Архангелы: Битва за Землю - Евгений Истомин

Снова выстрелы, пистолетные выстрелы и автоматные в ответ.

Грассатор взлетел по железной лестнице.

Крыша здания была ровной, без каких-либо надстроек, лишь одиноко торчали две заржавевшие антенны и рогатина с оборванными проводами. Вера сидела посередине, рядом стояла сумка. Пистолет девушка держала у живота одной рукой, другой прижимала к груди плачущего ребенка. Наемники уже переваливались через невысокий бордюр, двое сзади нее и один сбоку, но она их не видела, очередным выстрелом заставив спрятаться того, что укрылся прямо перед ней.

— Вера!!!

Грассатор кинулся к ней, на ходу открыв огонь. Наемник, забиравшийся сбоку от девушки, полетел вниз. Пистолет-пулемет в левой руке Грасса беспомощно щелкнул. Он отшвырнул его. Из второго уложил одного из двоих наймитов, что маячили позади Веры. Второй успел скрыться, и Грассатор расстрелял все патроны поверх его головы. Отбросил второй «узи», метнулся к спрятавшемуся врагу и мощным пинком отправил его вниз.

Рядом засвистели пули. Грасс обернулся. Стрелял тот наемник, который прежде укрывался от выстрелов Веры. Но почему она больше не стреляет? Может быть, патроны кончились? Бросив быстрый взгляд на скорчившуюся фигуру девушки, он увидел, что ее пистолет лежит рядом. Выпал из рук! Нет!

Наемник уже взобрался на крышу и теперь, вскинув автомат и широко расставив ноги, был готов прикончить Грассатора. Это хорошо, все правильно, пусть стреляет в него, только не в Веру, только не в ребенка!

Грассатор метнулся к врагу, выписывая зигзаги. Ныла рана в ноге, предупреждая, что там не все в порядке, ныло плечо, но он не обращал на это внимания, не снизил скорость.

Наемник отчаянно пытался попасть, выдавая короткие очереди, но тщетно. Затвор щелкнул. Магазин опустел. Глаза у наемника расширились, он успел увидеть, что враг не останавливается, что пантерой бросается на него, сбивает с ног в пустоту, за бордюр. Последнее, что он услышал, — страшный чавкающий хруст в затылке.

Грассатор приземлился сверху, скатился с трупа. Попытался вскочить, но сделать это быстро уже не получилось. И все же, покачиваясь, он, как мог, поспешил к зданию, к лестнице. Миновал первый этаж, все еще затянутый клубами пыли. Ожидал, что наткнется на трупы Ареса и Экзукатора, но тех засыпало обломками кирпичей так плотно, что не виднелось ни клочка одежды. Останавливаться он не стал.

Вернулся на крышу.

Вера сидела в том же положении, а ребенок молчал, и это говорило о многом, это говорило обо всем, но Грассатор не хотел слушать ни голос разума, ни интуицию. Он медленно пошел по крыше, боясь позвать Веру по имени, боясь, что ему не ответят. Подойдя еще ближе, он увидел кровь, но и тогда запретил себе думать плохое.

Девушка сидела сгорбившись, прикрывая собой младенца и опустив голову на грудь.

Грассатор присел рядом. Погладил ее по голове, легонько приподнял подбородок. По краешку девичьих губ текла тоненькая струйка крови. Пуля вошла под левую ключицу, наверняка перебила легкое и вышла рядом с лопаткой. Кровь пропитала куртку и свитер, испачкала ребенка, прижатого к самой ране. Хотя, может быть, на девочке была и ее собственная кровь, смешавшаяся с материнской. Глаза оставались чуть приоткрытыми. Грасс накрыл их ладонью.

И вдруг заметил легкое шевеление. Жив! Младенец был жив! Грассатор попытался разжать мертвые руки девушки и с удивлением отметил, что ребенок своими миниатюрными ручонками вцепился в одежду прямо над раной, нет, даже не в одежду, а именно в кожу вокруг раны. Он осторожно отодвинул ручонки, попытался отнять ребенка от матери, и тут же из раны Веры короткими толчками засочилась кровь.

Грассатор отпрянул, а младенец нелепыми, казалось бы, хаотичными движениями тела вернулся в прежнее положение, вцепившись в мать. Кровь тут же остановилась.

Грассатор поднял брови. Даже если ребенок действительно необычен, если он действительно один из них… Но воплощенные не умеют останавливать кровь в чужой ране, это неестественно, это противоречит законом природы. Они могут перенаправить кровь от раны, но только от своей раны! Однако если… рожденный несколько часов назад ребенок по-прежнему сохраняет тесную связь с матерью с помощью чего-то вроде фантомной пуповины. И теперь он бессознательно залечивает ее раны, как свои, так же, как до этого передавал матери возможность чувствовать других ангелов…

Грассатор протянул руку и проверил пульс у Веры на шее. Есть! Как он раньше его не заметил? И усиливается. Он поднял девушку на руки вместе с ребенком, который по-прежнему прижимал ручонки к ране, и осторожно зашагал к лестнице.

Путь до первого этажа оказался непростым — давали о себе знать повреждения, адреналин больше не действовал на забитые кислотой мышцы, кровь то и дело ослушивалась, возвращалась на привычные маршруты и короткими струйками выбивалась из ран.

Добравшись до ближайшего автомобиля, Грассатор уложил Веру с ребенком на заднее сиденье. К этому времени он уже не только чувствовал, но и слышал, как к нему приближаются трое. Но это не были наемники. Эти трое не были даже людьми…

40

Грассатор ждал их приближения, встав перед машиной. У него еще был пистолет с полной обоймой, заткнутый за пояс сзади, но пока он его не доставал. Тупо, без эмоций рассматривал троицу нововоплощенных.

Одеты они были очень хорошо — черные костюмы, блестящие ботинки, длинные пальто. Мелькнула мысль, что это Экзукатор, скорее всего, приодел их на собрании, которое организовывал и место проведения которого им с Аресом так и не удалось найти, хотя под конец они уже догадывались, что не зря Экзукатор суетился в Новосибирске.

Лица у всех правильные, породистые, как и должно быть, восточноевропейские. Все новички были практически лысыми, и если недавно пробившиеся брови уже выглядели вполне нормально, то на черепушках волосы все еще еле-еле виднелись. Подбородки были выбриты — ребята уже явно начали осваиваться. Быстро.

Мужчины остановились шагах в десяти от Грассатора. Тот, что шел посередине, чуть подался вперед. Пока они все выглядели одинаково, да еще и в одинаковой одежде, так что чем-то выделить именно этого мужчину Грассатору было сложно. Разве что — прямой аристократический нос да ростом чуть выше остальных. Заговорил он на русском языке, конечно же, без акцента, но пока еще довольно сухом и куцем:

— Приветствую. Имя?

— Грассатор.

— Экзукатор и Арес?

— Мертвы.

— Ты убил?

— Нет. Друг друга. Но мне жаль, что Экзукатора убил не я.

— Женщина?

Грассатор чуть замялся, но решение принял быстро:

— Мертва.

— Ребенок?

Он не ответил, ведь они наверняка и так чувствовали младенца. Он напрягся, готовый достать пистолет. Пусть их трое, пусть они «свеженькие», но у них еще не было времени ничему научиться. Он может справиться с ними в одиночку, если не подпустит близко.

— Жив, — не дождавшись ответа, констатировал «главный» и покосился на автомобиль. — То, что говорил Экзукатор, — правда?

— Я не знаю, что говорил вам этот ублюдок, но сомневаюсь…

Мужчина обернулся к своим спутникам, сначала к одному, потом к другому, снова уставился на Грассатора. Его зеленые глаза не выражали ничего, но Грасс знал, что это временно, эмоции будут все ярче, пропорционально тому, как будет исчезать и заменяться только языковым общением способность к телепатии.

— Мы чувствуем ребенка. Значит, Экзукатор был прав.

— В чем, если не секрет?

— У человеческой женщины от тебя родился ребенок.

— И что дальше?

— Он может быть опасен.

Грассатор медленно достал пистолет:

— Я — последний эмиссар! Я живу здесь вот уже семь веков. Сейчас именно я могу быть для вас опасен. Уходите. Ребенок останется со мной. Вы не тронете его.

— Не тронем, — легко согласился тот. — Совет еще не вынес решения. Ты должен привезти его на Совет.

— Совет? — Грассатор улыбнулся. Улыбка вышла паскудной.

Между невоплощенными тысячелетиями существовали неразрешенные разногласия, касающиеся видения будущего человечества. Договориться не получилось, а никакого другого способа разрешить конфликт у бесплотных существ не имелось, во всяком случае, способа, которого так жаждала человеческая составляющая их естества. В результате, как это бывает, остались недовольными и те и другие, и все они в конце концов просто махнули на человечество рукой. Но теперь они здесь, они во плоти, в теле, которое может убить и которое можно убить. Теперь столько времени лелеемая ненависть приобрела конкретную форму. О да, скоро это временное перемирие, державшееся только благодаря тому, что новички еще не освоились в этом мире, развеется в прах.

— Вы совершили ошибку, воплотившись.

Собеседник Грассатора опустил голову:

— Возможно. Но обратной дороги нет.