Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого - Генрих Френкель

Германские националисты издавна относились к Франции как к исконному врагу; возможно, это подстегнуло некоторые газеты дойти в своих нападках до крайностей, которые не понравились даже Министерству пропаганды. Его представители указали, что антифранцузская кампания «не должна сводиться к обыкновенным оскорблениям и грубостям; ее нужно вести аргументированно, опираясь на факты. Подходящим материалом для пробуждения ненависти и презрения являются рассказы о зверствах французских солдат, так что нет необходимости прибегать к мелодраматической декламации, звучащей неискренне. Не стоит также задевать понятия и символы, священные для всей французской нации, например, такие как французский национальный флаг: это просто неразумно и может вызвать неблагоприятную реакцию».

За этими словами скрывалось опасение, что слишком грубые нападки только укрепят моральный дух французов и усилия немецких пропагандистов обернутся против них самих. Германские газеты с таким рвением принялись исполнять директиву «О кампании против Франции», что министерству пришлось призвать их умерить свой пыл и быть более разборчивыми в средствах.

Победы вермахта во Франции положили конец существованию «комплекса неполноценности», наблюдавшегося у немцев по отношению к их западному соседу после 1918 года. Директива для прессы, указывавшая, как следует освещать в газетах оккупацию Парижа, недвусмысленно заявляла: «Необходимо подчеркивать, что современная германская армия сумела за несколько недель осуществить то, чего не удалось добиться за всю кампанию 1914–1918 годов. Причинами явились: лучшее вооружение, лучшее руководство и более крепкий тыл» (что было вполне правдоподобно и подтверждалось фактами).

Та же директива объясняла, что, говоря об оккупации Франции, следует избегать каких бы то ни было сентиментальных поблажек по отношению к французам, но маршала Петэна лучше избавить от критики: «В этом вопросе не стоит быть похожими на французов, обвинявших в свое время маршала Гинденбурга во всех грехах только за то, что он становился в 1918 году на защиту своего народа».

Так или иначе, но германские армии вступали в Париж, и немецкие журналисты никак не могли разобраться в том, как им осветить это событие: проводить мысль «о мести» не рекомендовалось; следовало придерживаться идеи «суровой расплаты» с Францией, но чем одно отличалось от другого, понять было трудно.

Когда стих грохот боев и немецкие бомбардировщики перестали висеть над дорогами, было подписано перемирие в Компьенне. Это был долгожданный и великий момент, и Геббельс, продумывая порядок «сцены подписания капитуляции», проявил немалые способности к пониманию сценических законов, которые могли бы сделать честь любому режиссеру провинциального драматического театра.

По его указанию капитуляция Франции была принята в том самом историческом железнодорожном вагоне, в котором маршал Фош принял в 1918 году капитуляцию Германии; для этого вагон забрали из музея в Париже и перевезли на старое место, в Компьеннский лес, где он стоял в первую мировую войну. Так новый триумф смыл позор прежнего поражения! Представители побежденной страны стоя выслушали условия капитуляции, которые продиктовал им Гитлер, восседавший (сами понимаете!) в том самом кресле, в котором двадцать два года назад сидел маршал Фош, принимавший капитуляцию немцев. Немецкие кинооператоры засняли эту сцену во всех подробностях, и ленту крутили во всех кинотеатрах под аккомпанемент восторженных комментариев диктора, упиравшего на историческую символику. Жаль, что в те времена не было телевидения! Тогда актерские способности участников сцены проявились бы, несомненно, еще более ярко!

После подписания перемирия редакторы германских газет получили указание несколько смягчить «пропаганду ненависти», не допуская, однако, никаких «фальшивых сентиментов» в отношении Франции. Составленный ранее обширный список «преступных деяний Франции, начиная с 1648 года и до наших дней», был отложен в сторону, и пропагандисты переключили все усилия на Англию, ставшую теперь «врагом № 1». Удобной мишенью для их нападок стала речь Черчилля, произнесенная 18 июня 1940 года, в которой он призвал всех французов, где бы они ни находились, бороться против немцев и помогать Англии.

Газеты получили команду (не выставляя себя друзьями Франции!), «разоблачать подлое поведение Черчилля по отношению к своему побежденному союзнику»: ведь Англия не только не послала во Францию обещанное количество дивизий, но еще в добавок ко всему 30 000 англичан отправились развлекаться на ежегодный конноспортивный праздник в Дерби, состоявшийся как раз в те дни, когда французские войска истекали кровью на полях сражений. Страдания французов, перенесенные ими во время войны (например, испытания, выпавшие на долю беженцев), тоже объяснялись происками англичан, проводивших «нечестный курс по отношению к Франции».

Итак, пропаганда против Франции постепенно свертывалась, но зато наладки па Британию достигли летом и осенью 1940 года особого размаха, и огромное большинство немцев, от самого последнего партийного чиновника и до самого министра пропаганды, считало скорое падение Британии неизбежным и не вызывающим сомнений.

Но постепенно стало наступать отрезвление: пропагандисты начали переходить от безусловной уверенности в том, что «подлая игра господина Черчилля окончательно проиграна», к более осторожным оценкам и потихоньку внушить своим согражданам сознание того, что англичане отнюдь не считают себя побежденными и что конец войны наступит еще не так-то скоро.

Как раз в то время по указанию Геббельса начал выходить новый «серьезный» еженедельник для образованных читателей — «Дас райх», и его редакторы в мае 1940 года высказали убеждение, что Британия проигрывает войну. Месяц спустя, после поражения англичан под Дюнкерком и падения Парижа, судьба Англии считалась решенной. Еще через месяц, в передовой статье от 14 июля, журнал уверял читателей, что «в Англии все простые граждане постепенно начинают понимать, что эту войну нельзя выиграть». Затем в конце августа «Дас райх» поставил вопрос: «Почему Англия проигрывает эту войну?», а в конце сентября объяснял, что полное крушение Англии — всего лишь вопрос времени, и любопытно будет посмотреть, в каком виде оно произойдет.

Министерство пропаганды придерживалось более осторожной позиции. В июле, когда Гитлер, выступая в рейхстаге, посоветовал англичанам закончить войну и заключить мир с Германией, газеты получили директиву не создавать у читателей впечатление, что высадка в Англии вот-вот произойдет, поскольку британское правительство не проявило интереса к предложению фюрера. Через две недели после этого снова было сделано предупреждение газетам не писать в специальных выпусках новостей, что решающее наступление на Англию уже началось. Было дано разъяснение, что время нанесения решающего удара будет определено лично фюрером, поскольку только он, с его гениальной проницательностью и чутьем, способен решить эту ответственную задачу.

В сентябре 1940 года германские газеты опубликовали ужасающие сообщения о пожарах в разбомбленной английской столице и о бедствиях ее жителей, и министерство снова предупредило журналистов о том, что не стоит слишком настойчиво развивать эту тему. Газетам посоветовали не расписывать панику в Лондоне и не убеждать читателей в том, что моральный дух лондонцев уже сломлен. «Какой бы мрачной ни казалась ситуация в Лондоне и какие бы сенсационные подробности ни обнаруживались при этом, следует строго избегать любых предсказаний и предположений о будущих событиях. Хребет Англии еще не сломан, и она еще сохраняет волю и способность продолжать войну», — гласила директива министерства.

Потом оказалось, что германские люфтваффе проиграли «битву за Англию», и в Министерстве пропаганды поняли, что драматические отчеты германских газет об объятых пожарами домах и целых улицах, о переполненных станциях метро и ненадежных бомбоубежищах не дают, при всей их яркости, правдивой картины событий. Поэтому в начале декабря германские периодические издания получили указание не помещать столь впечатляющих описаний ситуации в Англии, если по ним могут быть сделаны неверные выводы о моральном духе и стойкости англичан: «Население Германии не должно полагать, что сопротивление Англии будет сломлено уже через несколько недель».

Несмотря на такое благоразумие, германская пропаганда была просто не в состоянии смириться с тем, что противовоздушная оборона Британии одержала победу в боях с германской авиацией. Пропагандисты Геббельса сделали вид, что «битвы за Англию» просто не было — она никогда не происходила в действительности, только и всего: «Что же касается заявлений англичан о том, что подготовка германского вторжения в Англию сорвана и что высадка германского десанта в настоящее время невозможна, — то это не более чем уловки британской пропаганды, выдающей желаемое за действительное, как это уже бывало раньше, в октябре и ноябре 1939 года. Тогда британские газеты тоже писали, что Германия оставила попытки вовлечь Голландию и Бельгию в войну, но последующие события показали, что Германия действует так, как приказывает фюрер, знающий, что и когда надо делать. Так будет и теперь. Нужно только помнить о замечании фюрера, сделанном недавно в речи во Дворце спорта: «Когда люди в Англии проявляют чрезмерное любопытство и задают вопрос: «Почему же он не приходит?» — им следует отмечать так: «Не волнуйтесь, все еще впереди. Он придет!»