Подземелье - Ваня Мордорский

просто растворив в воздухе часть тела, а дальше…на его пути оказалась их группа. Он вонзался в тело бойцов Айгура, снося эти препятствия на своем пути и рвясь к Зур’даху.

У Тали растворились, словно никогда их и не было, рука и плечо, Кайра, стоявшая в двух шагах от Зур’даха, встретилась ничего не понимающим взглядом с гоблиненком, а через секунду вместо груди в нее была дыра. Луч продолжал выжигать всё на своем пути. Тарку снесло голову.

Мысли гоблиненка двигались вязко и медленно, словно отказываясь принять происходящее. Тело окаменело от увиденного.

В секунду всё изменилось. Еще мгновение назад все они были живы, а теперь — друзья мертвы. Зур’дах видел сегодня десятки смертей, но они не оставили в нем ни следа.

Луч почти долетел до его груди. Хотелось закрыть глаза и…просто ожидать смерти, которой он не боялся. Потому что впереди новая жизнь.

Или нет? Может, сейчас будет окончательный конец? Ведь сейчас я живу по-настоящему, это не прошлое. Но меня и тут нашли. И тут до меня добрались. Правда, я не вижу летающего человека.

А потом из глубины души пришло какое-то четкое осознание, что эта смерть может быть последней, и за ней больше не будет ничего.

Бам!

Прожора двигался так, словно время не замедлилось. Он выбросил всё свое тело вперед, навстречу лучу, превратившись в плотный щит тьмы.

Раздалась вспышка и шипение. Луч, застыв, продолжал прожигать тьму, которая шипела и разлеталась сгустками в стороны.

Больно… — прозвучал голос Прожоры.

Но и сам Зур’дах ощущал боль, которую сознание паука разделило с ним.

Тьма испарялась, но на ее место вставала новая. В какой-то момент щит задрожал, Зур’дах знал — это паук буквально завизжал, правда мысленно, отчего на глазах гоблиненка выступили слезы.

Зато чем дольше длилась боль, тем больше злился Прожоры. В какой-то момент его захлестнула вспышка дикой ярости.

Мысли по прежнему ворочались медленно, как и время. Вот только с каждым мгновением оно набирало ход, и это было видно по тьме, которая всё быстрее разлеталась в стороны.

— Ко мне! — будто зашипел ртом Зур’даха Прожора на неизвестном языке — Ко мне!

Настолько их сознания были близки и тесно связаны, что мысль паука смогла пробиться в сознание гоблиненка, и именно поэтому он понял слова чужого языка, которые произнес.

Луч продолжал давить, хоть напор и уменьшался. Вот только Прожора выбрасывал из себя невообразимое количество тьмы, которая перемалывала энергию, которая хотела убить Зур’даха.

Боль оглушала, мешала думать, вышибая любые мысли, и это была лишь часть боли. Весь ее поток ощущал именно Прожора.

Десять ударов сердца. Столько луч пытался прожечь тьму паука.

Пффф!

С шипением луч просто-напросто исчез, испарившись в воздухе, так и не сумев проникнуть сквозь тело Прожоры. Паук спас его от неминуемой смерти, от которой Зур’дах никак не смог бы защитится.

Зур’дах выдохнул. Боль пропала. Глаза болели. Сердце билось как бешеное.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Тело Кайры, Тарка и Тали валялись мертвые, истекая кровью. В их телах были огромные дыры, через которые было видно черный песок арены. Маэль упал на пол и впервые гоблиненок увидел друга полностью потерянным, не понимающим, что происходит и что ему делать. Он дышал часто-часто, как выброшенная на берег рыба.

Но ничего не закончилось.

Оцепенение спало с арены, с бойцов, с народа на трибунах, с дроу бегущих к ней, и с сотни фигур в черных балахонах. После короткой заминки они как взбесившиеся рванули к нему.

Быстрее! Ко мне!

Зур’дах схватился за копье и принял боевую стойку. Вот только не понадобилось. Не добежав до него шагов тридцать, они выстрелили направленными лучами тьмы прямо в него. Лучи словно живые огибали других бойцов и устремлялись именно к гоблиненку.

— Вот дерьмо! — попытался отпрыгнуть в сторону Зур’дах. Не вышло. Один за другим, куски тьмы прилипали к нему, вернее…к Прожоре, который укрывал его тело.

Свои…части частей…части целого…

Прозвучавший в голове голос Прожоры менялся от слова к слову, становясь глубже, осознаннее. В нем прорезалось что-то древнее и могущественное.

Плюх!

Очередной луч вошел в Прожору, не нанося вреда. Это не было больно. Наоборот.

Плюх! Плюх! Плюх!

С каждым лучом тьмы Прожора раздувался всё сильнее, его тьма уплотнялась, а в сознании появились возникшие будто из ниоткуда воспоминания и мысли. Зур’дах ощущал как каждый луч внес частичку сознания. Всего одну мысль. Один приказ. Одну волю. И эта мысль-воля-приказ сливалась с Прожорой.

Время внутри Зур’дах снова замедлилось, сердце билось часто-часто, копье сжималось в руке. Маэль поднялся и, застыв, смотрел на Кайру с Тарком.

Сознание Прожоры трансформировалось, превращаясь в сгусток, слепок древней воли, которая вобрала в себя Прожору, которая выстроилась вокруг него и поглотила. Кроме того, каждое воспоминание Зур’даха, всё, что он знал, видел, умел — всё в момент стало частью сознание нового Прожоры. И это произошло быстрее, чем ошеломленный Маэль успел подхватить выпавшее из рук копье, вспомнив, что ничего еще не закончено. Другие группы никуда не делись, и они пойдут убивать их.

Я — часть целого. Я — самостоятельная часть. Я — Чернопрядец. МЫ — чернопрядец.

Паук каждую мысль озвучивал именно Зур’даху.

Малый — равен великому. Великий — равен Малому.

Большой в опасности. Малый должен спастись.

Гибель большого — не равна гибели малого. Гибель Малого — не равно гибели Большого. Гибель обоих — гибель целого.

Ты понимаешь?

Не уверен…

Тогда паук начала сопровождать слова короткими образами.

То, что раньше было Прожорой, — небольшим сознанием, с простыми мыслями и желаниями, — теперь было черной бездной с древним существом внутри, которое смотрело на него, прошивая взглядом насквозь.

Я — МЫ — ЧЕРНОПРЯДЕЦ. Часть великого. Мы должны спастись в этой форме.

В тот же миг ему передался образ мертвого существа, всё еще источающего огромное количество тьмы — существа, к которому присосались Восемь