Далекий след императора - Юрий Торубаров

Только здесь Фёдору не повезло. Егора дома не было. Подождав какое-то время, Фёдор решил уехать и встретиться с Егором в ближайшее время. Удивительно, что имя Егор ему ничего не говорило. Вероятно, от радости.

После бурного дня Фёдор спал, как младенец. Проснулся, когда солнышко подкатывало к обеду. Наскоро одевшись, он помчался в посадскую. Служки встретили его с удивлением:

   — Ни один посадник в первый день не приходит. Он дома отпаивается рассолом, — сообщит они ему.

В ответ Фёдор сказах всего два слова:

   — Новая метла...

Те переглянулись и расползлись по своим норам.

Фёдор, поднявшись к себе, посидел в кресле, походил вдоль стола, поглядел в окно, пятерней расчесал волнистые волосы и решил топать к отцу.

И чем ближе подходил он к хоромам отца, тем сильнее билось его сердце: «Как она? Поди, вцепится в меня! А как она хороша! Бояре больше смотрели на неё, чем на кулачный бой, это я заметит А что скажет батька? В один вечер и... посадник. А он сколько на это тратил и денег, и времени! Ха! Ха! Уметь надо! И удачно-то как! Какой будет воевода! Скорее надо его двинуть. Я это сделаю на следующей неделе и согласие выборщиков утрясу. Надо найти Крутило. Он всё окрутит».

Ворота отцовских хором были закрыты, и он нетерпеливо постучал колотушкой. Вскоре за воротами раздалось безразличное:

   — Кто?

   — Дед Пихто! Открывай! — властно приказал он.

Петли заскрипели, ворота открылись.

   — Батька у себя? — на ходу спросил Фёдор.

   — У ся! — ответил служка, закрывая «пасть».

   — Батька, — с порога загремел сын, — поздравляй! А каково, я и воеводу нашёл! Егора!

Как только он произнёс это слово, отец подскочил к нему, как ужаленный, ладонью закрыл ему рог.

   — Ты чё, старый? — вскипел сын. — Ты знать, с кем дело имеешь?

   — Молчи луче, дурак! — рявкнул отец.

   — Ты чё, батяня? — удивился сын. — Вместо поздравления... дурак.

   — А то... Егор, — он зашептал, — это тот Егор, — и оглянулся на дверь, — которого ждёт не дождётся Марфа! Вот те и радость!

   — Да он ли это? — понизив голос, спросил сын.

   — Точнее не бывает. Я парня помню с его первой победы.

   — А что тогда... Осип?

   — Ошибся твой Осип! Ошибся! Тот, кто сказал, не знал, что было на деле. А он жив-здоров! Понял?

Фёдор задумался. С лица слетело счастливое выражение.

   — А я-то хотел его воеводой сделать!

   — Сделай, сделай! — зашипел старик, — себе на голову.

   — Теперь-то я вижу.

   — Чё ты думать делать?

   — Да увезу Марфу к себе в деревню. Скажу, худо стало... А ты етого... отправь... понял?

Сын кивнул. И сразу задумался: «Так просто это не совершишь. Я, дурак, поведал про это прилюдно. Надо что-то придумать».

Марфа наотрез отказалась куда-то ехать. Евстафий хотел было припугнуть её тем, что заберёт дарственную бумагу назад. Дева, подойдя к подаренной им шкатулке, открыла её и, взяв ту бумагу, положила перед боярином, заявив:

   — Мня не надо стам пужать, — и гордо вышла из комнаты.

Боярин даже растерялся, поглядывая на свёрнутое трубочкой завещание. Взяв бумагу в руки, он долго крутил её, думая, что же ему делать. И решил идти к Марфе, чтобы, помирившись, вернуть бумагу.

Подойдя к её опочивальне, боярин остановился. Какая-то робость охватила его. Он даже усмехнулся: «Как пацан!». Он приоткрыл дверь. Марфа лежала на кровати, лицом к стене, накинув на ноги платок.

   — Марфа! — позвал он её.

Но та даже не повернулась. Он взял ослон, подошёл к кровати и сел рядом.

   — Марфуша, — ласково произнёс он, — не надо сердиться, не хошь ехать в деревню, давай не поедем. Но только мне что-то худо, да надоть бы и по делу. Тама мня люди ждуть. Староста. У каждого ко мне сколь делов накопилось... Да и по свойму хозяйству хотел управиться. Но раз ты не хошь...

   — Ладноть, — перебила она его, — если тебе худо, надо людям, да по хозяйству, тогда поехали.

Бумага осталась в руках боярина.

Дел у нового посадника было по горло. Он усиленно искал деньги на восстановление моста. Бросил к новгородцам клич, ездил повсюду: где просил, где убеждал, а где и нещадно ругался. Дело сдвинулось, но всё же шло медленно. Однако за делами он не упускал мысль, как избавиться от Егора. О том, что он хотел ему предложить, даже боялся думать. Рад был, что никто не упоминал о его обещании. Но жители донимали его вопросом о воеводе. Было понятно, что Егор пришёлся людям по душе. Это страшило Фёдора. Избавиться от него он боялся: узнает толпа, растерзает, как пить дать. И всё же эта проблема не оставляла его. «Что, что найти, — мучился он вопросом, — знать бы». Он часто проезжал мимо хором знатного купчины Павши Фоминича. Но на воротах-то не написано, что они выжидают: будет или нет Егор воеводой. Вдруг будет. Не дай бог!

Но что-то задерживается посадник со своим решением. И чем дальше по времени оно уходило от дня обещания, тем больше надежд вызревало у купчины и его сына. Дошёл до них кем-то пущенный слушок, что Егор хоромы хочет строить, а где деньгу воин мог взять? Зашевелился купчина, закряхтел радостно.

Павша теперь чаще вертелся у посадничной. Иногда медком кое-кого балует, серебряную деньгу сунет кой-кому. Хитрый купчина. Наконец кое-что и прояснилось. Всё переменилось!

К радости Павши, новый посадник изменил вдруг решение и ни в какую не хочет Егора брать. Что случилось? А кто его знает... Всё это узнал Павша, недаром тратился. Купец потирает руки, чует нос — его время подходит. Когда вернулся домой — сразу к сыну:

   — Готовсь, сынок! Наш час идёть!

А Евстафия Дворянинцева замучили... гости. Да не простые. То вдовец Иван, сын посадника Варфоломея, то Оницифер, у которого сына Луку пора было женить, то Василий Данилович, то... Евстафий уж не знает, что и делать. А каждый с намёком: «Мол, пусть-ка молода обслужит! Аль, хозяин, прячешь её в углу тёмном?» Как быть после таких слов?

Фёдор тоже каждый вечер заглядывает, всё подарками пытается одарить деву. А она ерится[43]. Дворянинцевы уж не знают, что и делать. Отец однажды не вытерпел и сказал:

   — Сынок, да отступись ты от неё!

   — Я? — сын так посмотрел на него, что отец даже сконфузился. — Чтобы какой-то Оницифер или Варфоломей мне нос казали? Нет. К тому же, отец, не могу я вырвать её из сердца. Мила она мне, мила!

Отец неопределённо покачал головой. Да-а!

   — Чё, да? Ведь не дура же она! Кто я!

   — Да знаю, — отец махнул рукой. — Тут, понимаешь, Фёдор, и в её сердце... как у тя. Понял?

Фёдор дёрнулся и зло провёл пальцами по голове, выдирая спутанные волосы.

   — Не злись, сынок. Вот, если бы, как я говорил... как-то...

   — Ты говорил, — перебил он отца, — а попробуй, подступись. Его весь Новгород прознал да полюбил. Ясно те, батяня? — рыкнул сынок.

   — Ясно... — отец задумался, затем медленно заговорил: — Ведь он в походе каком-то был, как мне сказывал Осип. Многие погибли, а он жив-здоров оказался. Пошто? А носа пошто никуда не кажет. Боитса? Чиво?

   — Брось, батя, — возразил сын, — на кулачном-то он был.

Отец поправил усы:

   — Был-то был, а пошто вначале прятался, а вышел, когда куча народу была. А?

Фёдор задумался. Тяжело вздохнул:

   — Искать надоть. Ну, я пошёл.

Сделав к двери пару шагов, остановился:

   — Да, кстати, ты же хотел её в деревню увезти.

Отец махнул рукой:

   — Еле подступился, но согласилась.

   — Строптива дикарка. Но я люблю таких! — и хлопнул дверью.

Отец посмотрел ему в след, вздохнул:

   — С богом. Да поищи. Поищи! — крикнул он.

Искать долго не пришлось. Помощник объявился в образе купца Павши Фоминича. Когда купец начал говорить, то сразу предупредил посадника, что он ничего не имеет против будущею воеводы... Когда Павша произнёс эти слова, Фёдор хотел было купца выставить, но сдержался. А купчина рассказал, как на сына напали разбойные люди, как тот спрятался от них, поэтому остался жив. Но главное в том, что сынок там увидел... Егора.

   — Вернулся он, это точно, — купец, вида, как заинтересовался посадник, осмелел и продолжил, — вернулся, чтобы деньгу разыскать, мало ему было, да сынка мойво добить.

Надо было видеть, как ожил Фёдор. Но, стараясь не выдать своей радости, приказал Павше, чтобы он прислал к нему сына.

   — Сейчас! — суетливо заявил отец, почти на цыпочках выходя от посадника.

Когда тот вышел, Фёдор подпрыгнул от радости и до боли, словно хотел их зажечь, потёр руки: «Есть свидетель! Дело за малым. Я сейчас его послушаю. Писарь запишет. И всё. Я пошлю стражу схватить этого разбойника. Ишь, прикинулся паинькой!».

Дороги в Новгороде, как ни в одном городе, из брёвен выложены. Да не в один ряд. В любую погоду проедешь, не будешь из месива вытаскивать колеса. Одна беда — узковаты. Какой день в Новгороде чистая осень. Мелкий, назойливый, как муха, дождик, лил, не переставая, днями и ночами. Жители уж настолько пообвыклись с ним, что думали, другой погоды и не будет.