Северный пламень - Михаил Голденков

Что касается войны, то даже Карл уже не мечтал о быстром ее окончании, о чем еще совсем недавно часто говорил. Несмотря на годовой «отдых» в Саксонии, войска продвигались медленно. В октябре 1707 года в Слупце, к северу от Калиша, король почти месяц дожидался подкреплений из Швеции и Финляндии, после чего его силы выросли до сорока с лишним тысяч человек. На целых четыре месяца Карл застрял к западу от Вислы: польский тыл надо было сделать безопасным. Чтобы подкрепить слабое войско Станислава Лещинского, пусть в нем и насчитывалось до восемнадцати тысяч ратников, ему оставили еще восемь тысяч солдат шведского войска.

Король-полководец полагал, что Лещинский управится с Коронным войском сандомирских конфедератов, поддерживаемых Московией, а великий литовский гетман Михал Вишневецкий также с восемью тысячами солдат вместе с Сапегами (четыре тысячи) разобьет хоругви польного литовского гетмана Огинского, все еще державшего сторону царя. Вялая гражданская война литвинской шляхты под девизом «шляхетская кровь должна не проливаться, а умножаться» гасила силы Великого Княжества. Ни сандомирские, ни варшавские конфедераты не горели желанием ввязываться в войну на востоке. Польско-литвинская сумятица и ожидание шведских пополнений подарили царской армии дополнительную передышку.

И все же восемь лет походной жизни и боев подточили дух «синей рати», как и строгую протестантскую мораль. Проповедник королевских драбантов Энеман все чаще упрекал солдат армии Карла в своеволии и распутной жизни среди лютеран в Саксонии, жаловался самому королю. Но Карл молчал и только хмурил брови. Война оказывалась не совсем такой, как ему казалось с самого начала.

Глава 21

”Стуль маскалі, а сьюль швяды!”

Февраль 1708 года для царя Петра стал месяцем сплошных ужасов и треволнений. Вначале пришло сообщение, что чеченцы, мичкисы, аксайцы, кумыки и казаки-староверы напали на Терский острог. Чуть позже «злодейственное сонмище» казаков, беглых стрельцов и солдат перекрыло Волгу и подступило к Саратову… Пришлось посылать войска и туда… А тут еще 23 февраля русский посол А. Лит переслал из Берлина в Санкт-Петербург «устрашающее» известие миргородского полковника Миклашевского о том, что все силы Восточной Европы двинулись на восток, что в район Сморгони пришли Карл и Станислав, на восток идут пруссаки, войска коронного гетмана, краковского и киевского воеводы и Августа II, присягнувшего на верность шведскому королю. Сапеги собрали пятьдесят тысяч войск, и много собрано князем Вишневецким против Москвы. Московцев и казаков «гонят и бьют так крепко», что казацкими мертвецами устлана дорога до Молодечно, Друи и Долгинова.

Как в таких сложных условиях отражать возможное шведское нашествие — такой вопрос встал перед штабом Петра I. Был изначально план дать бой на Висле или Западном Буге, с опорой на гродненскую базу. В Жолкове, где пребывало московское командование с декабря 1706 года по апрель следующего года, решили использовать другую тактику. В Прибалтике шведская армия успешно воевала за счет подвоза припасов с моря. Война в Польше и Литве велась путем выдавливания контрибуций из местного населения… Погасить наступательную войну шведов Петр I решил планомерным отступлением и измором, опустошая пространство вокруг противника. Его не волновало, что ради победы над армией неприятеля в десять или пятнадцать тысяч человек он обрекает на голодную смерть сотни тысяч. Здесь главным Петр считал себя любимого и великого. Он один должен был выжить и победить. Пусть все вокруг сгорело бы ярким пламенем. Так даже лучше!.. Учитывал царь лишь одно: что неприятель «от дальнего похода утомится» и его войска придут в «немалое разорение»… Конница должна была тревожить неприятеля неожиданными налетами, угрожать тылам и флангам, лишать покоя на стоянках…

Обоз войска Карла взял курс на Радошковичи, куда прибыл 18 марта и где стоял по 6 июня. Здесь 31 марта король провел масштабные учения своей армии. На эти учения прибыл и Станислав Лещинский, по дороге заехав в Вильну и торжественно приняв ключи от города от виленского магистрата. Прибыл и Адам Людвик Левенгаупт, старый боевой товарищ Миколы. Здесь же, 7 мая, состоялись экзамены по логике и философии для литвинских новых лютеранских пасторов, принявших лютеранский сан и поступивших на службу в Северо-Саксонский отдел рейтаров. В лютеранство перешли польский магнат Ярослав Любамирский и русский Януш Вишневецкий, как и целый ряд прочих литвинских, русских и польских шляхтичей. Магнаты и шляхта подписали документ Wyznanie wiary prawdziwej chrześcijańskiej Ewangielicznej. По главенству католического костела вновь был нанесен удар, вновь Ватикану предлагали подвинуться, как это было в Литве еще лет пятьдесят назад, до тринадцатилетней войны с царем Алексеем… Католики Польши не на шутку перепугались: в случае победы Карла власть над Речью Посполитой сосредотачивалась бы в руках протестантов! Впрочем, протестанты Литвы восприняли сей акт как победу…

Здесь же, в Радошковичах, армия вновь столкнулась с проблемой снабжения провиантом. Но на этот раз не только Микола заступался за разоряемую родную землю, но и Адам Левенгаупт.

— Поймите, мой король, — говорил Лещинский Карлу и Стенбоку, которые настаивали на почти полной конфискации хлеба, — земля не родит столько, сколько нужно нашему войску. Если бы мы собрали всю контрибуцию этой страны, то страны бы не стало…

В мае в Радошковичах скончался один из видных королевских генералов сорокавосьмилетний Арвид Мардефельд. Кажется, у него было ранение, но умер он достаточно неожиданно. Может, заболел? Кмитич был удивлен, что не только немцы и прибалты, но и более северные шведы часто сетовали на капризы литвинской погоды и климата, особенно жалуясь на частые дожди летом и осенью… В Радошковичах был избран и новый великий гетман ВКЛ. Им стал бобруйский староста Ян Сапега. И вновь ворчанья и недовольства среди шляхты: многие желали видеть булаву в руках Михала Вишневецкого, который год назад перешел в стан сторонников Карла. Но были ли шансы у Вишневецкого после того, как он слишком долго просидел в лагере Фридриха Августа, воюя с Сапегами? Ян Сапега, впрочем, повел себя по-детски глупо: вместо того, чтобы сплотить и усилить позиции шляхты вокруг себя, он продолжал хатнюю бойку тем, что захватывал маентки Людвика Паца, Рыгора Огинского и некоторых других былых врагов.

В эти же дни Минск-Литовск покидал напуганный близостью шведской армии фельдмаршал Шереметев. Его торжественный караван из множества коней, быков, повозок, карет и даже навьюченных верблюдов, обеспечивший спокойствие старому доброму городу на Свислочи и Немиге, спешно уходил. И едва основное войско московского графа скрылось за поворотом менской дороги, как распоясались арьергардные войска Московии. Солдаты рыскали по всем крамам, сбивали тяжелые амбарные замки прикладами фузей, врывались в дома, забирая все и вся, поджигая амбары и склады, чтобы не досталось шведам… В таких условиях в Менске началась Масленица. Естественно, что было не до блинов… Литвины как могли давали отпор грабящим город бестиям, тушили огонь, нескольких грабителей убили, но порядок в город это не вернуло… 24 февраля арьергард московского войска встал на Троецкой Горе и еще два дня нещадно грабил город и предместья, ограбив ночью и монахинь-базилианок троецких, после чего «московские лотры» снялись и ушли, хотя ушли далеко не все. О чем и пожалели… Конец этим бесчинствам положил авангард шведского войска, состоящий из молдавских вершников, лихих всадников в шапках с соломенными пучками для отличия. Небольшой их отряд ворвался в город и принялся рубить тех московитов, кто еще не насытился грабежами. Двух московитян забив насмерть, молдаване так же быстро исчезли, как и появились. Горожане было вздохнули с облегчением, но тут новая беда: в Менск влетели, словно нечистая сила, калмыки, рыскающие в округе города и теперь направившие своих низкорослых коней на само местечко. Эти антихристы сразу же стали выбивать двери в церкви Святого Духа. Высадив двери, они прямо на конях ворвались в храм, кроша все на своем пути, хватая все, что можно было унести. Они выбили дверь в ризницу, схватили два золотых кубка, смели на пол все свечи с алтарей, забрали накидку от святого причастия, а также схватили четыре ценных иконы… Обобрав церковь, эти дикари кинулись на доминиканский костел, но вход им преградила железная дверь, высадить которую калмыки как ни пытались, так и не смогли.

Мещане города с ужасом и возмущением наблюдали за новыми разбойниками, обрушившимися на их город, и когда калмыки ворвались в церковь Святого Петра, то жители Менска не выдержали.

— Их же мало! Давайте перебьем этих диких варваров! — кричали люди… Возмущенные горожане похватали кто что мог: кто палки и дубины, кто сабли и копья, а кто и огнестрельное оружие, и все бросились к церкви Святого Петра, где орудовали пара десятков калмыков. Вооруженная толпа набросилась на кучку негодяев, грабящих храм, и завязалась отчаянная бойка. Дикарям крепко досталось. Их побили, отобрали все награбленное, а двое калмыков так и остались лежать в лужах крови с разбитыми бритыми головами. Их товарищи даже не стали забирать их трупы, быстро унося ноги от разгневанных минчан…