события, а про значительные и говорить нечего. Сделаешь или самому звонить?

– Сделаю, – ответила я, в душе слегка удивля­ясь. Питиримов Виктор Иванович, мужичок тихий и какой-то серенький, в охране Деда заметных должностей он никогда не занимал и вообще, казалось, звезд с неба не хватал. Правда, Лялин к нему отно­сился уважительно, и Ларионов, сменивший его на боевом посту, тоже. Что ж, Лялину видней.

– Вот и отлично. На работу ко мне тоже позво­ни, спроси Володю. Парень серьезный, к нему, в случае чего, можно смело обратиться.

– У меня дома две пушки, возможно, с боль­шим прошлым, что с ними делать, не знаю. Вешня­кову не сдашь, придется объяснять, а объясню, чего доброго привлечет к уголовной ответственности. Он последнее время свирепеет на глазах.

– Это потому, что ему подполковника не дают. Пушки Володе отдашь. Теперь топай.

Слова Лялина о дворцовых тайнах не шли из го­ловы, я продолжала мысленно материться и даже пару раз пробормотала вслух:

– Ну, Дед…

Лучше от этого мне не становилось, что совер­шенно неудивительно. Я посоветовала себе напле­вать на тайны Деда и продолжить следствие. В размышлениях вновь вернулась к Сафронову, а от него к его бывшей супруге. Так как супруга ушла от Пет­ра к молодому человеку, по слухам, из команды все того же Сотника, я включила ее в свой список под номером один, но встреча с ней могла вызвать труд­ности, коли уж Тагаев в настоящее время был с Сотником в состоянии войны, а сам Сотник, по непро­веренным данным, скрывался от возмездия.

Однако, вопреки ожиданиям, бывшая госпожа Сафронова, а ныне Талалихина, встретиться со мной не отказалась, правда, для начала поинтересовалась, откуда меня черт принес и чего мне надо. Я доход­чиво растолковала, что нахожусь на службе госуда­ревой (иногда соврать не грех), расследую дело об убийстве, произошедшем на яхте бывшего супруга, и у меня есть к ней вопросы.

– Я-то здесь при чем? – удивилась она, потом вздохнула и добавила: – Ладно, приезжайте.

И я поехала.

Квартира, оставленная Петром супруге, поража­ла размерами и шикарной отделкой, правда, уже на­метились перемены не в лучшую сторону: зеркало в холле было разбито, телефон на подставке обмотан изолентой, а пятна на стенах кухни прозрачно наме­кали на то, что хозяева любили поупражняться в ме­тании различных предметов.

На мое удостоверение женщина даже не обрати­ла внимания, кивнула и пригласила на кухню, хоте­ла напоить кофе, но его в доме не оказалось. Мадам Талалихиной Алле Геннадьевне на вид было лет тридцать, под глазом синяк, волосы всклочены, пеньюар, в котором меня встретили в два часа дня, не худо бы было постирать.

– Как там Петечка? – спросила она. – Небось из-за Верки своей расстраивается? – Помолчала и добавила: – Верку жалко, нормальная баба. Чокну­тая, но мне нравилась. Что у вас ко мне за вопросы?

– Обычные. Почему расстались с Сафроновым, к примеру?

– Так он, поди, все рассказал? Почему расста­лись? Да потому что дура. Нашла себе… Петечка ти­хий, с ним тоска смертная, а здесь ураган страстей. Синяк видите? Это я у подруги задержалась. Конеч­но, задержалась надолго, но в морду-то зачем? – Она достала бутылку мартини, кивнула на нее и предложила: – Хотите?

– Нет, спасибо.

– Ах да, вы же на службе. Может, я бы с Петечкой не развелась, не застукай он меня с этим коз­лом. Да и я хороша, чего было мужика к себе в дом тащить? Выпила лишнего, не рассчитала… – Она на­лила полстакана и принялась вертеть его в руках. – Честно говоря, я-то думала, подуется немного и про­стит, А он уперся как баран, даром что тихоня. Ну и на развод подал. Я, конечно, разозлилась и в серд­цах согласие дала. За козла этого замуж вышла. Вот уж дура так дура.